Долгое мгновение, в течение которого Сорока лениво размышляла, вырос ли Брэндон Фипп в такого парня, который не станет пользоваться телом, которое может достаться ему просто так. Она допускала, что такое возможно, потому что в теории возможно что угодно. Так же возможно, что он отрастит крылья и начнет летать.
Но была ли такая вероятность?
– Иди сюда, – сказал он и махнул рукой в ее сторону. Когда Сорока подошла достаточно близко, он схватил ее за руку, без нежностей, и повел за собой вокруг задней части дома, подальше от кухни, от шума вечеринки, к другим французским дверям, которые были заперты. Он достал из кармана ключ, открыл их, и они скользнули внутрь.
Длинный коридор. Лестница.
Лестница, по которой когда-то вели Сороку.
Она снова позволила себя вести.
Но теперь она не была похожа на девушку из той истории. Она просто ненадолго ей притворилась.
Было так безумно приятно позволить другому человеку думать, что у него все под контролем, когда на самом деле было совершенно не так.
Дверь в конце коридора была закрыта. Брэндон открыл ее, втолкнул Сороку внутрь и проскользнул следом. Он бросил взгляд в коридор, чтобы убедиться, что за ними никто не шел, и быстро закрыл дверь.
В шкафу горел свет, который заливал спальню Брэндона Фиппа бледно-желтым сиянием.
Прежде чем Сорока успела остановить его, он прижал ее к стене.
И в следующее мгновение наклонился, чтобы ее поцеловать.
А еще через секунду она сильно оттолкнула его и сказала:
– Я же говорю, что хочу тебе кое-что показать.
– Мне не интересно с тобой болтать, сука, – ответил Брэндон. Его голос стал совсем хриплым и напряженным. Сорока закатила глаза:
– Поверь, ты захочешь на это посмотреть, – сказала она.
Прежде чем он успел ответить, она вытащила из кармана ручку и тут же сняла колпачок, а в следующую секунду махнула по воздуху три раза и нарисовала идеальную освещенную дверь.
– Какого хрена? – спросил Брэндон. Он толкнул Сороку, несмотря на то что она уже была прижата к стене и не могла никуда уйти. – Что это за хрень?
Взмах запястья – а вот и дверная ручка.
Еще один взмах – и дверь открылась.
Сильный толчок – и вот Брэндон Фипп уже упал в Близкий.
Сорока грациозно шагнула вслед за ним и захлопнула дверь.
Брэндона Фиппа к исключительному восторгу Сороки вырвало.
Долго, тяжело и громко, на четвереньках, его рвало в траву, и он едва дышал.
– Теперь ты уже не такой крутой парень, правда, Брэнди? – дразнила его Маргарет, пнув ботинком, а потом пнула еще сильнее, потому что ей это понравилось.
– Что за дрянь ты мне дала? Что случилось?
– Думаешь, я накачала тебя наркотой? Вот блин. Надо было тебя накачать. Получилась бы первоклассная карма, да? То есть знаю, меня тогда не пришлось накачивать, но еще я знаю, что ты не стесняешься подсыпать дрянь девушкам в стаканчики. Верно, Бренди?
– Хватит меня так звать.
– Встань с травы. Смотришься убого.
И хотя Брэндон Фипп прожил всю жизнь в безопасности и никто его ни разу не называл убогим, это слово его несколько оживило. Он медленно поднялся на ноги и стер с подбородка брызги рвоты.
– Где мы? – спросил он. Его голос стал тише. Он сам стал меньше ростом. Либо это было воображение Сороки, либо Близкий сжал Брэндона Фиппа на целых два дюйма.
– Добро пожаловать в Близкий. Круто, да?
– Мы были… у меня в спальне…
– И теперь мы тут, ага. Привыкай скорее, если получится, а то ты начинаешь повторяться.
– Ты использовала меня, – сказал Брэндон. Положил руку на затылок и потер его.
– Не больше, чем ты использовал меня, – ответила Сорока.
Тут глаза Брэндона расширились, и Маргарет поняла, что он вспомнил ту самую ночь, которую вспоминала и она. Ночь, которую они оба пытались вспомнить и не хотели вспоминать – каждый день с тех пор, как это случилось.
Ту самую ночь, которая изменила ее память. Проскользнула в нее, деформировалась и мутировала, порой вспоминаясь ясно, а порой – расплывчато.
Но не теперь.
Теперь она наконец знала.
Или… наконец позволила себе узнать.
Наконец Сорока позволила себе вспомнить, что произошло.
Ночью Брэндон Фипп привел ее к себе в спальню и не давал уйти.
– Знаешь, о чем я ужасно много думала, Брэндон? – спросила Маргарет. Она посмотрела вниз на Близкий – туда, где фигура вдалеке как раз выходила в маленькую белую калитку, которая хранила город в целости и сохранности. – Я ужасно много думала о том, сколько раз девушка должна сказать «нет», прежде чем парень действительно ей поверит. Ты просишь девушку пососать член, а она говорит «да» – ну и отлично, правда? Но что, если она говорит «нет»? Тут ее приходится убеждать.
– Ты не делала ничего такого, чего сама бы не хотела.
– Что я хотела, так это найти лучшую подругу. И ты сказал, что поможешь, помнишь? Сказал, что знаешь, где она.
