Вот он снова показался
Из-за снежных горок-туч.
Между сосен в лес умчался
По накатанной лыжне,
Обернулся, рассмеялся
Мне, а может быть, весне!
Когда мы поехали на электричке обратно, то Миляев вдруг запел песню «Улица Горького». Сказал, что это его любимая.
Бесконечной тоскою охвачена,
Я бреду по вечерней Москве.
То ли дождь идет, то ли плачу я –
И все думаю я о тебе.
Прохожу я по Горьковской улице,
Удивленные взгляды ловлю.
Я не глупая, я не умница –
Просто женщина, просто люблю…
Тогда часто студенты пели в электричках, это не было чем-то необычным. Поражена была только я одна. Я спросила, чья это песня. И он ответил: «Кажется, Ады Якушевой». – «Нет, это моя, моя!» – завопила я, испугавшись, что либо я украла целую песню, либо у меня ее украли. Но Миляев не возражал, а я таким образом еще раз обратила на него внимание, и когда меня спрашивают, как я познакомилась со своим мужем, думая, наверное, что это главное в семейной жизни, мне приходится рассказывать об этом случае в электричке. Недавно по этим воспоминаниям я написала такую песню:
Электричка
В подмосковной электричке
Пели песню про любовь,
В подмосковной электричке
Оказаться мог любой.
Улыбались звезды, тая
В замороженном окне.
Эта песенка простая
Привела тебя ко мне.
Как пишешь песни? Ведь они просто приходят в голову, и все – Бог нашептывает.
Валерий Миляев был человеком, очень остро чувствующим правду. У него было врожденное чувство меры, и я всегда по нему проверяла и свои роли, и песни: как он скажет – так и правильно. Поэтому я всегда волновалась, показывая ему свои работы.
Слово «брутальный» часто им употреблялось, и особенно в молодости – он был лишен сентиментальности. Как только я пускала какие-нибудь «слюни», он сразу отвечал: «Не брутально!» Это слово обозначало для него некую жесткую мужественность. Но при этом он очень хорошо чувствовал мою потребность в каких-то тонких эмоциях и был очень надежным. Я всегда ему абсолютно верила.
Расскажу еще один случай из нашей жизни, чтобы было понятно мое начальное восхищение этим человеком.
Однажды зимой у меня было очень тяжелое настроение. Бывает же так, что чувствуешь себя одинокой и беззащитной… Я пришла в театральный кружок в ФИАН, а на двери объявление о том, что наши занятия переносятся в соседний институт. Ленинский проспект был тогда не до конца застроен, особенно в сторону Воробьевых гор, и я очень плохо ориентировалась. Я шла и понимала, что заблудилась. Мне показалось, что я отсюда никогда не выйду, что меня занесет снегом и только весной найдут мой труп. Фантазия была весьма грустная – артистка, что делать…
Я встала и жду, чтобы засыпало. И вдруг откуда ни возьмись – человек. Идет ко мне, улыбаясь. Это Валерий Миляев. Смеется: «Я так и знал, что вы заблудитесь! Пришел вас спасать!» И достает из кармана оранжевый мандарин. Этот мандарин и решил нашу дальнейшую судьбу. Мне стало так тепло, и я почувствовала, что кто-то на этом свете может меня защитить.
Несколько лет спустя я сочинила песню об этом:
Со мною случай был такой:
Однажды снег пошел густой,
И даже улица внезапно изменилась.
И все похожие дома,
Белы, как белая зима, –
Район-то новый – я взяла и заблудилась.
Стою и плачу, снег кляну:
Я у метели здесь в плену.
Вдруг человек ко мне подходит, утешает:
«Нам с вами в сторону одну!» –
И, словно рыцарь в старину,
Спросив согласия, до дома провожает.
Он симпатичный, но смешной,
Совсем заснеженный такой,
И даже, кажется, он мне когда-то снился.
А добрый – словно Дед Мороз!
Тяжелый сверток мой понес,
Дал мандарин – и весь пейзаж преобразился!
Как корабли, стоят дома,
Как будто в гавани зима,
От телевизоров антенны, словно мачты.
Луна тихонечко плывет,
А скоро праздник – Новый год.
В районе новом он родится, не иначе!
И я, по-моему, влюблена,
Хотя зима, а не весна,
И мы, как два снеговика, и мерзнут уши.
Луна тихонечко плывет,
А у меня внутри поет:
«Ты самый снежный, самый нежный, самый лучший!»
Я тогда сочинила песню «Весна», и она очень понравилась Валерию, что для меня было крайне важно:
Весна
Наверно, вы все замечали,
Как вдруг розовеет береза,
Как вдруг веселеет береза
И знает, что близко весна.
Ну как же вы не замечали,
Ну как же вы не замечали,
Как сбросила сны и печали
И помолодела сосна?
На улице снежная каша –
И скользко, и сыро, и мутно,
Хозяин собаку не пустит,
А мы все гуляем с тобой!
Мы верим, весна нам откроет,
Мы верим, весна нам покажет
Клочок очень светлого неба,
Прозрачный клочок голубой.
