Катер отчалил. Хрупкая Маргарет прекрасно справляется с канатом. Идем к островам и ставим спиннинги. Один из наших актеров служил на флоте, он помогает Бобу. Нам с Галей поручают следить за спиннингами, и Галя, на зависть мне, первая вытаскивает хека. Я – пустой крючок, хотя тороплюсь, стараюсь энергично крутить ручку катушки, она уперлась мне в живот так, что, по-моему, вот-вот будет дырка.
Маргарет утешает меня: это был лосось, он хитрый, съел наживку и ушел в море. И все же я поймала рыбу. Это была небольшая акула. Она прыгала по палубе. Маргарет кричала: «Собачья рыба!» Ее зарубили и выбросили за борт.
Вечером Боб колдует над рыбой: сам снимает мясо с костей, поливает медом и печет на каком-то электрическом устройстве. Я вижу, что Маргарет хочет выбросить остов рыбы с головой, и останавливаю ее на пути к мусорному ведру:
– Вы что? Уху сварим, добавим окуньков, картошки, лука.
Боб в восторге: «Хороший суп!» – произносит он по-русски.
А Маргарет шепчет: «Что вы сделали, он теперь всегда будет просить суп, а я не люблю готовить!»
Маргарет решила сменить профессию и работать фельдшером на корабле, чтобы плавать вместе с мужем. Уже подала документы в университет, ждет результата. Возраст может быть помехой. Мы искренне желаем ей успеха. И конечно, приглашаем в гости в Москву. А здесь хотим порадовать, посмешить и позвать на капустник, который наш театр показывает для американцев в маленьком ресторане.
«Жили-были старик со старухой»
В центре Сиэтла расположен огромный парк с детским городком, всевозможными качелями, каруселями, палатками и тремя зданиями театров: оперного и двух драматических. В одном мы играли «Трех сестер», в другом, напротив, – «Крутой маршрут».
Театры очень уютные, с прекрасным оборудованием сцены.
А в парке чуть ли не каждое воскресенье праздники: то карнавальное шествие, то при – за ночь выстраиваются рестораны и ресторанчики. Молодежь нанимается на два дня печь пирожки, резать бутерброды, делать салаты. Есть и добровольцы-общественники, как у нас принято говорить. В Америке их называют волонтерами. Они работают в парке с детьми, принимают иностранцев.
Нас принимали потомки первых эмигрантов или те, кто когда-то изучал русский в учебных заведениях. Они показывали нам город, университет, библиотеки, устраивали пикники, возили на озера, на водопад. Привезли нас на праздник независимости, когда весь город вышел на холм, где над озером был пикник, а вечером – фейерверк. Американцы – патриоты, и День независимости празднуют очень широко. Со многими волонтерами мы подружились, особенно с одной супружеской парой – Ольгой Прокофьевной и Алексеем Михайловичем. Им по восемьдесят лет, но они совсем не старые. Она в Харбин попала из России (многие эмигранты приехали в Америку через Харбин), училась в Германии. Алексея Михайловича вместе с братьями и сестрами из Петрограда в Харбин везла гувернантка – через всю Сибирь из охваченной Гражданской войной России.
– Мы сначала уехали в Екатеринбург к дяде, помещику, мне было четырнадцать. Там казнили в это время царя.
Глаза Алексея Михайловича становятся совсем грустными.
Этот седой красивый человек приехал за мной в гостиницу на машине, легко поднял мою тяжелую сумку, отвез в свой дом. Ольга Прокофьевна угощает по-русски: сварила студень, напекла пирогов, на столе – соленые огурцы, хрен и чего только нет…
Ольга Прокофьевна и Алексей Михайлович – глубоко верующие люди.
– В церковь, как полагается, хожу каждое воскресенье, – говорит Ольга (мы зовем ее просто Ольга, такая она молодая, шумная, веселая). – Раньше пела в духовном хоре, а Алексей Михайлович играл в любительских спектаклях.
Показывают нам фотографии.
– Вот фотографии наших внучек, обе аспирантки университета в Нью-Йорке. Сын – профессор. А вот совсем старые фотографии на стене – это наша семья: офицер – мой отец, это – дядя. Видите, дамы в длинных платьях. А это гувернантка, которая нас спасла.
Молодая интеллигентная девушка с высокой прической, с добрыми умными глазами. Взгляд одухотворенный, чистый, теперь нечасто встретишь подобное в толпе молодежи. Мы с огромным уважением молчим перед ее портретом.
Дом Ольги небольшой, очень уютный. Прямо на берегу океана. Везде русские сувениры, матрешки, на столе – самовар.
– Я всегда русских принимаю. У меня даже владыка был в гостях.
Живут они на пенсию Алексея Михайловича в 900 долларов, добавляют из накопленного понемножку (ведь в Америке все откладывают деньги на старость). Ольга рассказывает, как во время войны они собирали посылки в Советский Союз – день и ночь упаковывали и грузили на пароход. Весь дом был завален посылками.
Наконец-то нам выпал случай поблагодарить людей за те вещи, которые мы получали в нашем скудном военном детстве. Все артисты начинают вспоминать, кому что досталось. Я до сих пор помню черную шерстяную кофточку, мягкую-мягкую. У меня еще был розовый зонтик в цветочек, он оказался роскошной, но бесполезной вещью в те жестокие бедные дни. Но потом я в школьной самодеятельности играла с этим зонтом в пьесе Островского «Доходное место» и запомнила его навсегда.
