— Помочь тебе собрать вещи? — спросила Меридия.
— Может быть, может быть, — усмехнулась Меган.
— Чего это ты такая довольная? — не зная, что и подумать, спросила Меридия, мучимая неясными подозрениями. — Кстати, меня зовут Меридия, — рассеянно добавила она.
— Возможно, я поднимаюсь вверх. — Меган ткнула пальцем в потолок. — Вверх, понятно?
Меридия не сразу оправилась от шока.
— Что ты имеешь в виду? — выдавила она. — Куда же выше — в очередь за пособием по безработице?
— Да нет. — Меган опять улыбнулась той же таинственной, плотоядной улыбкой сфинкса. — На несколько этажей вверх.
У Меридии сделалось такое лицо, будто она вот-вот упадет в обморок.
— На сколько? — хрипло спросила она.
Меган загадочно улыбнулась.
— На два? На три? — полузадушенно пискнула Меридия.
А Меган, жестокосердая Меган, выждала несколько нестерпимо долгих секунд и отрицательно покачала головой.
— Не на четвертый же этаж? — из последних сил пролепетала бедная Меридия.
— Да, толстенькая моя, именно на четвертый.
Как выяснилось, Меган в своих шортах попалась на глаза Фрэнку Эрскину, одному из пузатых, лысых, падких на молоденьких девочек старых пердунов из дирекции. И этот самый Фрэнк, всемогущий, как все они, ничтоже сумняшеся, пообещал изменить ее служебное положение.
— Какое еще такое положение? — злобно съязвила Мери-дия. — Лежа на спине, ноги врозь?
Эта весть стремительно распространилась по учреждению, ибо короткие отношения Меган с сильными мира сего занимали воображение всего персонала. Кто бы не мечтал быть выхваченным из безвестности отдела по контролю платежей на первом этаже и вознесенным в заоблачные выси четвертого! Разумеется, с соответствующей прибавкой к жалованью.
Люди вздыхали и говорили: «Вот и не верь после этого в сказки».
Меридия приняла сенсационную новость болезненно: несчастье сломило ее. «Восемь лет я торчу здесь, — стонала она, — восемь лет! А эта австралийская штучка только что с самолета! Да кто она такая? Ее предки, наверно, овец воровали. Или трахали овец. У, шлюха».
Стоило кому-нибудь сказать Меридии: «Я слышал, что Меган идет в гору», она отвечала: «Она идет в гору, потому что катится в бездну, если вы понимаете, о чем я». Затем поджимала губки и с выражением оскорбленной добродетели трясла головой.
Довольно скоро многозначительные намеки Меридии дошли и до Меган.
Тогда она с белыми от ярости глазами отвела Меридию в сторонку. Уж не знаю, о чем они там говорили, только после беседы Меридия два дня ходила бледная и напуганная и с тех пор при любом случае энергично убеждала всех, что Меган получила повышение исключительно благодаря своим профессиональным достоинствам.
По крайней мере, публично она высказывалась именно так.
50
Когда я думаю о том лете, то вспоминаю, как Гас встречал меня с работы. Палящая жара дня понемногу отступала, и тихими, теплыми вечерами мы сидели за вынесенными на улицу столиками пабов, пили холодное пиво, болтали и смеялись.
Иногда собирались большие компании, иногда мы с Гасом были только вдвоем, но неизменным оставался прогретый солнцем воздух, звон кружек и шум разговоров вокруг.
Солнце садилось поздно, и настоящая ночь так и не успевала наступить. Синева просто сгущалась, небо темнело, а через несколько часов снова вставало солнце, и начинался новый ослепительный день.
Жара изменила всех, сделала нас намного приветливее и терпимее.
Лондон наполнился разговорчивыми, приятными людьми — людьми, которые, обычно в остальные три времени года, съежившись от холода, молча снуют по улицам. Они стали по-средиземноморски открытыми и милыми оттого, что могли до одиннадцати часов вечера сидеть в открытых уличных кафе в одних майках без риска замерзнуть до смерти.
Стоило только посмотреть на полные народу пабы, чтобы безошибочно определить, кто из посетителей работает, а кто сидит без работы — и не потому, что безработные никогда никому не выставляли угощение. Просто загар у них был по-южному великолепен.
Жара стояла такая, что не хотелось даже думать о еде до десяти-одиннадцати часов вечера, а тогда мы забредали в какой-нибудь ресторанчик с открытыми настежь по случаю лета окнами и дверями, пили там дешевое вино и воображали себе, будто мы за границей.
Каждую ночь, ложась спать, мы открывали все окна, но даже под тонкими простынями было слишком жарко, чтобы уснуть.
Было невозможно представить себе, что когда-нибудь снова похолодает. Как-то ночью, устав от духоты, я в отчаянии вылила на себя стакан воды, что оказалось очень приятно. А приступ бурной страсти, которым в результате воспылал ко мне Гас, был еще приятнее.
У нас всегда находилась куча дел. Жизнь превратилась в непрерывную череду пикников, вечеринок и ночных развлечений — по крайней мере, так мне запомнилось. Наверно, иногда я все-таки оставалась дома, мирно смотрела телевизор и рано ложилась спать, но, если и так, я этого не помню.
Кроме того, что мы все время были чем-то заняты, вокруг нас постоянно клубилась тьма народу, а уж Гас, разумеется, каждый вечер был готов идти куда угодно.
