Эмм, долгая история, объясню потом, но можешь приехать? И притвориться, что твоей мамы нет в городе, а ты пришла ко мне с ночевкой? Но можно будет уйти, как только уедет отец.
Клэр сразу же начала печатать ответ. Сорока держала телефон в руке, ожидая, пока та допишет.
Мне скучно до чертиков, а твое предложение звучит как развлечение. Какой у тебя адрес?
Сорока отправила адрес, и Клэр ответила, что будет через пятнадцать минут.
Маргарет медленно приняла душ, сделав воду настолько горячей, насколько можно вытерпеть.
Когда она вышла, кожа покраснела. Сорока оделась и вышла через парадную дверь на крыльцо.
Отец ждал в грузовике. Он был одновременно и ближе, и дальше, чем за последние полгода. Сорока так остро ощутила это противоречие, что у нее перехватило дыхание.
Отец вышел из грузовика и будто собрался ей что-то сказать, но у тротуара остановилась машина и прервала момент. Клэр вскочила с пассажирского сиденья и помахала маме рукой, а та помахала ей в ответ.
Этого простого, самого обычного общения было достаточно, чтобы вонзить нож в сердце Сороки. Она могла бы умереть от потери крови еще до того, как Клэр дойдет до входной двери.
– Так какая у нас легенда? – шепнула Клэр.
– Твоей мамы нет в городе. Мы собрались устроить ночевку несколько дней назад. Моя мама в больнице.
– Стой, что? С ней все хорошо?
– Не сейчас, – сказала Сорока, потому что к ним подходил отец.
Клэр улыбнулась и повернулась, чтобы поздороваться.
Это была профессиональная улыбка, предназначенная для одной конкретной цели: обмануть родителя.
– Здравствуйте, мистер Льюис, – сказала Клэр и протянула руку. – Я – Клэр Браун.
Отец Сороки тоже протянул руку. Он радовался, что ему есть, за что ухватиться хотя бы на секунду.
– Очень приятно с тобой познакомиться.
– И мне. Спасибо, что разрешили остаться. Мама уехала из города, а тетя, которая меня подвозила, недавно родила близнецов, и по уровню шума ночью это как рок-концерт, понимаете? Поэтому, когда Мэгс рассказала, что случилось с миссис Льюис, я решила ее поддержать.
Она перевесила сумку с вещами с одной руки на другую. Сорока подумала, что это подходящий жест.
– Конечно, – сказал отец, и Сорока заметила, как он расслабился от запутанной лжи Клэр. – Очень приятно с тобой познакомиться.
– Мне тоже, – ответила та. У нее хватило осторожности не добавлять «Сорока так много о вас рассказывала», потому что такого, естественно, не могло быть.
– Ну звоните, если что. Если вам обеим что-нибудь понадобится. Что угодно. Если будет страшно, или захотите пиццу, или… Кстати, вот.
Отец Сороки достал из бумажника две двадцатки и протянул дочери. Сорока сжала их в кулаке, стараясь не дотрагиваться до отца.
– Только не тратьте их на выпивку, ладно? – сказал он дрогнувшим голосом. Шутка промахнулась примерно на восемьдесят семь миль.[2]
– Спасибо, мистер Льюис, – сказала Клэр.
– Я буду дома. Хорошо, Сорока? Если тебе что-нибудь понадобится, я дома.
Отец Сороки подошел к грузовику, сел в него и уехал. Девочки посмотрели, как он заехал за угол, а потом Клэр повернулась к Сороке и спросила:
– Сорока?
– Это просто старое прозвище, – сказала Маргарет, заставив себя улыбнуться. – Большое тебе спасибо, ты можешь уйти, когда захочешь. Держи.
Она попыталась вручить Клэр одну двадцатку, но та ее оттолкнула:
– О чем ты говоришь? Я остаюсь, и мы заказываем пиццу. Пошли, Сорока.
Маргарет последовала за Клэр в дом, чувствуя, как сердце тревожно бьется о ребра. Дома было отвратительно: никто не вытирал пыль с полок и не мыл полы уже полгода.
Клэр сразу остановилась в гостиной, и Сорока поняла, что, скорее всего, та заметила обилие грязи, которая скопилась на каждой поверхности, запустение и небрежность, которые пропитали дом насквозь.
Но вместо того чтобы посмеяться и ткнуть в это носом, Клэр обернулась, посмотрела Сороке прямо в глаза и спросила:
– Что случилось с твоей мамой?
– А, – сказала Сорока, и хотя внутренний голос просил соврать, выдумать что-то, сбежать и спрятаться, она заставила себя откашляться и сказать правду. Это была ее правда, и она расскажет ее, когда захочет. – Она сильно напилась. Кажется… кажется, она чуть не умерла.
– Господи, – сказала Клэр и накрыла руку Маргарет своей. Так Сорока узнала, что руки у Клэр были теплые, мягкие и удивительно сильные. – Мне очень жаль.
Она молчала кивнула на переднюю часть дома:
– Он больше с вами не живет? Твой папа?
– Нет, – ответила Сорока. – И я уверена, что ты знаешь почему.
Клэр была сбита с толку:
– Понятия не имею.
– Ты ничего об этом не слышала?
– Не-а. Но даже если бы и слышала, я прекрасно понимаю, что нельзя верить всему, что говорят. Все ведь действительно думают, что мой отец застрелился. У нас в гараже!