Потом я домой возвращаюсь,
А все надо мною смеются:
«Совсем ты свихнулась, девчонка!
На улице серая мгла».
Ну как же вы не замечали?
Ну разве вы не замечали?
Я видела синее небо,
Когда я по улице шла!
Он мне прочел свое стихотворение «Спортивная весна». Оно было, как всегда, странное и необычное, но именно своей необычностью его стихи и приводили меня в восторг. В них было что-то созвучное моей душе.
Спортивная весна
Когда мы станем старые-престарые,
Когда стукнет тридцать или восемьдесят девять
И когда нам надоест, разминаясь по утрам,
Швырять, кто дальше, солнечное ядро,
Мы сядем на завалинку, усатые и усталые,
И скажем, жалуясь на кого-то, «а что делать?».
И будет весна, такая, как сегодня,
Как сегодня с утра и до шести вечера,
И арбузные корки пригорков
Заблагоухают в море парного снега,
И горнолыжники вернутся со станции «Сходня»,
Радостно-огорченные, что зима – не вечно.
И мы подумаем: что толку стоять на мосту,
Часами вглядываясь в льдины, а любовь –
О, это наивное детское увлечение
Вроде собирания марок.
И не скрипнут зубы от невозможности
взять 2.50 в высоту,
Может быть, просто потому,
что уже не будет зубов.
Он всегда искал небанальную форму для своих стихов.
Я, как ни страшно это звучит, сказала бы даже, что не люблю стихи. Нет, конечно, я безумно люблю Пушкина, Лермонтова, Пастернака, Цветаеву. Но мне бывает очень стыдно, когда самодеятельные поэты дарят мне свои книги, а я ничего не чувствую, читая их. Должна же чувствовать! Так ведь нет…
А от стихов Миляева я всегда была в восхищении, как позже и от картин моего старшего сына Ивана.
К нам в «Современник» приходили поэты – Евтушенко, Рождественский, Клячкин из Ленинграда. Однажды даже пришел Бродский! Мы тогда с огромным успехом и скандалом поставили «Голого короля» и поехали с ним в Ленинград. Приехавший туда же Миляев участвовал в наших выступлениях и встречах с бардами. Стояли белые ночи, мы гуляли по городу с гитарой, с новыми песнями и стихами и всей гурьбой ходили смотреть, как разводят мосты.
Подарки
Всегда очень трудно придумать подарок, особенно когда и денег-то мало. Миляев меня всегда поражал своей изобретательностью, совершенно необычной. Когда я была на гастролях в Тбилиси, он прислал мне по почте маленький приемничек, который он сам собрал. Коробка была сделана из фанеры, и на каждой стороне был мой портрет в какой-нибудь роли.
В Саратов он прислал мне черный хлеб (там продавали только белый, я страдала) и запаянный пластиковый пакет, в котором была вода и букетик душистого горошка.
Однажды он подарил мне музыкальную шкатулку, которая до сих пор всех восхищает. А было это так: давным-давно, в молодости (мы еще не были женаты), 8 марта мы шли по улице Горького. Погода была какая-то промозглая. Давай, говорит, зайдем в магазин «Пионер» около Белорусского вокзала, погреемся. Я согласилась. Мы зашли. «Я хочу тебе сделать подарок», – сказал Миляев, подошел к широкому подоконнику и вынул коробку. «Посмотри!» Открываю – пудреница. Советская пудреница, золотого цвета, довольно аляповатая, с музыкальной шкатулкой. На крышке нарисованы балерины, танцующие «Танец маленьких лебедей». Я поняла, что шкатулка играет «Танец маленьких лебедей», и подумала: «Боже, какая пошлость!» Валерий увидел мое разочарованное лицо и сказал: «Заведи, заведи!» Я завела и – о чудо! – услышала свою песню «Улица Горького». У меня заколотилось сердце, и восхищению не было конца. Оказывается, он вынул механизм шкатулки, и они с товарищами выточили новый. Тончайшая работа! С тех пор я всегда демонстрирую шкатулку гостям и всех удивляю.
Однажды перед своим днем рождения я высказала желание проснуться утром в саду. Мы с вечера поехали в Загорск, там у нас участок, рядом с Лилией Толмачевой и Ниной Дорошиной. Мы втроем любили ходить по полю. Но чтобы попасть на это поле, нужно было обходить все участки – очень большой крюк. И я всегда говорила: «Вот если бы была калиточка в заборе и можно было бы прямо на поле выйти…» И вот, проснувшись утром 22 июня, я обнаружила в железном заборе аккуратно сваренную калиточку. Я никак этого не ожидала и просто прыгала от восторга!
Я очень люблю сосны. Но почему-то, где бы мы ни осваивали землю, сосны там не росли, а были в основном березы – и в Шишкине, и под Загорском. Зная мою страсть к соснам, Валерий сажал эти деревья везде. И теперь эти золотистые стволы и вечнозеленые вершины напоминают о нем, встречая рассветы и провожая закаты…