А вот что помогло мне в создании образа Квашни из спектакля «На дне» по пьесе М. Горького. Мы с режиссером Г. Волчек решили сделать мою героиню неунывающей, не желающей показывать, как ей трудно, одиноко (хочется выйти замуж за Медведева, а он все не делает предложение, и Квашня всех уверяет: «…не подумаю замуж за него идти!»). Мне показалось, что наша Квашня похожа на мою соседку по дому Марию Александровну – полную, веселую женщину, одновременно самолюбивую и любящую всех поучать, как надо жить. Я выпросила у соседки ее любимую шерстяную кофту и репетировала в ней, и так в этой кофте потом всегда и играла Квашню. Видите, даже когда играешь классические роли, в создании образа может помочь современный конкретный человек, обладающий похожим характером.
После этого нашего разговора на следующий же день почти все студенты были в костюмах. Герман, играющий тетку, – в декольтированном платье, невеста – в соответствующем образу наряде. Вероятно, репетировать в костюмах было еще рановато, но хорошо, что ребята попытались представить себе героев, подумали об их внешнем виде. Кроме того, в длинном платье совсем другая походка, поэтому и нужно на репетицию надевать длинную юбку. А готовя роль Дуняши, нельзя проводить репетиции в туфлях на платформе.
В работе над классикой очень помогают литература и живопись соответствующей эпохи. Невозможно работать над Чеховым, не познакомившись с картинами И. Левитана. И хотя у Левитана пейзажи, а не портреты, но в них есть «чеховское» настроение.
Если предстоит работа над пьесами А. Островского, нужно внимательно рассмотреть портреты В. Тропинина, О. Кипренского, картины В. Поленова и П. Федотова.
Разумеется, и мы, работая над «Женитьбой», смотрели картины. В первую очередь, конечно, П. Федотова: «Свежий кавалер», «Сватовство майора». Подолгу простаивали мы перед картинами И. Репина, И. Крамского, В. Тропинина.
Я не буду рассказывать, как шла работа над каждым из образов «Женитьбы». Остановлюсь лишь еще на одной очень трудной роли – Подколесина. Мы долго не могли найти основную песню для этого героя. Решили (возможно, идя по пути наименьшего сопротивления) дать ему «Калинку», сделав ее вообще темой женитьбы, темой мечты о взаимной любви, о семейном счастье.
Играл Подколесина Юра, человек довольно решительный, которому муки и сомнения Подколесина были чужды. Работалось Юре трудно. Мы хотели довести сомнения Подколесина по поводу женитьбы до трагедии, вернее – трагикомедии. Тогда самые пустяковые препятствия вырастают в событие. Например, слова: «Готов вытерпеть бог знает что, только б не мозоли» – Юра пробует произнести так, будто он готов вытерпеть полостную операцию без наркоза, сжечь собственную руку – любые самые страшные вещи на свете для него ничто по сравнению со жмущими сапогами. Если жмущие сапоги вырастают в целое событие, так что же такое для Подколесина – Юры женитьба?
«А ведь хлопотливая, черт возьми, вещь женитьба! То да се, да это. Чтобы то да это было исправно, – нет, черт побери, это не так легко, как говорят». Он даже дважды чертыхается! Мало того, что для женитьбы нужно «то да се, да это», так ведь еще и необходимо, чтобы «то да се, да это» было сделано исправно. Подколесин ужасно боится всех тех трудностей, которые ему нужно преодолеть.
Мы специально написали для Подколесина новые слова на музыку «Калинки». Начинал Юра петь в самый напряженный момент своих сомнений и колебаний, с самой высокой ноты, выбегая вперед на авансцену, чтобы рассказать зрителю о своих страшных муках-колебаниях, взвешивая все «за» и «против» женитьбы.
Нам очень хотелось выразить состояние Подколесина и в движении, но поначалу мы не знали, как это сделать. Вдруг на одной из репетиций Юре захотелось в конце арии – в момент крайнего напряжения – подпрыгнуть и ухватиться за железный трос, на котором держался занавес, вроде бы повиснуть в воздухе. Именно оттуда – с высокой точки – наш Подколесин замечал вдруг, что идет туча, а стало быть, ехать к невесте не надо (кто ж ездит в дождь?). Подколесин облегченно вздыхал и спрыгивал на землю. «Выеду, а вдруг хватит дождем?» – говорил он свахе.
Встреча с классическим материалом, с прекрасной драматургией очень много дала моим студентам. Им интересно было работать над столь яркими, емкими характерами, почувствовать современность звучания гоголевского текста. Ведь у нас тоже порой пустяки вырастают в трагедии, нас мучают и раздирают сомнения, порой и мы ленимся предпринимать серьезный шаг. Ну, а мечты о любви и семье всем понятны, сомнения и тревоги, связанные с этим, живы во все времена.
Массовые сцены
«Сорочинская ярмарка» невозможна без массовых сцен, а чтобы они получились яркими, живыми, ими нужно увлечь всех участников. В постановке массовых сцен нам очень помогли балетмейстер Л.Г. Таубе и дирижер В. Граховский.