Вот они стоят рядышком на стриженом газоне собственного дома. Мне хочется показать фотографию этих счастливых стариков, гостеприимных, деятельных, моей семье и всем-всем друзьям.
– На фоне дома, пожалуйста, снимайте, двери его всегда открыты для вас…
В 2013 году я с группой архитекторов был в США. В эту поездку я взял с собой сына. Первую ночь мы провели в Бруклине. Из-за разницы во времени проснулись мы часов в семь и, выпив ужасного кофе из автомата, пошли гулять по улицам просыпающегося города. Мимо проезжали настоящие американские машины. Американские авто ни с чем не спутаешь – это культ!
Вдруг перед нами возникла площадь с ультрасовременным спорткомплексом, построенным Михаилом Прохоровым. США – знай наших! Еще не было 8 часов утра, и все магазины были закрыты. Вдруг мы видим: одна лавка, узкая, как пенал, все-таки открыта. И продается в ней армейско-туристическая одежда. Мой сын купил флотский вещмешок за 10$ и был очень доволен. Торговал всеми этими ценностями индус, лет за 50, а скорее без возраста, и внешним видом напоминающий йога. А мой папа с детства учил, что необходимо знать на любом языке хотя бы два слова. Всегда есть возможность выказать людям уважение и вообще знак высокой культуры. Я протягиваю руку и говорю: «Россия – Индия “Пхай-Пхай”», что значит «Дружба навеки!». Он в ответ протягивает руку и произносит: «Валентина Терешкова». Тоже два слова, и, видимо, для него очень значимые! Женщина в космосе – это ведь что-то немыслимое. А я-то родился 16 июня 1963 года, когда в полете как раз была Валентина Терешкова. Главврач роддома вошла в палату и сказала: «Прошу всех детей назвать Валентинами и Валентинами!» И только моя мама сказала: «А я назову Ваней!» Интересно, что впоследствии мама играла бабушку в спектакле «Валентин и Валентина» в театре «Современник», где роли молодых исполняли Константин Райкин и Марина Неёлова.
Осенью 2007 года «Благотворительный фонд Борцовых»[2] пригласил нас с мужем поработать в Липецкой области. Меня как актрису, а Валерия Александровича – как ученого, поскольку он доктор физико-математических наук, профессор, экспериментатор и давно уже занимается работой с лазерами, а людям интересно знать, что могут сделать лазеры: некоторым кажется, что они могут разрезать кирпичную стену, кого-то вылечить, и так далее.
Мы с удовольствием поехали. Я считаю, что это очень интересная работа. В советское время таких поездок у нас было много: артистов приглашали и от Общества книголюбов, и от Союза кинематографистов. Я очень люблю поговорить с людьми о жизни, об искусстве, о кино. Мы барды, а стало быть, еще и поем свои песни.
Так мы проехали Центральную Россию – Тверскую, Калужскую области, и даже побывали на Дальнем Востоке, в Благовещенске. Обычно такие поездки бывали перед выборами в Думу. И эту поездку в Липецкую область устроили в подарок ее жителям именно перед выборами.
Пять часов в машине меня не пугают, я привыкла и хорошо переношу дорогу. Наоборот, люблю бесконечные поля за окнами. Южное направление радует меня больше: все-таки северо-восток сейчас довольно пустынный: брошенные дома, опустелые поля наводят тоску… А южное направление более-менее в порядке, совхозы работают, построены новые комбинаты, модернизированные коровники, в основном частные предприятия – весьма отрадное зрелище.
Нас поместили под Липецком, в коттеджном городке для иностранных специалистов. Маленькие домики на две квартиры, на одну сторону и на другую, очень удобные, с душем. Тепло, хотя и конец осени, снег уже выпал, но лежит еще местами. А за забором, окружающим этот поселок, шумит Дон. И мой муж с утра бежит на берег. Все-таки просторы нашей Родины вселяют чувство гордости: большая страна!
Местность гористая, даже какие-то странные холмы попадаются, совершенно белого цвета – мел. Я мечтала, но так и не попала в заповедник Дивногорье, где, как мне рассказывали, меловые колонны и храм, вырубленный в меловой скале.
Утром начинается работа. Каждый день три выезда, от 100 километров и дальше (c. Доброе, с. Крутое, с. Отрада, Добринка, с. Петрищево, с. Становое, г. Данков, с. Бигильдино, с. Знаменское, п. Лев Толстой, г. Чаплыгин, с. Колыбельское, с. Красное, с. Черкассы, с. Соколье, с. Измалково, г. Липецк, с. Афанасьево, Лебедянь). Залы бывают большие – дворцы культуры в райцентрах на 600 мест, а бывают совсем маленькие встречи, один раз собралось всего 20 человек. Видно, артисты здесь бывали давно, а в некоторых местах «живых» артистов и не видели никогда.
Вопросы самые разнообразные, очень много вопросов к моему мужу, Миляеву Валерию Александровичу. Оказывается, людей очень интересует состояние нашей науки. Они протестуют против отъезда ученых за границу, возмущаются. А что поделать? Во время перестройки ученые получали по тысяче рублей в месяц, а иногда и меньше, и работали только из любви к науке, а зарабатывали, торгуя в переходах. Один наш знакомый профессор обивал стулья. Мой муж тоже начал учиться обивать и даже обил старые стулья у нас дома, хоть он и работает в большом Физическом институте Академии наук.