Вернувшись от родственников, Вероника увлеклась психологией и подолгу проводила время в сети, изучая предмет. Несколько раз в неделю она облачалась в бесформенную толстовку с широким капюшоном, такого же формата просторные джинсы, и, спрятав светлые густые волосы под серой невзрачной бейсболкой, появлялась в том самом парке из её далёкой прежней жизни. Она вставала, прислонившись к дереву, и молчаливо наблюдала за царившей вокруг суетой, пытаясь выхватить где-нибудь за таким же деревом, в тени, худощавую сгорбленную фигуру с жадными бегающими глазами, жидкими русыми волосёнками, выжидающую очередную для себя молоденькую «чику».
Он придёт, непременно когда-нибудь придёт…
Однажды её посетила простая, а потому, как оказалось, гениальная идея. Найдя в интернете адрес местной полиции, она, накинув свой «сторожевой» прикид, заявилась прямо к дежурному:
– Здравствуйте, подскажите, что делать в случаях, если за тобой следит педофил?
Сидевший за стеклом офицер выпятил нижнюю губу и поставленным голосом спросил:
– Тебе сколько лет?
– Пятнадцать.
– И что, прямо следит за тобой? Ты его разглядела?
– Немного разглядела. Я собачку выгуливаю утром и вечером, возле парка, так вот: он встаёт за деревом и подглядывает.
Дежурный обратился к кому-то в глубине помещения:
– Егор, слышишь? Опять по парку… У тебя талмуд здесь? А, вижу, вот он, – затем к Веронике: – Зайди сюда, я покажу тебе фотки – сможешь узнать этого пида… педофила?
Он нажал на какую-то кнопочку, и дверь в «дежурку» сбоку приоткрылась, Вероника прошла через пропускную «вертушку» внутрь.
– Вот, присядь тут, полистай, посмотри, только внимательно, и если узнаешь кого-то – скажи. И вспомни точно – когда, где и в какое время его видела.
Вероника кивнула, присела на жёсткую деревянную скамью со спинкой и открыла затёртый на углах альбомчик. Изнутри на неё глянули люди. Разные люди с разными глазами, формой губ, глаз, носа… Она медленно переворачивала пластиковые страницы, словно вчитываясь в каждое лицо, ожидая увидеть того, кого искала.
Он оказался на восьмом развороте.
Конечно, она не могла знать эти впалые глазницы, затравленный исподлобья взгляд, жидкие брови и волосы – в привычном понимании глагола «узнавать», потому что она никогда его толком-то и не видела, но в толковании «интуитивно знать наверняка, что это он» – ответ положительный. Украдкой кинув взгляд на милиционеров, один из которых отвечал что-то кому-то по телефону, а другой был занят с какими-то документами, Вероника потихоньку вынула из пластикового кармашка снимок и посмотрела на его обратную сторону.
Там стояли только цифры с ничего не значащими для неё буквами. В общем-то, было бы верхом самонадеянности полагать, что на обороте для неё напишут его фамилию и адрес проживания с кодом домофона – и то удача, что гад действительно где-то тут обитает, и про него знают в органах. Только ей-то этого было недостаточно.
Но это был он.
Решение пришло в голову мгновенно.
Она вложила снимок обратно на место, затем приложила обе руки к губам и легонько ахнула:
– Ой, смотрите, а чего это тут наш дядя Паша делает?
Тот, что сидел над документами, поднял на неё глаза:
– Какой дядя Паша?
– Да вот, дядя Паша. Вроде бы. Живет в доме по соседству. Только он с бородкой такой…
Полицейский подошёл, вынул фото, посмотрел на шифр. Сверил его с какими-то своими записями и ответил:
– Это не дядя Паша.
– Да точно вам говорю, товарищ офицер, это дядя Паша, он в университете лекции читает.
– Девочка, ты ошибаешься. Это не дядя Паша.
Вероника не сдавалась:
– Неужели так загримировался? Он что, тоже…? – она в мнимом ужасе выпучила глаза.
– Не знаю про дядю Пашу. Успокойся, тут на фото – совсем другой гражданин: Николай Николаевич Щебельский, он же Щебень. Точно тебе говорю, что ни в каком универе лекции он не читает, – и криво усмехнулся.
Девушка притворно вздохнула:
– Ну, если вы уверены…
– Да уж мы-то уверены! Кого-нибудь ещё узнала?
– Нет, никого больше. Мне даже неудобно… Может, почудилось?
– Ну, ты… это… действительно поосторожней вечерами, особенно с северной стороны парка… Может, всё-таки это Щебня ты видела там, а? Подумай хорошенько.
– Если это не дядя Паша…
– Это не дядя Паша. Но вот Щебня…
– Так вы бы за ним последили! – с наигранной непосредственностью воскликнула Вероника. – Если он рядом живёт – приставьте к нему переодетого копа и схватите с поличным.
Первый офицер за пультом, прислушивавшийся к их разговору, неожиданно весело рассмеялся:
– Вау, вау…! Мы ж не копы, и это не Голливуд, детка!
Вероника развела руками:
– Ну… я тоже не Мата Хари, уж извините.
– Ладно… Мата Хари, ты всё-таки гуляй пока с собачкой в другом месте, хорошо? Это я тебе уже серьёзно говорю. Мало ли… А твоего дядю Пашу, наверно, стоило бы и проверить.
