— Так и живите. Где прикорнул, там и твой дом. Ничего, не замерзнешь. У тебя меховая шуба.
— Но моя шуба рыжеватая, а земля стала белая. Меня каждый заметит. Сам знаешь, сколько у бедного зайца врагов!
— А ты от них наутек. Ведь хвастался, что у тебя быстрые ноги!
— Но это летние ноги. И сейчас они уже не быстрые, потому что проваливаются в снег. Мне нужны зимние ноги.
— Хорошо, будут у тебя зимние ноги.
Аук подул на Заячьи лапы. Между пальцами выросла шерсть, лапы распушились, стали широкими.
Держа Зайца за уши, Аук несколько раз окунул его в сугроб. И, кроме кончиков ушей, Заяц стал белым, как снег.
Аук пообещал, что белую шубу и пушистую обувку получат и каждую осень будут получать все лесные зайцы.
— Теперь зима вам не страшна. Беги, беляк!
И Заяц побежал. Сперва неуверенно. Потом все быстрей и быстрей на широких лапах, словно на лыжах.
Попробуй, волк, догони! Заяц даже перекувырнулся от радости.
На суку дуба, мимо которого пробегал Заяц, сидела пара ворон: Кар-Кар и Кар-Кара.
— Ты не спишь? — спросил подругу Кар-Кар.
— Вроде не сплю, — откликнулась ворона. — Хотя то, что я вижу, может только присниться. По лесу бегает и кувыркается сугроб.
Тут «сугроб» еще раз перекувырнулся и закружил по поляне, сочиняя новую песенку:
Я — заяц на лыжах, я — невидимка.
Белый на белом снегу.
Даже ворона меня проворонила —
Сама Кар-Кара! Ха-ха!!
— Каррр! Так это ты, бездомный бродяга? — прокаркала оскорбленная ворона. — Не рано ли радуешься? Посмотрим, какие стишки ты сочинишь, когда у тебя родятся дети. Они пропадут.
— Почему пропадут? — вздрогнул Заяц.
— Таков лесной закон. Малыши родятся слепыми, голыми, беспомощными. Без дома они пропадут. Если не веришь мне, спроси хотя бы белку. Небось побоишься спросить волчицу или лису.
Проживавшая неподалеку белка подтвердила, что ворона права.
— Бедный Заяц! Пока не поздно, попроси барсука потесниться. Может, он тебя пустит. У него огромная нора.
— Но я привык, сочиняя стихи, смотреть на луну, на звезды… и я думал, что мои дети тоже… Я поговорю с Ауком. Я его попрошу…
Весь лес был взволнован судьбой Заячьих еще не родившихся детей. Пропадут ли они, как напророчила известная предсказательница ворона Кар-Кара, или не пропадут? Этот вопрос обсуждался в гнездах и в норах, в небе и на земле.
Но пришло Время Зимних Снов, и лес уснул, так и не узнав, что ответил Зайцу Аук.
Долго-долго носились по лесу метели, заставляя голые черные деревья петь унылую зимнюю песню.
Наконец метели утихли, небо поголубело. И беличий нос, высунувшись из круглого, как шар, зимнего гнезда-гайна, почуял запах весны.
Белке очень хотелось есть. Она спустилась на землю, чтобы разыскать свои кладовушки, и заметила под елкой лущившую шишку мышь.
— С весной, соседка! — окликнула ее белка. — Чьи голоса ты слышала? Чьи следы видела? Чем новым пахнет в лесу?
Мышь была польщена тем, что белка, которая живет выше всех лесных зверей, поздоровалась с ней первая.
— Есть интересная новость, но она не пахнет. В лесу родились зайчата.
Беличий хвост распушился, стал похож на макушку молоденькой сосенки. Такое случалось с хвостом каждый раз, когда белка волновалась.
— Ты их сама видела?
— Я все видела! Даже рваный кончик левого уха у зайчихи-матери. Она боится навещать малышей, чтобы о них не пронюхали волк и лиса. Два дня малыши будут сыты, заячье молоко очень жирное. А на третий день Рваное Ухо придет их покормить.
— Разве это мать? — возмутилась белка. — Бросить своих детей, голых, слепых, беспомощных…
— Беспомощных?! — фыркнула мышь. — Да еще не было в лесу таких шустрых и самостоятельных малышей. И вовсе они не голые, а в шерсти, не слепые, а зрячие, не лежачие, а ходячие. Им было всего пять минут от роду, а как они сиганули в разные стороны! Один шмыгнул вон под тот можжевеловый куст. Я доверяю одной тебе эту тайну, потому что знаю: ты их не выдашь.
— Не беспокойся! Я умею молчать.
Мышь молчала, и белка молчала. Но не только у Рваного Уха родились зайчата. Такие события не могли остаться незамеченными. Слух дошел и до лиса по прозвищу Чуткий Нос.
Весь лисий род славится своим чутьем, а у Чуткого Носа был особенно острый нюх. Зимой он мышковал в поле, раскапывал мышиные подснежные норы. Он не только слышал под снегом писк, но и чуял запах мышей-невидимок.
Чуткий Нос решил найти неизвестно где спрятавшихся Заячьих детей. Зайчатина куда вкусней мышатины!
У белки заколотилось сердце, когда на лесной поляне она увидела рыжего разбойника. Он шел медленно и, низко опустив голову, вынюхивал следы.
Но следов не было. Зайчиха не навещала детей. И запаха затаившихся зайчат не было. Как приказала им мать, зайчата лежали неподвижно, прижав пяточки к земле.