Для нас текст повести зазвучал как развернутая авторская ремарка: «…дорога, верст за десять до местечка Сорочинец, кипела народом, поспешавшим со всех окрестных и дальних хуторов на ярмарку». Поэтому в прологе все действующие лица идут на ярмарку. По сцене тянется вереница людей с кувшинами, арбузами, гусями… Люди идут в предвкушении праздника, распевая на все лады:
Надоело в хате жить,
Геть на ярмарку из дому,
Дому, дому…
В этом эпизоде мы добивались, чтобы студенты активно начали представление, как говорится, задали тон спектаклю, повели за собой зрителей. Стоит только одному участнику выпасть из общего настроя (допустим, он сегодня не выспался) – и все рушится! А нам нужно было, чтобы с каждым человеком, появляющимся на сцене, действие развивалось, чтобы ритм каждого последующего эпизода был чуть более активным, чем ритм предыдущего. Работали мы над этим очень долго, но зато пролог в спектакле получился. Поток людей, устремляющихся на ярмарку, двигался все быстрее и быстрее, ускорялся и темп пения. Вот уже слышна почти скороговорка, наконец все участники берутся за ленты, крутится карусель, звучит гопак, а потом сразу, одним движением, исполнители обращаются к публике и друг к другу, предлагая товар, распевая:
Куры, гуси и цыплята.
Куры, гуси и цыплята.
Горилка… Горилка…
В этот момент впервые появлялись цыгане (цыганка крала гуся у Мокрины).
Вокально-танцевально была решена первая встреча Параски с Грицьком, перепалка Хиври и Грицька, когда он попадает куском грязи в лицо «пожилой красавице». «Дородная щеголиха вскипела гневом», она шла в наступление на обидчика, а участники сцены превращались в болельщиков (причем за Грицька были не только люди, но и плетни, которые спасали его от разбушевавшейся Хиври). Народ оттеснял Хиврю, а вслед за ней и воз ее укатывал за сцену.
Так в повести Гоголя Хиврю оттесняли от Грицька на свадьбе. У нас это происходило уже при первой встрече Грицька и Параски. Нам очень хотелось выделить, подчеркнуть момент зарождения их любви.
Грицько подхватывал Параску, падающую с воза, который с трудом вытаскивали из грязи казаки. И именно в этот момент он и произносил гоголевский текст: «Славная дивчина! Я бы отдал все свое хозяйство, чтобы поцеловать ее». Грицько ставит Параску на землю. В оркестре возникала лирическая тема, влюбленные не отрываясь смотрели друг другу в глаза, молча передвигаясь по маленькому кругу.
Сцена позволяет некоторые жизненные моменты решать условно. Чтобы зафиксировать внимание зрителя на том, что двое молодых людей понравились друг другу, мы как бы «останавливали мгновение». Нам было важно, чтобы наши Грицько и Параска прожили его напряженно, чтобы они увидели друг друга, выбрали друг друга на всю жизнь. Разумеется, музыка помогала исполнителям сыграть этот эпизод.
– А что же в это время делать нам, остальным участникам, ведь внимание должно быть заострено на Параске и Грицьке? – спрашивали студенты.
– Чтобы помочь зрителю сосредоточить внимание только на героях, вы тоже должны увидеть, что герои понравились друг другу, понять это.
Двигаться разрешили только Параске и Грицьку, остальные замирали, наблюдая момент рождения их любви. Конечно, это условность, но в музыкальной комедии она правомерна. Как мы потом убедились, зрители абсолютно приняли нашу задумку.
Вторая массовая сцена, очень важная для спектакля, – «сцена чертовщины», как мы ее назвали. Напуганные появлением на ярмарке красной свитки, подгулявшие казаки приходят в хату кума, помешав свиданию Хиври и Поповича. Мокрина угощает гостей, все просят кума рассказать про свитку. Кум рассказывает, Мокрина перебивает его. Шорох, возникший из-за неловко повернувшегося на печке Поповича, заставляет всех насторожиться.
Однако люди перебарывают страх. Рассказ продолжается. Теперь уже явно кто-то хрюкнул. И вдруг из-за кулис показалась свиная морда. И потом на сцену врывалась организованная цыганом ватага парубков и девушек, наряженных ведьмами, чертями, в вывороченных тулупах, с метлами. Они сметали со сцены декорации (сами же участники задвигали их в кулисы), и на свободной площадке возникал общий танец – «чертовщина». Танцевали все, кроме Черевика и кума. Ведьмы скакали верхом на чертях, погоняя их метлами. Наши юные исполнители проделывали это с упоением.
А вот эпизод, где шел рассказ о свитке, дался нам очень нелегко. Знакомый текст не вызывал интереса – участники сцены слушали его без напряжения, постепенно и кум-рассказчик начинал скучать.
– А ну-ка, давайте попробуем построить сцену как соревнование между кумом и кумой. И ему и ей хочется рассказать эту необыкновенную историю, причем каждому по-своему. Только кум произносит фразу – а куме уже не терпится вставить свое слово. И теперь кум ловит момент, чтобы успеть продолжить рассказ жены, отстранив ее, – он-то лучше знает все подробности! Но Мокрине кажется, что муж забудет самое главное, и она опять встревает. Супруг ее обрывает. Мокрина замолкает, но в следующую минуту все повторяется сначала. А слушатели напряженно ждут, что же произошло дальше.