Она закатила глаза, и ее лицо вспыхнуло.
– Никак не могу этого понять, любой же может просто погуглить его имя и… – Клэр пробежала пальцами по невидимой клавиатуре, но тут увидела лицо Сороки и замолчала. – Черт, ты тоже так думала.
– Прости, пожалуйста, – сказала Сорока. – Я такая лицемерка, Клэр, я…
– Все в порядке, честно, – отмахнулась Клэр. Она глубоко вздохнула и оглядела гостиную.
– Он принял таблетки, – продолжила она тихим голосом. – И не в гараже. Он снял номер в отеле. Сказал маме, что у него командировка, но на самом деле был всего в нескольких милях от нас. Наверное, я рада, что он сделал это там, а не дома. И нет, переезжать мы не стали. Это наш дом, в котором мы жили всегда.
– Мне очень жаль, – сказала Сорока. – Я не знала.
Клэр пожала плечами и сказала:
– Может, закажем пиццу?
Сорока посмотрела номер телефона в брошюре на кухне и набрала, а Клэр тем временем положила сумку на диван и выглянула в заднюю дверь.
– У вас есть бассейн? Жалко, что ты не сказала, я бы принесла купальник.
– Можешь одолжить какой-нибудь из моих, – сказала Сорока, прикрыв трубку рукой. – Какую ты любишь пиццу?
– С сыром, баклажанами, грибами, оливками, с чем угодно, – ответила Клэр. – Ужасно хочу есть. А где ванная?
Сорока показала на коридор, и Клэр отправилась на поиски.
Заказав пиццу, Сорока повесила трубку.
Надо было сходить сегодня к матери, глупо было думать, что никто не станет ее искать, шестнадцатилетнюю девчонку, которая едва способна о себе заботиться, оставшись дома без присмотра.
Но так было гораздо лучше. Клэр, пицца…
Это несравнимо лучше, чем больничное освещение, которое впивается в кожу. Лучше, чем вонь медицинского спирта и бесцветной пищи, которая въедается в одежду, как дым.
И вот что странно: несмотря на то что она об этом не думала, несмотря на то что ей удалось отодвинуть эту мысль в дальний уголок мозга, и даже несмотря на то что она решила, будто этого никогда не происходило и вообще было невозможно, а она все выдумала, Сорока откуда-то знала, что свет горит и его надо показать Клэр.
Надо вывести Клэр на задний двор и открыть ей все то прекрасное, что есть в мире, когда знаешь, где искать.
Сорока услышала шарканье за спиной.
– Эй, какой купальник можно взять? – спросила Клэр.
Сделав над собой усилие, Маргарет отодвинулась от окна.
– Сейчас принесу. – Она пошла к себе в комнату и нашла купальник поменьше, который должен был подойти Клэр.
– Что сказали, когда приедет пицца? – спросила девочка с порога.
– Где-то через пятнадцать минут. – Сорока бросила Клэр купальник. – Надо добавить в бассейн хлорку. Она в сарае.
Голос будто не ее. Словно он принадлежал человеку, который говорил в точности как она. Клэр ни за что не отличит.
– А, ладно, – сказала она, пожимая плечами. – Хочешь, я пойду с тобой?
– Конечно.
Они вышли во двор. Уже стемнело.
Ночь была неестественно тихой, тишину не нарушало даже стрекотание сверчков и жужжание мух. Вода в бассейне была спокойной и темно-синей, как и небо над ней. Сорока опустила туда руку, когда они проходили мимо. Не слишком горячая, не слишком холодная.
И Сороке было не жарко и не холодно; напротив, она чувствовала себя прекрасно. Идеальная температура: это именно то, что нужно в правильно выбранное время. В жизни подобное случается так редко, что хотелось нажать на паузу и насладиться моментом. Но у нее были дела, которые нельзя отложить.
– Кто-то оставил включенным свет, – заметила Клэр, глядя на сарай.
Когда они подошли ближе, Сорока увидела большого белого мотылька, который бился крыльями о стекло окна наверху, пытаясь попасть внутрь.
Сорока подошла к замку, чтобы Клэр не видела, как тот соскользнет ей в руку, открывшись без ключа, как по безмолвному приказу.
Она открыла дверь – та поддалась без скрипа.
Маргарет увидела два мира, скрытые в сарае, и, оглянувшись на Клэр, поняла, что та тоже видит невозможное – двойственность сарая, который был и здесь, и где-то еще.
– Мэгс, – прошептала Клэр, ее голос звучал испуганно, но она не попыталась убежать.
– Все в порядке, – сказала Сорока, – я уже бывала здесь раньше.
И в этот момент девочка вспомнила все: она действительно здесь была. Близь была реальной, и Сорока всем покажет, на что способна.
Четыре – к мальчонке
Если дать название чему-то невозможному, то оно перестанет быть невозможным?
Сорока верила, что перестанет, поэтому дала своему месту имя еще до того, как попала сюда, назвав его Близким. Подробно описала в ярко‐желтом блокноте, и теперь оно стало настоящим и прямо перед ними простиралось так далеко, что не оставляло места для сомнений: они ушли из города Далекий, из Новой Англии, из обычного мира и отправились в какое-то иное место. Куда-то рядом. Ближе.
В другой мир, другое место, другую реальность – куда именно, она не могла сказать наверняка. Хотя это было не так уж и важно.