Вероника посмотрела в его открытые и слегка уставшие глаза и коротко ответила:
– Я поняла, спасибо. Дядя Паша – профессор, настоящий. Простите, если что… не так.
Северная сторона парка была в паре сотен метров от полицейского участка.
* * *
Тем же вечером она нашла номер ближайшей поликлиники и, позвонив, затараторила в трубку:
– Здравствуйте, мне папа велел позвонить и узнать, внесли ли изменения в наш домашний адрес, потому что мы недавно переехали в соседний квартал – он сильно заболел, хотел вызвать врача, но вдруг испугался, что, если изменения не…
– Фамилия, участок?
– Николай Николаевич Щебельский, пятый, кажется.
– Точно пятый?
– Или пятнадцатый… Ой, простите, а я забыла… Отец меня прибьёт…
– Э-эх… Щебельский? Не кладите трубку…
Она вычислила Щебня, приписанным к третьей по счёту поликлинике, в которую таким же образом дозвонилась:
– Николай Николаевич, восемьдесят первого года рождения?
– Э-э… да, он самый.
– Куда вы переехали?
– Так, может, там у вас новый адрес уже введён? Какой указан-то?
Женщина раздраженно продиктовала ей адрес Щебня.
– Ой, всё верно, уже поменяли! Простите великодушно.
В трубке осуждающим зуммером загундосил «отбой».
Тем же вечером она прошла мимо указанного в амбулаторной карте Щебня дома – кирпичный, четырёхэтажный, без балконов и лифта, с обшарпанной парадной, без домофона. Закрытый двор с детской площадкой, один въезд-выезд для автомобилей, никакого шлагбаума. Вероника высчитала: его окна должны приходится на второй этаж, с выходом на внешнюю сторону. Обойдя дом по кругу, держась подальше, на противоположной стороне довольно-таки тенистой из-за высоких крон деревьев улицы, она взглянула в эти окна: кухня и комната, высокий потолок, лёгкие занавески. Очень высокий потолок! Если правильно рассчитать, то его ноги и до пола-то не достанут, даже с запасом верёвки…
Она выждала, сколько могла – пока в соседних окнах на начал загораться свет. Но его окна так и оставались тёмными, когда она с щемящим чувством быстрыми шагами покидала чужой квартал: сегодня мама с работы не задержится.
Она вообще больше никогда не задерживалась с работы.
Без пяти минут семь на следующее утро Вероника уже была в том же дворе. Втиснувшись в узковатую кабинку деревянного грузовичка на детской площадке, девушка, надвинув на глаза безликую бейсболку, открыла книжку, положила её перед собой на игрушечную приборную панель и стала напряженно просматривать выходящих людей из всех парадных этого дома. С собой у неё был термос и пара сэндвичей.
В подъезд она входить пока остерегалась: ведь если нечаянно столкнуться с ним нос к носу, то это значило бы предупредить его, что пока не входило в её планы. А несвоевременная информация усложняет жизнь – это она усвоила хорошо.
День прошёл впустую – Щебень так и не объявился.
На другой день всё повторилось. Лишь только около восьми утра из открытых окон третьего этажа соседнего пролёта слышались матерные крики и мебельная возня, затем грохот падения – будто шкафчик опрокинули. Потом окна медленно притворились, и всё стихло, а несколько минут спустя из парадной выскочил седоватый мужик с багровым лицом и пакетом подмышкой – ни дать ни взять, чей-то разгневанный сожитель.
Всё разрешилось лишь на четвертый день её ожидания. Ближе к полудню те самые окна на третьем этаже вновь распахнулись, на этот раз очень широко и бесшумно. Вероника с раннего утра, как обычно, пристроилась с книжкой по нейро-лингвистике под детским грибком, прячась от зачастившей мороси, по диагонали через двор от злополучной парадной. Она отчего-то ожидала появления того краснорожего мужика.
Но вместо него подъехала «Криминалистическая лаборатория», а следом – белый высокий фургон без окошек. В таком же прошлой осенью вывозили труп старичка с их первого этажа, когда она возвращалась со школы. По спине девушки пробежал неприятный холодок в недобром предчувствии. Ей было видно в проёме распахнутых окон, как по квартире на третьем этаже передвигались люди – их лица прикрывали простые матерчатые маски, а кто-то мелькнул, прижимая к нижней части лица салфетку, или платок – было не разобрать, но всё равно стало понятно, для чего это.
Последние два дня выдались жаркими, и только сегодня с Балтики нанесло туч и относительную прохладу.
Вероника подумала, что вряд ли «Криминалистическая лаборатория» приезжает по каждому случаю смерти в этом городе и, вспомнив ругань, доносившуюся из тех самых окон, она припомнила и свои тогдашние впечатления: ругались вроде как на равных, потому ей и показалось, что мужчина спасался бегством от сожительницы. Но она ведь могла и ошибаться – ведь видела она только выбегавшего из парадной мужчину. И неизвестно, из какой квартиры. А вот кого слышала – тем более загадка.
Вероника решила подойти к фургонам. Морось поутихла. Из приоткрытого пассажирского окна «Лаборатории» была слышна рация: двое между собой переговаривались. Девушка сделала вид, будто что-то высматривает в канавке вдоль поребрика.