Помимо законной тысячи, Настя заказала художнику моему, специально втридорога, свой портрет.
И вправду, обогатившись, он скоро уехал.
В Италию.
КОНЕЦ НОВЕЛЛЫ II
гли служить два потолочных окна.
— Мне как попало мазать или серьезно работать?
— Конечно, серьезно. Чтоб проходящие мимо с интересом заглядывали.
Керосин... керосин... там же несколько точек всего для продажи — он не за версту покупал. А сколько покупал?.. Тут коллеги-физики могут дать оценку объемов производства от расхода топлива.
— Приехали, вроде, Сергей.
Я велел извозчику встать в самом начале переулка.
— Располагайся здесь. Через часок мальчишка к тебе подойдет, чтобы ты в отхожее место сбегал. К вечеру заеду, у Гурьина отопьешься-отьешься.
А сам, на том же извозчике, отправился к себе на факультет, в надежде проверить через знакомых физиков явные слишком уже подозрения.
И повезло даже очень — в лаборатории возился наш театральный кружковец, обрадовавшийся сразу сделать перерыв от моего появления.
— А Сашка-то Гагарин, сукин сын, едва вчера с Малого Каменного не упал!
— Слышал уже про эту радость. Скажи-ка, лучше, запашок у тебя от тиглей идет?
— Ну-да, новый рельсовый материал пробуем.
— А отчего маленькие такие тигли?
— Зачем нам большие для анализа сопротивления материала. Кстати, народ вчерась обсуждал — ты лучше подходишь на Гамлета на новый сезон.
— Перепили.
— Серьезно тебе говорю. Особенно вот эта сцена: «Мой бедный Йорик!»
— И кто черепушку будет играть?
Тут мой народоволец-приятель сказал такое, что на ухо не решусь кому-то произнести.
Одно выходило — большие тигли, вроде тех нескольких в мансарде, использовались уже исключительно для конкретных металлов, а не экспериментальных проб.
— А для каких металлов чаще?
— Да, драгметаллов. И используют, вот посмотри, чаще всего для этого кварцевые тигли.
— Тяжелая штука, мы с простыми имели дело, с металлическими.
— Так вам для учебы простой. А если пол килограмма золота вылить надо? Или кило серебра?.. Пошли в столовку по пиву.
Еще одно ценное свойство дорогих и тяжелых кварцевых тиглей — их можно разбить, получив слиток почти без потерь.
И тут, хлопнув вторыми пробками, простенько меня осенило:
— Слушай, а частных заказов на кварцевые тигли не было?
Товарищ взглянул на меня с откровенным удивлением:
— Три тигля заказывали, недавно совсем.
— Кто заказывал?!
— Тетушка пожилая. Простоватая. Но деньгами располагала, не торговалась совсем.
Скоро мы попрощались, я вышел на Маховую, люблю думать в толпе...
Хотя толпы в прямом смысле сейчас не было, но народа хватало, Маховая — место весьма проходимое.
Думать-думать... но прибавляются персонажи, теперь вот — пожилая заказчица тиглей.
А те, не пожелавшие обозначить себя, явно не бедные люди, являвшиеся к графу Строганову с подделками дорогих монет? Что за странная инкогнито-солидарность?
Кто и зачем унес из помещения все тигли, да плюс — конфорку внушительных очень размеров.
И сомнений, что художник был убит не в узком закутке, а раньше — у себя в студии, и следовательно, кем-то из хороших знакомых, неудивительных по визитам к нему поздним вечером, в этом тоже не было почти никаких у меня сомнений.
Кто, наконец, давал талантливому молодому человеку серьезные деньги на поездку за границу; причем с непонятной перспективой, которая казалась ему предпочтительнее, чем закончить курс у знаменитого профессора Лялина?
— Завьялов!
— Оля?
— Ты что, на факультете был?
— Да-а, консультация маленькая понадобилась.
Оля была нашей примой — умная, талантливая, но с капризностями.
— Будешь Гамлета играть в новом сезоне.
— Почетно, конечно, но неплохо было меня сначала спросить.
— Не ломайся. И знаешь, англофил наш, Саша Гагарин, днями интересный доклад о Шекспире делает — он ли, вообще, писал все эти вещи?
— Сашка авантюрист.
— Нет, это он серьезно изучал, еще в Гарварде. Потом, я и сама кое-что раньше слышала.
Красавицу-Ольгу нетерпеливо дожидались у извозчика два очень модно одетых молодых человека.
— Хорошо, если ты сыграешь Офелию.
Губки надулись:
— Не хочу играть сумасшедшую. И так жизнь колесом!
Будет, конечно, играть. Из ревности хотя бы — чтоб не другим досталось.
Попрощались, я иду по Моховой, повторяя те же вопросы.
Еще, вот, один: кто тот тип, нервно общавшийся с жертвой за час до трагедии?
А куда я иду?..
Само собой получается, к Гурьину.
И есть уже хочется, и время подходит.
В зале я оказался первым, заказывать что-то себе одному, показалось мне до прихода других неловким, я лишь велел половому приготовить столик для четверых и отправился в туалет для всех нужных гигиенических надобностей.