Ни разу за все лето у меня не возникло проблемы, что хочется пойти выпить, но не с кем.
Сотрудники нашего дружного отдела вечерами часто составляли нам компанию, и даже бедняжка Меридия, охая и отдуваясь, доходила до кафе, падала на стул и, обмахиваясь изо всех сил веером, жаловалась на страшную слабость.
Джед и Гас очень подружились, хотя и не сразу. При первой встрече они вели себя, как два застенчивых мальчика, которым ужасно хочется поиграть вместе, но они не знают, как друг к другу подступиться. Потом наконец они отважились выглянуть из-за моей юбки и предпринять какие-то шаги к сближению. Гас, вероятно, предложил Джеду посмотреть на его новую трубку для гашиша, а может, еще на что-нибудь в этом роде. Потом их уже было не остановить. Мне едва удавалось молвить слово с Гасом в те вечера, когда с нами ходил Джед. Тогда они склонялись голова к голове и вполголоса вели долгие, таинственные разговоры — как мне кажется, о музыке. Мальчики часто говорят о таких вещах. В основном они старались перещеголять друг друга, вспоминая название какой-нибудь малоизвестной группы, гитарист которой потом стал играть где-то еще, и это могло тянуться дни напролет.
Но, стоило кому-нибудь поинтересоваться у Джеда и Гаса, о чем они беседуют, оба загадочно произносили: «Это наши мужские дела. Ты все равно не поймешь».
Что служило поводом для снисходительных улыбок, пока в один прекрасный вечер они не ответили так другу Шарлотты, Саймону.
Оба постоянно прохаживались насчет Саймона, его пристрастия к дорогой, модной одежде, электронной записной книжке и глянцевым номерам «Арены» и «Космополитен». Но незачем было так афишировать это.
Они никогда не упускали случая испортить настроение бедняге Саймону.
— Это у тебя новая майка? — спрашивал Гас с непроницаемым выражением лица, обычно предвещавшим какую-нибудь каверзу.
— Да, от Пола Смита, — гордо отвечал Саймон, разводя руки в стороны, чтобы мы все могли как следует рассмотреть его обновку.
— Да мы с тобой близнецы! — восклицал Гас. — Твоя майка один в один как те, что я купил на рынке на Чепел-стрит, пять штук за пятерку. Но, по-моему, тот тип, что продал их мне, не Смит, потому что всех Смитов прищучили месяц назад за скупку краденого. Ты уверен, что это Смит?
— Да, — напряженно кивал Саймон. — Абсолютно уверен.
— Может, их уже выпустили, — предполагал Гас и тут же заговаривал о чем-то еще, радуясь, что отравил Саймону удовольствие от новой вещи.
Пришел и долгожданный вечер, когда наконец-то познакомился с Гасом Дэннис. Он пожал Гасу руку и вежливо улыбнулся. Затем повернулся ко мне, изобразил на лице душевную муку, засунул себе в рот кулак, шепнул: «На два слова» и потащил меня в дальний угол паба.
— Ох, Люси, — простонал он.
— Что такое? — заволновалась я.
Дэннис закрыл лицо руками и драматически прошептал:
— Он ангел, совершенный ангел!
— Он тебе понравился? — возгордилась я.
— Люси, он БОЖЕСТВЕННО ХОРОШ!
Я не могла не согласиться.
— Симпатичные ирландцы так ужасно редки, — продолжал Дэннис, — но уж когда красивы, то красивы по-настоящему.
В тот вечер Дэннис бесстыдно ухаживал за Гасом, что я воспринимала крайне болезненно. По его мнению, в любви и на войне все средства хороши. Во всяком случае, совращая чужих парней, он всегда так говорит. Позже, в автобусе по пути домой, Гас сказал мне:
— Этот Дэннис — классный парень, такой приветливый, открытый.
Неужели Гас настолько наивен?
— У него есть девушка?
— Нет.
— Безобразие, чтобы у такого миляги никого не было.
Я приготовилась услышать от Гаса, что Дэннис пригласил его выпить в мужской компании через пару дней, но, к счастью, этого не произошло.
— Надо его с кем-нибудь познакомить, — сказал Гас. — У тебя есть свободные подружки?
— Только Меридия и Меган.
— Только не бедняжка Меридия, — сочувственно протянул Гас.
— А это еще почему? — насторожилась я.
— Разве так непонятно? — пожал плечами Гас.
— Что непонятно? — процедила я, готовясь столкнуть его с сиденья прямо на пол.
— Да ну, Люси, только не говори, что ничего не заметила, — наставительно возразил он.
— Что она полновата? — с жаром воскликнула я. — Хорошо, нечего ска…
— Да нет же, дурочка, — сказал он. — Я вовсе не о том. Господи, Люси, как ты могла? Вот уж не ожидал от тебя.
— Так о чем же говоришь ты?
— О Меридии и Джеде, разумеется.
— Гас, — серьезно сказала я, — ты спятил.
— И это может быть, — легко согласился он.
— Что значит «о Меридии и Джеде»?
— То, что Меридии очень нравится Джед.
— Нам всем очень нравится Джед.
— Нет, Люси, — терпеливо пояснил Гас, — я имею в виду, что Джед нравится ей в физическом смысле, что ей хотелось бы с ним переспать.