Мы опять шли на вальдшнепов, предстояли многие беззаботные дни, и одинаковость времяпрепровождения нам вовсе не надоедала.
В Москве, находящейся двумя сотнями верст севернее имения нашего, осень обозначила себя не сильно еще, но все же заметно: в кронах деревьев явились кое-где желтоватые пряди, ветви, не стремясь уж как прежде к небу, выказывали спокойное ожидание прохладного времени, и движенье на улицах показалось менее торопливым.
Екатерина вернулась из гостевых своих европейских вояжей, уставшая от тамошнего пунктуализма; и будучи по кровям почти что германкою, любила, по-настоящему, русское только — оно и вообще характерно для всех Романовых, и отчего — Русь сказочная страна? Екатерина произнесла: «Душе здесь моей пристанище».
Устроила обед, не забыв мое приглашение: не очень многий людьми — Островский был, Фет, из-за отъезда в Петербург не случился на нем Аполлон Григорьев, чьи новые стихи появились в «Москвитянине», и друг его Афанасий Фет прочитал:
Язык мой — враг мой, враг издавна...
Но, к сожаленью, я готов,
Как христиáнин православный,
Всегда прощать моих врагов.
...
Паду ли я в грозящей битве
Или с "запоя" кончу век,
Я вспомнить в девственной молитве
Молю, что был де человек,
Который прямо, беззаветно,
Порывам душу отдавал,
Боролся честно, долго, тщетно
И сгиб или усталый пал.
«Порывам душу отдавал» — здесь у Аполлона Александровича даже больше забвенья себя, чем у Пушкина, истина главенствовала над ним в красоте и правде, и обаяние жизни служило тому подтверждением; огромная душа покинет через несколько лет Россию, а кончить век с «запоя» казалось лишь ему — безвозвратным уходом в сказку...
Но все мы здесь пока, здесь — пьем за хозяйку и наше здоровье.
Через день объявился Казанцев, проведший две недели отпуска своего с семьей на даче, и сразу «обрадовал»: убийство вчера, и не стандартное очень.
Дядя, неуместно несколько, потер руки — жизнь требовала ему впечатлений.
— Рассказывай, Митя, рассказывай!
История оказалась следующей.
Золотопромышленник, не из крупного самого ряда, однако в деле своем мастак, предложил революционный, можно сказать, проект: перейти от мелкопромысловой добычи ленского золота, к добыче промышленной в широком масштабе: со строительством конных железных дорог, в том числе; с использованием европейского современного оборудования и т.д. То есть речь шла о создании крупного финансового сообщества. А результаты ожидались примерно такие: 50-60 миллионов дохода в год при расходах менее 10 миллионов.
Было из-за чего.
Золотопромышленник уже имел громадный на двадцать лет землеотвод.
Шел он, погибший, уже поздним вечером из ресторации, где встречался с двумя банкирами, шел к себе в номера, а расстоянье там было ходьбы минут пять.
Людей почти не было, только столяр шагов за пятьдесят заметил лежащего человека, и другого — копошившегося над ним. Поняв, что дело нечисто, стал звать: «люди, люди!», а сам, достав молоток, поспешил на помощь. За ним последовал дворник из соседнего двора, и оба увидели убегающего уже бандита с бумажником в руке. Они за ним; тот за угол; и зацокали копыта — двуколка ушла галопом.
— Прости, Митя, двуколкою управлял сам бандит или управлял извозчик?
— Он же соучастник — ты хочешь сказать? Да, был.
— А сколько же денег пропало?
— В ресторации он не расплачивался, и ушел чуть раньше других. Но в банке держал самородки около пяти килограммов. А родственник его считает, что около тысячи рублей были всегда при нем.
— Что за родственник?
— Его внучатый племянник, он же — поверенный в делах по золотопромышленной компании. Тоже был с ними в ресторации.
— Однако же эта заготовленная для побега двуколка наводит тебя на мысль, что убийство и ограбление было заранье спланировано?
— Несомненно. А как иначе?.. Есть еще одна странная деталь.
— Ну-ну?
— Часы в золотой оправе висели у него из жилета. Сдернуть их мог одним движеньем даже мальчишка.
— Преступник уже боялся погони, Митя.
— Так-то оно так...
— Подозреваешь организатора из людей его круга?.. Но ведь не те люди, чтобы ради какой-то тысячи рублей!
— А всё равно что-то не так. Заточкой бил, кстати, левша — врач уверенно сказал. Под сердце сзади. И опять, обратите внимание, нестыковка: если сзади — почему не по голове свинцовкой глушил, зачем убивать?
Мы с дядей задумались — случай, и впрямь, выглядел странным.
Наступала дата очередного празднования Бородинской битвы 1812 года. Подходило — через два года — к пятидесятилетию, но некоторая истерия наблюдалась уже сейчас. Патриотических статей являлась масса, и масса же была среди них мелкого и крупного вранья.
