стала членом нашей семьи и прожила у нас 11 лет.
Это была собака Валерия. Она любила лежать на пороге его кабинета и никого туда не пускала, особенно женщин – ревновала. Спала на его кровати, занимая все свободное место: она выросла в крупную собаку, похожую на овчарку. И стала почти рыжей, с подпалинами. Конечно, Кузя была очень умной, Валерий считал, что она понимает человеческую речь. Она совершенно не интересовалась курами (в отличие от Пушка!) – вот что значит порода.
Она была театральной собакой, знала всех артистов, которые приходили к нам домой, была очень хорошим сторожем, и мы никогда не запирали дверь, надеясь на Кузю. Некоторых наших гостей она встречала, облизывая им руки, а некоторых кусала за ноги. По какому принципу она разделяла людей, мы никогда не могли понять…
Она привыкла к репетициям и телевизионным съемкам, которые случались у меня в квартире. Мы закрывали ее в дальней комнате, и я говорила: «Кузя, молчи, идет съемка». Она ни разу не залаяла.
А однажды у меня дома шла репетиция спектакля «Три сестры» (я ставила эту пьесу со студентами Славянского института им. Державина, где я преподаю), Кузя очень переживала, и когда барон уходил на дуэль с Соленым, она сначала тихо повизгивала, а когда он неожиданно громко звал: «Ирина!» и Ирина бросалась к нему, но он останавливал ее: «Свари мне кофе», не решаясь признаться, что идет стреляться, – Кузя понимала всю эту сложную ситуацию, бросалась между ними и начинала громко лаять.
Как-то раз мы с артистом Андреем Богдановым репетировали «Пиковую даму» Пушкина, сцену, когда Германн просит старую графиню открыть ему тайну трех карт. Кузя зарычала, и нам пришлось вывести ее в коридор. Чем настойчивее Андрей просил меня открыть карты, тем Кузя громче рычала за дверью. И когда он выкрикнул: «Старая ведьма! так я ж заставлю тебя отвечать…» – Кузя грудью открыла дверь и бросилась на него. Я даже не испугалась – так красиво она летела! Конечно, я защитила артиста, но Богданов впоследствии требовал, чтобы во время репетиций Кузю запирали, и отказывался заходить в квартиру, если этого не делали.
Кузя дважды рожала щенков, в первый раз – 10, а во второй – 11. Мы упорно пытались их пристроить по знакомым. Одного взял мой старший сын Иван, назвал его Крошкой. Двое живут на даче у соседей, сторожат дом. А самого красивого, с белым воротником, украли цыгане.
Кузя была совершенно самостоятельной дамой, гуляла в нашем дворе, но иногда уходила в «кругосветное путешествие» по кварталу. Однажды мы застали ее плавающей в пруду. Мы ругали ее, но что делать – было жарко. Когда умер мой младший сын Саша, с нами стали происходить постоянные несчастья: ушла его любимая кошка, в оранжерее завяли все цветы, а Кузю укусил клещ, и я сразу поняла, что она погибнет. Пять дней мы делали ей капельницу, но все напрасно…
Песни и певцы
Сколько я себя помню с детства, мама исполняет песни, а папа играет на гитаре. Поклонники их песенного творчества были всегда и, я надеюсь, будут еще долго. А вот недавно джазовый композитор Антон Котиков написал аранжировку с арфой для песни «Приходит время», а современная вокальная группа взялась делать ретро-вариант из «Ниточки». Я, видимо, обладаю ограниченными музыкальными способностями, но родители с раннего детства их пытались развить. Мамина одноклассница Марлена Солянина была замечательным учителем музыки в соседней музыкальной школе № 47. И вот был такой смешной случай: 1 мая мне назначили репетицию до концерта, а было мне лет 6-7, и вот мама ведет меня почти рыдающего, вся страна отдыхает, а мы идем репетировать! Все движение по проспекту Мира перекрыто, идут колонны демонстрантов с шариками, с огромными бумажными гвоздиками, мужчины катят разные бутафорские фигуры, типа серпа и молота или шестеренок, установленных на платформах с велосипедными колесами. Мы должны пересечь колонну в направлении музыкальной школы, тут настроение постепенно падает, и вдруг весь строй работниц в цветных платочках начинает петь «Ниточка завяжется». Мы совершенно остолбенели: мама даже всплакнула от счастья. Я ей говорю: «Скажи им, что ты автор!» Но она только махнула рукой. Так и стоит перед глазами уходящий строй женщин шириной во весь проспект, распевающий мамину песню. Я пошел быстрее, осознав пользу музыки, и потом хорошо сыграл концерт.
Хорошо помню лето 1970 года, мы находились в актерском санатории в Рузе, мама собиралась рожать моего младшего брата Сашу. Родители постоянно пели по вечерам для соседей. А у каких-то любителей авторской песни оказался бобинный магнитофон «Яуза», и они целый вечер записывали концерт прямо в номере. В молодости у мамы был гораздо более тонкий голос. Теперь, когда ее студентки исполняют ее песни, это прямой перенос во времени на 40 лет. Я бы очень условно разделил мамины песни на две части: лирические и характерные, часто посвященные созданию театральных ролей. Особняком стоит песня «Таруса-городок», ставшая гимном этого города.
