— Как дела? — спросила Карен, заглядывая в кухню. Очевидно, она оставила Дэниэла и Саймона наедине в гостиной, чтобы они могли без помех побеседовать о своем, о мужском.
— Отлично, — отрапортовала я.
— Следи за соусом, Люси, — нервно распорядилась она. — Если в нем будут комки, я тебя убью.
Я ничего не сказала, но мне захотелось запустить в нее кастрюлькой с соусом через всю кухню.
— А где твой сумасшедший ирландец?
— Едет.
— Пусть поторапливается.
— Не волнуйся.
— Во сколько ты велела ему быть?
— В восемь.
— А сейчас четверть девятого.
— Карен, он сейчас придет.
— Это в его же интересах.
Карен подхватила под мышку какую-то бутылку и метнулась обратно в гостиную.
Я продолжала помешивать соус, чувствуя, как под ложечкой зарождается тихий трепет беспокойства.
Гас придет.
Но я со вторника не говорила с ним и не видела его с воскресенья, и сейчас этот отрезок времени вдруг показался мне ужасно долгим. Неужели он уже успел забыть меня?
Не прошло и десяти минут, как снова прилетела Карен.
— Люси, — завопила она, — уже полдевятого!
— И что?
— Где, наконец, твой Гас?
— Не знаю, Карен.
— Ясно, — проскрежетала она. — Не кажется ли тебе, что самое время это выяснить?
— Может, позвонить ему? — предложила Шарлотта. — Просто чтобы убедиться, что он не забыл. Может, перепутал день.
— Или год, — злобно съязвила Карен.
— Уверена, он уже едет, — сказала я, — но на всякий случай звякну.
Говорила я намного увереннее, чем ощущала себя. Я вовсе не была уверена, что Гас едет к нам. Он мог забыть, его могли задержать, он мог попасть под автобус. Но я не собиралась подавать виду, как беспокоюсь. Этого никто не должен знать.
Я растерялась. Мне было стыдно Кавалеры Карен и Шарлотты оба приехали вовремя, с бутылками шампанского. А мой опаздывал уже на полчаса, и ясно было, что не привезет и бутылки пива, да что пива — воды из-под крана, когда наконец появится.
Если появится, произнес тоненький голосок у меня в голове.
Меня охватила паника. Что, если он не приедет? Что, если больше не придет, не позвонит, вообще я о нем никогда не услышу? Что мне тогда делать?
Я пыталась успокоиться. Конечно, он придет. Должно быть, сейчас уже подходит к нашему дому. Я ему очень нравлюсь, я определенно ему небезразлична, конечно же, он меня не бросит.
Звонить Гасу я не хотела, я никогда не звонила ему. Он дал мне свой номер телефона, когда я попросила, но у меня осталось ощущение, что мои частые звонки его не обрадуют. Он говорил, что ненавидит телефоны, что они — необходимое зло. Да у меня и не было надобности ему звонить, потому что он всегда звонил сам, и, если задуматься, то были почти всегда краткие звонки из телефона-автомата с уличным шумом в качестве фона. Или он сразу приходил ко мне домой, или встречал меня с работы.
И уж, конечно, мы не висели на телефоне по нескольку часов, шепча и хихикая в трубку, как Шарлотта и Саймон.
Я нашла в записной книжке номер Гаса, набрала его. Из трубки плыли длинные гудки, и никто не подходил.
— Не отвечают, — с облегчением сказала я. — Наверно, уже едет.
Но тут на том конце провода кто-то снял трубку.
— Алло, — сказал мужской голос.
— Мм… алло, можно Гаса?
— Кого?
— Гаса. Гаса Лавана.
— А, этого. Нет, его нет.
Я прикрыла микрофон ладонью и улыбнулась Карен.
— Он едет.
— Когда вышел? — спросила она.
— Давно он ушел? — послушно повторила я.
— Дайте подумать… Да уже недели две как.
— Что-о-о?!
Видимо, ужас слишком явственно отразился на моем лице, потому что Карен тут же взорвалась:
— Не верю! Спорю на что угодно: этот паршивец вышел пять минут назад. Что ж, тем хуже для него, потому что ждать мы больше не будем…
Голос удалялся: не переставая говорить, Карен двинулась на кухню — несомненно, подгонять Шарлотту, чтобы заканчивала сервировать закуски.
— Две недели? — спокойно переспросила я. Как ни велик был мой ужас, я понимала, что эмоции лучше держать при себе. Слишком унизительно обнародовать их перед соседками и их приятелями.
— Да, пожалуй, недели две, — раздумчиво ответил голос в трубке. — Может, дней десять, но не меньше.
— А, ну спасибо.
— А кто это? Менди?
— Нет, — ответила я, чувствуя, что вот-вот расплачусь. — Это не Менди.
Черт, что еще за Менди такая?
— Передать ему что-нибудь, если вдруг увижу?
— Нет, спасибо. До свидания.
Я повесила трубку. Творилось что-то не то, и я это знала. Такое поведение ненормально. Почему Гас даже не обмолвился, что сменил квартиру? Почему не дал мне новый номер телефона? И, наконец, где он сейчас?
В коридор вышел Дэниэл.
— Господи, Люси, что с тобой?
— Ничего, — с вымученной улыбкой ответила я.
Из кухни вернулась Карен.
— Люси, прости меня, мы подождем его еще немного.