Опять продолжалась сказка про Николая Раевского поведшего своих сыновей в бой; причем от безоглядного вранья путали место, где оно якобы случилось, перенося «событие» на Бородинское поле. В действительности, одна из наших газет еще в 1812-ом соврала для «духоподъемности», что в боях под Могилевым командующий корпусом в 15 000 человек генерал Раевский, дабы организовать контратаку против войска Даву повел впереди солдат 11-и летнего сына Николая, а старший — Александр — взял знамя, и этакой троицей они вдохновили и т.д. и т.п.
Сам Раевский категорически отрицал такой поступок и даже ответил в письме кому-то из своих знакомцев: «я был бы последним злодеем, если бы повел малых своих детей под пули». То же самое он говорил своему адъютанту поэту Батюшкову, и в описании тех действий Денисом Давыдовым нет ни слова об участии в баталии детей. Зять Раевского в некрологе на смерть генерала также не обмолвился об этом анекдоте. Однако масло в огонь подлил в свое время Пушкин, который сразу отреагировал на некролог укоризною автору за забывчивость его про «подвиг с детьми». И вместе с тем, некоторые члены семьи Раевского поддерживали эту легенду.
Да впрочем, много было и другого исторического мусора.
Всячески описывалось партизанское движение, которое тоже подавалось в искаженном виде.
Совсем не умаляя известных всем командиров партизанских отрядов, сказать надо — французы содрогались только от двух имен: Александр Христофорович Бенкендорф (да, тот — будущий шеф жандармов) и Александр Самойлович Фигнер. И само партизанское движение, а по-другому — летучие отряды, были организованы еще до занятия французами Москвы. Их прародителем был всё тот же мудрый Барклай-де-Толли.
Что касается Бенкендорфа, летучие отряды были вообще его гениальным призванием, с ними он воевал и в 1813, с ними и в Берлин вошел.
Фигнер совсем отдельная история.
Он начал действовать именно после входа французов в Москву.
Наполеон объявил награду за его голову, а ненавидели они друг друга до крайности одинаково.
В 25 лет Фигнер свободно владел немецким (с диалектами), итальянским (с диалектами), польским и французским. Легко проникал в среду оккупантов, оценивал обстановку — после чего следовал сокрушительный налет его отряда. Фигнер пленных не брал или уничтожал после допроса. Его не любили и за это, а главное — за фантастические успехи. Но полковника всё же пришлось ему дать. Имя его редко теперь вспоминается, а жизнь героя прервалась при переправе в 1813 году через Эльбу.
Опять превозносился Кутузов, Багратион и только где-то за ними упоминался Барклай-де-Толли, хотя многие военные люди понимали, что именно он и выиграл эту войну.
Среди гениальных прозрений Пушкина есть одно очень значимое стихотворение: «Полководец», посвященное именно Барклаю — больше и лучше сказать нельзя:
О вождь несчастливый! Суров был жребий твой:
Все в жертву ты принес земле тебе чужой.
Непроницаемый для взгляда черни дикой,
В молчанье шел один ты с мыслию великой,
И, в имени твоем звук чуждый невзлюбя,
Своими криками преследуя тебя,
Народ, таинственно спасаемый тобою,
Ругался над твоей священной сединою.
И тот, чей острый ум тебя и постигал,
В угоду им тебя лукаво порицал...
И долго, укреплен могущим убежденьем,
Ты был неколебим пред общим заблужденьем;
И на полпути был должен наконец
Безмолвно уступить и лавровый венец,
И власть, и замысел, обдуманный глубоко, -
И в полковых рядах сокрыться одиноко.
Там, устарелый вождь! как ратник молодой,
Свинца веселый свист заслышавший впервой,
Бросался ты в огонь, ища желанной смерти, —
Вотще!
Пушкинский ум историчен; он покажет еще себя в исследовании истории Пугачевского бунта.
Почему ж, однако, Император Александр I заменил командующего восками Барклая на Кутузова?
Тому причин несколько.
Барклай понимал, что в прямой схватке двух армий Наполеон не просто победит, а разгромит нашу армию — так что потом придется заново собирать ее из ошметков. Многие, и прежде всего Багратион, ошибочно искали генеральной баталии, полагая храбрую смерть в бою достаточным делом Отечеству.
Вторая причина — стратегия растягивания войск противника, и именно на этом этапе Барклай создает «летучие отряды» для ударов по неприятельским коммуникациям; примитивным умам это представлялось всего лишь обидным для нас отступлением — популярность де-Толли падала.
Третьей причиной был конфликт с Багратионом, который не считал себя «вторым номером» и даже полагал более достойным самому стоять во главе всего войска. Выражалось это, в том числе, и в не выполняемых на должном уровне приказах, полученных от Барклая.
Что предстояло Александру?.. Поставить кого-то третьего.
Кутузов.
Который ничего не добавил к стратегии и тактике Барклая.
А впрочем, отличился от него тем, что во время Бородинской битвы находился не под пулями, а в двух верстах от событий.
Следующим днем на допрос был приглашен тот самый родственник убитого и мы, в качестве доверительных лиц генерала.
Молодой этот человек, впрочем старший меня пятью-шестью годами, был растерян, подавлен и в ответах невнятен.