Ба-а! да друг мой художник тут именно — мольберт в углу, рядом ящик с красками и прочией атрибуцией, а сам руки оттирает толи спиртом, толи водкой очень дешевой... обрадовался мне чуть ли не до целования.
— А я, Сережа, являюсь сюда — еще никого, вот, думаю, скотиною буду выглядеть — не успел поработать, да уже обжираться пришел.
— Молодец, ты часа четыре писал, пора уж.
Дождался, когда он совсем отчистит от краски руки, и вместе вернулись в зал.
Еще одна приятность — дядя с Казанцевым располагаются за нашим столом, и слышу дядино:
— На взрослого человека анаконда нападет разве с большого голода, а ребенка элементарно сожрет... Сереженька, здравствуй! Это товарищ-художник твой?
Тот представился, смутившись несколько от двух немолодых шикарных господ, один из которых имел генеральский жандармский мундир.
Половой, не без труда, забрал у него на хранение мольберт и ящик, затем уже сели за стол.
— Мою менделеевскую! — сразу потребовал дядя, уже научивший персонал смешивать на 42 градуса, переливать потом для окислороживания несколько раз и только слегка остужать.
«Но не до холодного! — строго наставил он — Холод уничтожает главные вкусовые качества, градус один остается».
Товарищ мой робко взял предложенное меню, и заметив эту в нем неуверенность, дядя сразу же предложил:
— А без больших фантазий — я вот себе возьму стерляжью уху с раковыми шейками, и вам желаю с нехитрости этой начать.
Я чуть тоже не соблазнился, но предпочел всё-таки часто приготовляемые в именье у нас щи со свининой.
Казанцев распорядился подать сначала ему груздей со сметаной, а там, дескать, подумает; и настроение имел не бодрое, а мрачновато-раздумчивое.
— Странности, господа...
— И у меня! — дядя придирчиво осмотрел графин с водкой. — Ты, Серж?
— Нет, я белое, что-нибудь, полусухое.
— Изволь. Принесите бутылочку «Семельон».
— И грузди мне долго ждать? — я такого неспокойного тона у Казанцева еще не слышал.
Грузди появились сразу почти.
Казанцев показал половому — ему налить, не стал закусывать водку и объявил:
— Купец второй гильдии, которому принадлежит дом...
— И который в Мордовии на лесозаготовках, — добавил дядя.
— Который якобы там. Он два года уже лежит на Донском кладбище.
Принесли супницу со стерляжей ухой, и в отдельных тарелочках раковые горячие шейки с тонкими по краям кружками лимона.
Дядя показал половому — обождать, и налить пока водки.
— Как ты сам это понимаешь, Митя?
Казанцев выпил вторую вместе со всеми, и так хорошо заел куском груздя с хлебцем, что у всех заговорил аппетит.
Он и дал паузу приступить к трапезе.
Затем начал:
— Понимаю по тому полуграмотному протоколу из архива — купца опоили. Он не был по жизни пьяницей. Никаких, конечно, прямых доказательств преступления нет. Опий в крови не определялся. Вывод — перепил коньяку, и не выдержало сердце.
— А возраст?
— Сорок два.
— М-м, наследники?
— А никаких, Андрюша. Сейф домашний пуст, будто там крысы гуляли. Тем не менее, купец этот собирался в первую гильдию переходить, уже и взнос сделал.
— Кто дома был на момент смерти?
— Тетушка некая. Но не из прямой родни. Потом она же с торгов этот дом и купила. Вы кушайте, господа.
Он опять удовлетворился груздем, и отказавшись от первого блюда, заказал себе говяжий язык.
Тетушка-тетушка... замелькало у меня, но тут принесли и стали наливать давно любимый мной Семеньол, а вдобавок друг-мой художник попросил слова.
Дядя, впрочем, приказным римским жестом поднял руку:
— Вот пока не удовлетворим себя писчею, и сказать надо — отменного качества, я председательской функцией диалоги все прекращаю.
— Разумно, — согласился Казанцев. — И мягкого вашего хренку принесите.
Задумчивое настроение Казанцева от водки с груздями не проходило — заметил я, хотя сам очень отвлекся отличными щами и мягким некислым вином, а дядя мой с художником и вовсе поглотились на несколько минут гастрономным процессом.
Время ж, однако, скоро себя напомнило.
— Митя, — дядя отер губы салфеткой, — дом, стало быть, принадлежал той тете, а кто еще там жил, кроме этой невнятной племянницы?
Мой приятель опять попробовал поднять руку, но ему все сделали небрежительное «подождать».
— А никто, кроме этих двух. Официально, по крайней мере.
— Некая тетушка, на факультете моем, некоторое время назад заказывала дорогие кварцевые тигли. С ценою не спорила.
— Как давно, Серж?
— Месяца с три.
— Щ-очень совпадает, — протянул дядя.
Казанцеву принесли ароматный язык с крупным варенным горохом.
— Молодец вы, Сережа. Опознание, не сомневаюсь почти, установит ту же самую личность. Только...
— Что «только», Митя?
— Язык, ах, хорош! Только... состава преступления здесь нет пока никакого. И не забывайте, господа, у банды этой немалые деньги — следовательно, адвокат хороший сразу схватится за нарушения в процедурах, попробуй мы оступиться где-нибудь.