– Слушай, это ты начала меня целовать, – сказал Брэндон, – и логика психички этого не изменит.
– Да, – сказала Сорока кивая, – такое было. Я поцеловала тебя, Брэндон. Это была худшая ночь в моей жизни, и я думала, что смогу изменить ее, поцеловав тебя. Но теперь я вспомнила. Помню, как отстранилась. И извинилась. И попыталась уйти, чтобы найти Эллисон.
– Я не обязан выслушивать это дерьмо, – сказал Брэндон, но не сдвинулся с места. Может быть, он не мог пошевелиться. Казалось, он прирос к земле и только чуть покачивался на воображаемом ветру.
– А ты схватил меня за руку и… Не знаю, зачем я тебе все это рассказываю. Ты все сам знаешь.
Он схватил ее за руку так сильно, что на следующий день она проснулась с синяками.
И толкнул ее на колени так сильно, что на следующий день она проснулась с синяками.
И схватил ее за волосы, чтобы она не могла поворачивать голову.
И сказал: «Открывай, а не то я вставлю его куда-нибудь в другое место».
Сорока зажмурилась так, что яркий день Близкого стал красным сиянием, просвечивавшим сквозь кожу век.
Сколько раз она говорила «нет»?
До того как в итоге сделала это.
– Знаешь, о чем еще я много думала? – спросила она, снова открывая глаза. Брэндон по-прежнему оставался на месте. Фигура, поднимавшаяся по склону холма, была как нельзя вовремя.
– О чем? – спросил он.
– Почему девушки верят своему парню больше, чем лучшей подруге. – Сорока сделала паузу. Ее сердце, когда она подумала о Эллисон, сжалось вдвое. Застряло в узком месте не по размеру. – Думаю, это потому, что она, скорее всего, уже не была моей лучшей подругой. И, видимо, она перестала ей быть еще до того, как все случилось, да? Иначе… почему Эллисон не поверила, когда я сказала ей, что ты меня заставил?
– Я НЕ ЗАСТАВЛЯЛ тебя НИЧЕГО делать! – крикнул Брэндон, и его голос отозвался эхом, хотя отразиться нигде не мог. Он просто повторялся и повторялся, пока не отдалился настолько, что его уже было не услышать.
– Именно так я себе и говорила, – призналась Сорока. – Так было легче заснуть ночью, если в это верить. Но теперь будет легче, если я просто скажу правду, и мы все будем дальше жить своей жизнью. Правда, Элли?
Глаза Брэндона расширились. Он так быстро обернулся, что чуть не упал, а прямо за ним была Эллисон – такая же красивая, злая и жесткая, какой ее помнила Сорока.
– Это как-то нездорово, – сказала Эллисон-из-Близи.
– Детка? Детка, где мы? – спросил Брэндон и бросился к Эллисон, но она ловко уклонилась от него, шагнув в сторону, и он промахнулся, упав на колени.
– Я имею в виду, ты могла бы позвать кого угодно, – продолжила Эллисон, – но меня? Это совершенно нездорово, Сорока. Мне нравится.
– Я так и подумала, – сказала Маргарет.
Эллисон повернулась к Брэндону, который снова поднялся на ноги и поворачивал голову то к одной, то к другой девушке. На его лице появилось беспокойство, когда он понял, что здесь что-то не так.
– Ладно, давай покончим с этим? Тебе повезло, что я мало ела в обед.
И она стала расти.
И раскрываться.
А потом крики.
И кровь.
Сорока уселась на траву, вытянув перед собой ноги, скрестив их в лодыжках, и откинулась на локти, чувствуя тепло близкого солнца на лице. Лучше и описать нельзя. Мистер Джеймс аккуратно скользнул в горло своему монстру, а Брэндон боролся и махал руками. Эллисон словно играла с ним, вгрызаясь в кости ног, а потом почти позволила ему сбежать ползком по траве, прежде чем опуститься на колени и снова его схватить.
На тенниски Сороки брызнула аккуратная струйка крови.
На этот раз ее было значительно больше.
Сорока поняла, что так ей нравится даже сильнее.
Когда все закончилось, и Эллисон-из-Близи спустилась с холма, вытирая красное пятнышко в уголке рта, Сорока повернулась, чтобы уйти на собственный двор (ну когда же ей больше не придется туда возвращаться!), и увидела Здешнего, теперь уже почти похожего на человека, который преградил ей путь.
– Ты заметила воду?
Сорока не замечала, но теперь она огляделась и увидела – просторный темный океан Близкого теперь был ближе, чем когда-либо. Еще немного, и он достал бы до города.
Сорока нахмурилась: «Зачем он это делает? Я такого не приказывала».
– У тебя сложилось впечатление, что можно отдать приказ подсознанию, и оно всегда тебе будет подчиняться?
– Господи, неужели ты только и делаешь, что несешь какую-то загадочную чушь, пока я пытаюсь исполнить реальные полезные вещи?
Здешний задумался:
– Ты намекаешь, что было полезно проглотить учителя английского и парня, который однажды сунул свой член тебе в горло?
– Наверное, полезно – не совсем то слово. Но это точно было оправданно.
– Ты уже закончила?
– Закончила с чем?
– С местью.
– В твоих устах это звучит так серьезно.