Не надо. Нет, нет, нет. Я не хотела больше ждать ни минуты. У меня появилось ужасное чувство, что он вообще не придет. Я не хотела, чтобы мы все сидели и смотрели на дверь, потому что тогда станет совершенно очевидно, что он не придет. Пусть уж вечер идет своим чередом без него. А потом, если он все-таки приедет, лишний раз порадуюсь.
— Да нет, Карен, пойдем лучше за стол.
— Ерунда какая. Подождем еще полчаса, это нетрудно.
Вот всегда так. Когда это мне совсем не нужно, Карен со мной мила до чрезвычайности, а в принципе такое с ней случается редко.
— Иди к нам, сядь, выпей вина, — предложил Дэниэл. — Ты белая, как привидение, и вид у тебя измученный.
Мы перебазировались в гостиную, я взяла из чьих-то рук бокал вина и постаралась вести себя как обычно.
Все остальные действительно были веселы и спокойны: они болтали, дурачились, потягивали вино, а я сидела каменная от напряжения, бледная, не говорила ни слова, в молитвенном ожидании звонка в дверь или по телефону.
«Пожалуйста, Гас, не поступай так со мной, — молча умоляла я. — Господи, прошу тебя, пусть он придет».
Полчаса пролетели как полминуты, и вот уже пробило девять.
Время — непонятная штуковина. Когда хочется, чтобы оно мчалось во весь опор, как мне на работе, оно еле ползет. Но при этом сутки могут пролететь как один час. Сейчас, когда я так жаждала, чтобы время остановилось, оно неслось вперед с бешеной скоростью. Мне нужно было, чтобы оно застыло на отметке 8.30 часа на два, не меньше, и Гас не так сильно опоздал бы; чтобы оно шло медленно-медленно, удерживая меня в том промежутке, где он еще мог приехать. Каждая проходящая секунда, каждая секунда, прибавляющая время, была моим врагом. С каждым тиканьем часов Гаса уносило от меня все дальше и дальше.
Как только в беседе возникала заминка, — а их было немало, потому что все мы чувствовали себя несколько неловко из-за непривычных в нашем доме церемоний, а выпито пока было недостаточно, — кто-нибудь обязательно говорил: «Что там у Гаса стряслось?», или: «Откуда ему ехать? Из Кэмдена? Наверно, авария в метро», или: «Конечно, он не понял, что ты приглашаешь его на восемь буквально».
Никто особенно не нервничал. А я нервничала.
Мне было страшно.
И не только потому, что он опаздывал, хотя и это само по себе было неловко после переполоха, который Карен устроила из-за этого обеда; опоздание пугало, потому что он, оказывается, съехал с квартиры, не известив меня. Теперь оно казалось мне дурным знаком. Неважно, как именно я смотрела на это, но чувствовала, что это НЕХОРОШО.
Меня стало понемногу одолевать отчаяние.
Что, если он не придет?
Что, если я никогда больше его не увижу?
Кто такая Менди?
Я делала попытки принять участие в легком, необременительном общении в гостиной, пыталась слушать, что говорят другие, растягивать непослушные, онемевшие губы в улыбке.
Но была настолько возбуждена, что с трудом могла усидеть на месте больше минуты.
А потом маятник качнулся в противоположную сторону: я успокоилась. В конце концов, Гас опаздывает всего на час, ну, на час с четвертью, — проклятье, неужели прошел уже час с четвертью? Скорее всего, он вот-вот появится, немного пьяный, с каким-нибудь веселым, неправдоподобным объяснением. Я всегда реагирую слишком остро, сурово твердила я себе. Я не сомневалась, что он придет, и слегка посмеивалась над своей вечной склонностью предполагать худшее.
Гас мой друг, мы так сблизились за последние два-три месяца, я знаю, что он любит меня и не сделает мне больно.
40
К десяти вазы с чипсами опустели, а мы все порядочно напились.
— Больше я это дерьмо не слушаю, — объявила Шарлотта, выключая музыку. — Джаз, шмаз — на фиг.
— Какой у тебя плебейский вкус, — поморщилась Карен.
— Ну и что? — громогласно спросила Шарлотта, вся красная и разгоряченная. — Все равно это дерьмо — ни мелодии, ни смысла. Сколько раз я пыталась подпевать, и ничего не выходит, не попадаю. Где там мои «Симпли Ред»?
Карен позволила Шарлотте поменять кассету, а это значило, что и она сама уже пресытилась последними музыкальными изысками Джона Колтрана.
— Ну ладно, — объявила Карен, меняя тему. — С Гасом или без Гаса, а нам пора начинать обед. Я хочу, чтобы вы вкусили эти божественные блюда до того, как окончательно напьетесь и вам будет уже все равно, что есть. Кушать подано. Шарлотта, Люси, — подтолкнула она нас к дверям.
То был условный знак, по которому мы превращались в девочек на побегушках.
Я не могла съесть ни крошки, ибо до сих пор из последних сил надеялась, что Гас объявится. Просто войдет в дверь с каким-нибудь фантастическим, невероятным объяснением своего опоздания. «Гас, я не буду на тебя сердиться, — пылко обещала я. — Честное слово, не буду, только приезжай, я ни слова не скажу».
Через некоторое время никто уже не говорил ничего вроде: «Интересно, что же там у Гаса?» или «Что же стряслось с Гасом?», выглядывать из окна, не подъезжает ли к дому такси.