Слышите ли вы музыку? Понимаете ли, какую роль она играет в вашей жизни? Ведь музыка постоянно звучит вокруг нас. С утра она приходит к нам физкультурным маршем зарядки по радио, знакомая мелодия долетает из окна или слышится через стену из соседней квартиры. Мы слышим музыку, когда смотрим кино, телевизор, театральные спектакли (оперные, драматические), когда посещаем концерты.
И как несчастливы люди, которые не слышат ее! Не слышат не потому, что они глухи, а просто потому, что музыка проходит мимо них.
В каком бы жанре ни решил работать артист, кем бы он ни собирался стать – чтецом, драматическим актером, артистом кино или, тем более, певцом, – безусловно, музыка очень обогатит его, сделает тоньше, разностороннее.
А работа в музыкальном жанре потребует от артиста специального музыкального образования. Вл. И. Немирович-Данченко писал в статье «Лицо нашего театра»: «Все идет от музыки. Ее толкование диктует задачи не только оркестру, ансамблю, каждому исполнителю, но и режиссуре, и художнику».
– Людмила Ивановна, а какое значение имеет музыка для вас лично в драматических спектаклях?
– Я, драматическая актриса, всегда завидовала актерам оперетты и оперы – ведь кроме слова им помогает выразить свои мысли музыка. Она пробуждает в них новые эмоции. Лично мне музыка в драматических спектаклях всегда помогает. Я уж не говорю о том, что музыка создает определенный образ спектакля, становится его неотъемлемой частью. Теперь, например, совершенно невозможно представить комедию «Много шума из ничего» без замечательной музыки Тихона Хренникова.
С детства мне запомнилась музыка Хренникова и к спектаклю «Давным-давно» в Центральном театре Советской армии. Романтическую комедию «Давным-давно» Александра Гладкова я смотрела много раз, видела нескольких исполнительниц роли Шуры Азаровой. Первой – Любовь Ивановну Добржанскую. Ее поклонницей в этой роли я осталась навсегда. Что значила музыка для Добржанской – Шуры Азаровой?
Шура прощается с домом, в котором прошло ее безмятежное детство. Ничего не сказав дяде, она, переодевшись в мужской костюм, собирается бежать на войну, где и мужчинам-то бывает трудно и страшно. А что ждет ее, девушку? На душе у Шуры тревожно – она понимает, что ее поступок может убить дядю. Но и оставаться дома, в покое и уюте, когда Отечество в опасности, она не может. Шура прощается с привычной обстановкой, оглядывает стены, окна, потолки – и вдруг видит свою старую куклу Светлану. И в эту минуту вся ее тревога, боль, любовь к дому, волнение воплощаются в музыке: в оркестре зазвучало вступление к колыбельной «Спи, моя Светлана…» Шура прислушивается к звукам музыки, как к биению собственного сердца, еще раз обдумывает свое решение и повторяет его кукле. И мы, зрители, понимаем, что это не просто колыбельная, этот монолог – прощание с детством, которое кончается с последними аккордами музыки.
Однажды мне довелось увидеть в этой роли совсем молодую актрису, начинающую. В сцене прощания Шуры с домом она, проговорив текст, взяла куклу, села в удобную для пения позу и напряженно стала слушать музыку. Было очевидно, что актриса думает только о том, как попасть в тональность, не сфальшивить, чтобы звучал голос. Конечно, ощущение правдивости происходящего на сцене моментально ушло.
Ария или танец должны быть оправданными. Они возникают от того, что герою невозможно высказать переполнившие его чувства – тревогу, грусть, радость, любовь – только словами, ему еще нужны музыка, танец, пение. Тогда вступление не окажется просто пережиданием фрагмента музыки, оно станет моментом сосредоточения героя, моментом, когда у него нарастает желание выразить песней или танцем то самое главное, сокровенное, что он не может выразить обычной речью. Ария – это монолог.
В нашем театре шел спектакль «Пять вечеров» по пьесе А. Володина. Это поэтичный спектакль о любви. Герои его – обычные люди, наши современники, причем уже немолодые (каждому из них – за сорок). Их играли О. Ефремов и Л. Толмачева. Они творили чудо на сцене. Зал буквально с замиранием сердца следил за развитием отношений героев. Воздействие спектакля было настолько сильным, что зрители, казалось, сами молодели и становились похожи на влюбленных, счастливых и радостных людей.
Музыку к этому спектаклю написал композитор М. Зив. Она способствовала созданию какой-то необыкновенной, прозрачной атмосферы, которая так соответствовала спектаклю о чудотворной силе любви, способной разбудить все самое прекрасное, что таится в человеческой душе, воскресить ее юные мечты, заставить поверить в себя, в свои силы.
В спектакле было шесть картин. К каждой картине – музыкальное вступление, звучащее как музыка весны, заставившая «оттаять» души героев.
Я играла Зойку, у которой своя трудная судьба и неразделенная любовь. Еще из гримерной услышанная мною музыка начавшегося спектакля настраивала меня, как инструмент, заставляя звучать определенным образом в тональности спектакля.
Песня героини, когда-то бывшая общей любимой песней двух молодых счастливых людей, Саши Ильина и Тамары, которых жизнь разлучила на двадцать лет, а потом неожиданно соединила, песня, вспомнившаяся им в эту позднюю встречу, стала лейтмотивом спектакля. Нехотя Тамара брала гитару:
Уехал милый в дальний край,
Да только меня не взял.
Сказал, вернусь, мол, не скучай,
Да только когда, не сказал.