В спектакле театра «Современник» «Пять вечеров» прекрасная актриса Лилия Толмачева пела под гитару песню М. Зива на мои слова – это была моя первая песня! Когда она зазвучала со сцены, мне показалось, что я ребенка родила! Слава богу, что она сохранилась на пластинке «Поют артисты “Современника”» в исполнении Лилии Толмачевой.
Уехал милый в дальний край,
Да только меня не взял…
Сказал, вернусь, мол, не скучай,
Но только когда – не сказал…
Конечно, слова очень простые, наивные, но они понравились исполнителям, и Толмачева пела эту песню удивительно. А сочинила я ее по просьбе Е. Евстигнеева – хотели, чтобы звучала песня, которую можно было бы петь за столом в интимной обстановке. В Ленинграде в этом спектакле пели «Миленький ты мой», но мы не хотели повторяться. Евстигнеев сказал: «Мила, ты же пишешь смешные стихи в газету, попробуй сочинить!» Я и попробовала.
Мне было очень приятно, что Ефремов попросил меня сочинить песни и для спектакля «Два цвета», и для «Продолжения легенды» на музыку Рафаила Хозака. Это очень светлый, талантливый человек, мы с ним очень подружились, и впоследствии писали не только для театра. Нашу песню «Пожелание счастья» пела Анна Герман. К сожалению, Хозак рано умер. Он же написал и музыку к спектаклю «Вечно живые».
Спектакль «Вечно живые» мы играли долго, и обязательно – 9 мая. Когда отмечали 20-летие Победы и этот праздник стал государственным, участники войны вновь надели ордена и медали, а не колодки. Во время спектакля была минута молчания, мы стояли на сцене и молчали вместе со зрителями. Было такое единение зрительного зала и артистов! Нас это очень взволновало. В театре тогда работала Людмила Гурченко, и мы с ней решили: напишем об этом песню. После спектакля подошли к пианино, она сочинила музыку, а я – слова, и получилась песня «Праздник Победы».
Праздник победы. Шумит весна,
Люди на площади вышли.
Старый отец мой надел ордена,
Выпили мы за погибших.
За текучкою дней мы войну забывали
И людей, что за нас на войне умирали,
А сегодня минуту за них мы молчали…
Эту песню на Первом московском конкурсе эстрадной песни с огромным успехом спела Маргарита Суворова.
Тогда композиторы боролись с непрофессиональными авторами. Они выступили против этой песни. Аркадий Островский произнес целую речь по телевидению, заявив, что это спекуляция на чувствах народа. Песню запретили, вернее, не рекомендовали к исполнению.
Вообще-то после удачи в «Пяти вечерах» я стала писать песни для себя и уже не могла остановиться. Тогда было время бардов. Меня вдруг пригласили на вечер в Политехнический музей. Я не верила, что со мной такое может быть: там собрались все знаменитые тогда барды – Высоцкий, который открывал вечер, Анчаров, Якушева, ленинградские барды – Кукин, Клячкин, Городницкий, Полоскин, Глазанов. Ленинградцы понравились мне больше всех. Я познакомилась с ними за кулисами, уже спев свои песни. Надо сказать, что я так тряслась, что, по-моему, даже в ноты не попадала. Пела две песни – «Улица Горького» и «Весна». Мы вскоре должны были ехать в Ленинград на гастроли, обменялись телефонами и адресами.
С Глазановым и Городницким я подружилась на долгие годы. У меня сохранилось несколько телеграмм от Городницкого – поздравления с праздниками в стихах. Когда Городницкий переехал в Москву, он бывал у нас дома и говорил, что Новый год для него не Новый год, если он не увидит моей елки. А елка у меня была необыкновенная: она стояла на старинной подставке в виде музыкальной шкатулки, оставшейся от дедушки. Ее заводили, елка тихонько кружилась, все молча слушали музыку, как завороженные, и загадывали желания.
Очарованная городом, я сочинила песню о Ленинграде.
В советское время мы выезжали, особенно на гастролях, на заводы, фабрики, в воинские части с шефскими концертами. У нас была большая группа, которая делала это постоянно, – Виктор Тульчинский, Нина Дорошина, Анна Покровская, Авангард Леонтьев, Тамара Дегтярева, Герман Коваленко, Галина Соколова, Рогволд Суховерко, Петр Щербаков, я и другие.
Однажды так случилось, что все были то ли больны, то ли заняты, но на завод приехали только Петр Щербаков – секретарь парторганизации, и я – председатель профкома. Надо же что-то рассказать! Рассказали о театре, об актерах. Надо что-то сыграть, а у нас с ним нет ни одной парной сцены в спектаклях. Я часто пела в концертах свои песни, но тут у меня не было аккомпаниатора. Петя был человеком с огромным чувством юмора. Он мне говорит: «Милаш, я видел за кулисами на шкафу бубен. Давай я тебе буду на бубне аккомпанировать. Ты поешь свою песенку, “Половинку”, а я на бубне – бряц, бряц! Если они примут это всерьез – хорошо, а если подумают, что шутим, – еще лучше. Не знаю, что они подумали, но мы имели большой успех.