Чуткий Нос не учуял малышей, и белка перестала осуждать Рваное Ухо за то, что она плохо заботится о детях.
Наступили третьи сутки со дня рождения зайчат.
Белка уселась на суку. Ей хотелось посмотреть, как зайчиха будет кормить зайчат.
Но Рваное Ухо не показывалась.
В кустах застрекотала сорока. Она передавала последние новости: очередная драка зябликов закончилась со счетом один — ноль в пользу хозяина участка, зайчиху с рваным кончиком левого уха загрыз лис Чуткий Нос.
Белка словно окаменела, словно приросла к суку. Бедная мать, горемыки малыши! Кар-Кара предсказала правильно: они пропадут, некому покормить сирот.
Сверху белке было видно, как из-под можжевелового куста выскочил крохотный зайчонок.
Откуда-то появился другой, третий…
Зайчата нетерпеливо подпрыгивали, настороженно шевелили ушами. Они ждали мать.
В кустах мелькнула заячья тень.
— Мама! — крикнул зайчонок.
— Мама!! — дружно подхватили остальные.
Белка закрыла мордочку хвостом, чтобы не видеть, как чужая зайчиха проскачет мимо голодных зайчат. Какое ей дело до них? Она разыскивает своих где-то запрятавшихся детенышей.
Но когда белка опустила хвост, то увидела чудо. Трое осиротевших зайчат припали к чужой, случайно им встретившейся зайчихе, по-весеннему пегой, линяющей. И она не оттолкнула шустрых сосунков. Она кормила их своим молоком, словно это были собственные дети.
А ведь по лесному закону… Но может, Аук дал зайцам другой новый закон?
Наверное, дал! Потому что три дня спустя белка увидела на той же полянке новое чудо. Тех же зайчат по-матерински кормила уже другая, новая зайчиха, тоже по-весеннему пегая, линяющая.
На девятый день белка снова увидела на полянке зайчат. Но похоже было, что на этот раз они никого не ждут, что они уходят.
Самый маленький немного замешкался.
— Малыш! — окликнула его белка. — Если ты ешь грибы и орехи, я могу поделиться. У меня с осени кое-что припасено.
— Спасибо, тетя! — пропищал зайчонок. — Я уже вырос и могу прокормить себя сам.
И на весь лес застрекотала сорока:
— Слушайте все, слушайте все! Наша знаменитая предсказательница Кар-Кара ошиблась! Заячьи дети не пропали и не пропадут!
Не все верят сорочьим россказням. Но нельзя было не поверить самому Зайцу, который, наконец, закончил долгожданный заячий гимн.
Теперь этот гимн распевают зайцы во всех лесах:
У кого в лесу самые быстрые ноги?
У меня, у меня, у меня!
У кого в лесу самые чуткие уши?
У меня, у меня, у меня!
У кого в лесу самые шустрые дети?
У меня, у меня, у меня!
Все лесные зайчихи им матери,
И весь лес их родной дом!
Говорят, что Заяц сочинил еще много новых стихов: про похожую на репку оранжевую луну, про осенние разноцветные осинки, про то, чем пахнут заячьи сны…
Но до нас эти стихи не дошли.
Почему осенью падают листья
Осенью птичьи стаи улетают на юг, звери меняют летние шубы на зимние. Но и для березок, лип, осин, для всех лиственных деревьев осень — время больших перемен. Младшие внучки и внуки Аука надевают бальный наряд.
Я говорю «младшие» потому, что первыми на земле появились хвойные деревья. И уже много позже в кладовую Аука постучались две зеленоглазые девчонки в рубашонках — внучка Березка и внучка Осинка:
— Вот и мы, дедушка! Одень нас поскорей!
В кладовой Аука хранилась всякая всячина: корешки и травы, чтобы лечить зверей, птичьи перья, потерянные во время линьки, чтобы помнить, какие птицы летом жили в лесу, образцы пчелиных сот, паучьи коконы, из которых можно получить тончайшие нити, смола, краски, лак для панцирей жуков, пудра для крыльев бабочек и многое другое, нам пока неизвестное. Ведь еще не все секреты Аука мы смогли разгадать.
Когда одевались первые сосны и ели, в кладовой нашелся только один темно-зеленый отрез на платье, да и тот облитый смолой. Однако старшие внучки выкроили из него сотню тысяч хвоинок: которые покороче — для Елочки, которые подлинней — для Сосенки.
Но Березка и Осинка отказались одеваться в хвою.
— Мы не можем носить то, что устарело! — пролепетала Осинка. — Сейчас другое время.
— Мы, молодые, хотим быть одетыми по моде! — заявила Березка. — А сейчас в моде новые фасоны и более светлые тона. Вот что я для себя придумала! Ведь правда, красиво?
Угольком она нарисовала на стене то, что мы называем березовым листом.
— Красиво! — согласился Аук. — Но это непрочный наряд.
— А зачем мне прочный? Не буду же я носить одно и то же платье всю жизнь.
По новой моде захотели одеться Вяз, Ясень, Клен, Ива, Рябина, Липа, Ольха, Орешник и позже всех проснувшийся Дуб.
И начались в кладовой Аука кройка и шитье. Какие только фасоны не придумывались! Лист Клена напоминал лягушачью лапку, но зато он не походил на других.
Когда все внучки и внуки были одеты, Аук сказал, что они в лесу самые главные. Пусть обживутся, а потом он проверит, кто из них каких птиц накормил, каких зверей приютил.