И снег, и дождь был за окном,
И яблони в цвету,
А милый мой все не идет…
Я жду, я жду, я жду…
Эта песня отзывалась в сердцах всех исполнителей. Когда я, Зойка, слышала ее или этот мотив в музыке спектакля, у меня щемило сердце, мне хотелось быть счастливой, хотелось разделенной любви. Растревоженная до слез только что прозвучавшей мелодией, моя Зойка гордо говорила Ильину, который любил ту, другую, Тамару, а не ее: «Одной вообще лучше жить, мужчине нужно покупать то мясо, то носки, то четвертинку…» Текст совсем прозаический, но за ним у Зойки всегда была «тоска по лучшей жизни».
Мне, актрисе, очень помогала музыка и в другой пьесе А. Володина – «Назначение». Я играла роль матери. Мать и отец погрязли в вечных спорах, ссорах, доходят до ненависти друг к другу. Их жизнь ужасна, они не видят ничего хорошего вокруг. И вот в момент, когда они сказали друг другу самые страшные, самые жестокие слова, отец кричит матери:
– Сгинь куда-нибудь!
– Куда?
– Повесься!
Мать в ужасе плачет. И вдруг к ним обращается сын:
– Не надо ссориться!.. Не может быть, чтобы у вас никогда не было ничего хорошего. Так не бывает!
И мы действительно «останавливались». Возникала музыка. Она начинала звучать и во мне. Я ощущала, как во мне, матери, поднимается волна воспоминаний, как горло сжимает тоска об утраченном счастье, и я произносила то главное, ради чего играла весь спектакль:
– Ведь когда-то я его любила, этого дурня. Помнишь, как ты меня пригласил и повез на извозчике? Я думала, мы едем по крайней мере в Большой театр, а он привозит меня в захудалое кино, он вообще не любил оперу… Да, я знаю, я стала ужасная, я все время его пилю, пилю…
То есть я, мать, переосмысливаю всю жизнь. Музыка, звучавшая в тот момент, помогала мне сделать признание, почувствовать свою вину, воскресить в себе человеческое.
Большинство людей, наверное, в жизни умеют слушать музыку. А вот выйти на сцену и послушать музыку оказалось для моих студентов делом непростым.
Сначала попробуем выполнить несложные упражнения.
Первое. Вы слышите знакомую песню. Попытайтесь вспомнить, где, когда, при каких обстоятельствах вы уже слышали ее, какое у вас тогда было настроение? Попробуйте снова вернуть то настроение, вызвать его сейчас.
Упражнение хорошо тренирует эмоциональную память, столь необходимую актеру. Причем в данном случае эмоции вызываются музыкой.
– Вы знаете, что у актера, который привык слышать в сцене одну и ту же мелодию, возникают при ее звучании определенные эмоции? Мы уже говорили с вами об этом. Приведу еще пример. В спектакле по пьесе В. Розова «Традиционный сбор» я играю Лиду Белову – скромную женщину, работницу сберкассы. У Лиды происходит объяснение со старым другом – одноклассником Максимом Петровым. Максим рассказывает Лиде о своей жизни, о том, как неудачно она сейчас сложилась. Максим и Лида садятся рядом за парту, думают, молчат, а где-то в зале тихо звучит довоенное танго, звучит как напоминание об их молодости. И Лида вдруг произносит: «Как я любила-то тебя…» – «И я тебя!» – отзывается Максим. Эти слова мы говорили, не глядя друг на друга, успев многое передумать за эти короткие минуты.
Однажды музыку не включили. И сцена у нас не получилась. Эти простые и искренние слова мы произнесли формально. Мелодия вызывала определенный эмоциональный настрой, очень важный для актера, для его непрерывной внутренней жизни.
Второе. Попробуйте понять, «угадать», какое настроение было у автора музыки, когда он ее сочинял, нафантазировать обстоятельства, которые вызвали к жизни эту мелодию. Верно «угадать» вы сумеете, лишь представляя что-то уже испытанное, виденное, пережитое, накопленное личным опытом.
Это упражнение, на мой взгляд, должно хорошо тренировать не только эмоциональную память, но и фантазию. И если после такого упражнения вам придется повторить мелодию или спеть песню, вы уже не будете петь ее механически, мелодия станет вашей, родившейся из определенных, конкретных видений.
Третье. Постарайтесь ходить, выполнять какую-нибудь работу под музыку, в ее ритме. Вы заметите, что ваше поведение приобретает новый смысл, окраску, словно настроение музыкального произведения сливается с вашим.
Мои студенты помнят, что такое действие. Но поскольку действие – основной материал актерского искусства, мы еще и еще раз останавливаемся на этом понятии, повторяем материал первого курса. Вспоминаем: великие физиологи И.М. Сеченов и И.П. Павлов доказали, что всякое чувство (эмоция) отражается в том или ином мышечном напряжении. Они назвали это психофизическим действием. Это легло в основу «метода физических действий» К.С. Станиславского. «Сценическое творчество – это постановка больших задач и подлинное, продуктивное целесообразное действие для их выполнения». В книге Б.Е. Захавы «Мастерство актера и режиссера» дается определение действия: «Действие – это волевой акт человеческого поведения, направленный к определенной цели». «Хотя всякое действие, как это уже неоднократно подчеркивалось, есть акт психофизический, то есть имеет две стороны – физическую и психическую… тем не менее нам кажется целесообразным условно, в чисто практических целях различать два основных вида человеческих действий: