— Я люблю тебя, Кейти!.. — донес ветерок певучий ирландский выговор, но сам он уже скрылся из глаз.
Утром она проснулась с ощущением радости, будто действительно поговорила с Брайаном. Разобраться в себе было не так уж трудно, труднее оказалось решить, как быть дальше. Вот уже два дня она прислушивалась к собственному сердцу, и решение наконец пришло к ней.
Теперь весь вопрос был в том, как сказать Джонатану, что она передумала и согласна продолжить их связь. Зажмурившись, она представила его улыбку, озорные огоньки в синих глазах, ямочки на щеках… Уж он будет доволен, в этом она нисколько не сомневалась.
Размечтавшейся Кейт даже в голову не приходило, что кто-то может нарушить ее уединение, пока веки ее вдруг не затрепетали от яркого света и от входа на нее не повеяло прохладой. Она ахнула, широко раскрыла глаза и увидела против света силуэт пробирающегося в парильню мужчины.
— Не возражаешь, если я разделю твое общество? — произнес низкий мужской голос.
— Джонатан? — слабо вскрикнула она и тут же рассердилась на себя. Оттого, что это Джонатан, а не кто-то чужой, сердцу следовало бы успокоиться, а не биться испуганной пташкой в груди.
— Ага, значит, не возражаешь, — удовлетворенно пробасил голос.
— Но… ты же голый, — выдавила наконец Кейт.
Джонатан уселся напротив нее.
— Я думал, что в парильнях парятся, вот и разделся перед входом догола. Я сделал что-нибудь не так?
— Да нет… Все так. — Кейт закрыла глаза. «Держи себя в руках, Катарина, — приказала себе она. — Привыкай, раз собираешься быть его любовницей». Она осторожно приоткрыла один глаз и увидела поблескивающую в полутьме полоску его зубов. Он, оказывается, ухмыляется во весь рот!
— Можно узнать, что тебя так развеселило?
— Твоя стеснительность. Помнится, совсем недавно моя нагота нисколько тебя не смущала.
Кейт показалось, что ее ярко вспыхнувший румянец осветил всю парильню изнутри.
— Ты за этим и пришел? Хочешь, чтобы я опять тебя соблазнила?
— Интересно, — усмехнулся Джонатан. — Ты уже который раз говоришь, что ты меня соблазнила, хотя я совершенно уверен в обратном… Нет, на сей раз я не дам тебе со мной вольничать. — Неожиданно он посерьезнел. — Кейт, нам надо поговорить. По-моему, пора выяснить все вопросы, которые стоят между нами, и лучше всего прямо сейчас.
Внутри у Кейт шевельнулось не очень приятное предчувствие. Она никак не ожидала, что этот разговор состоится так скоро. Да, конечно, она твердо решила стать его любовницей, но все же нужно время, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Не так-то легко отбросить привычные с детства предрассудки. И к тому, что язык мужчины скользит по самым чувствительным местам твоего тела и слизывает скатившиеся в пупок капли вина, тоже надо еще привыкнуть.
— Ты прав… Пожалуй, можно и сейчас. На ею щеки выскочили озорные ямочки.
— Послушай, объясни мне, что там у тебя на уме? Смотришь, прямо как Жанна Д'Арк перед казнью.
— Не понимаю, о чем ты. — Кейт глубоко вздохнула и заставила себя успокоиться. Что ж, может, это и к лучшему… По опыту она знала, что стоит только дотронуться до него, и всю ее стеснительность как рукой снимет. — Что же ты так далеко сел? — сказала она. — Смотри, сколько места! — Она похлопала ладонью по земле рядом с собой.
Улыбка его сделалась еще шире.
— Ни за что на свете! Если я пересяду к тебе, никакого разговора у нас не получится.
— Мм-м. — Пытаясь угадать, к чему он клонит, Кейт с беспокойством наблюдала за ним. — Так… о чем ты хочешь поговорить?
— Для начала мне хотелось бы знать, почему вы с дядей не в ладах.
Кейт пожала плечами.
— Это очень просто: он не одобрял моего замужества. Когда он заявил, что мне придется выбирать между ним и Брайаном, я выбрала Брайана — и все.
— Но, — удивился Джонатан, — он же при мне называл твоего мужа одним из самых любимых своих подчиненных!
— Правильно — благодаря этому мы с Брайаном и познакомились. Он работал в банке, и однажды дядя Мэтью пригласил его к нам на ужин.
Джонатан улыбнулся.
— Любовь с первого взгляда?
— Не думаю. Мне ведь было тогда всего пятнадцать. Но Брайан так понравился бабушке, что она решила пустить его в наш дом жильцом. А потом еще целых три года он все никак не мог понять, что он в меня влюбился. И даже когда понял, мне больших трудов стоило убедить его, что десять лет разницы — это ерунда. Но по его настоянию мы сначала дождались моего восемнадцатилетия и только потом обвенчались.
— Твой дядя, наверное, считал, что он слишком стар для тебя?
— Не только. — Кейт обняла руками колени. — Я только вчера поняла: дядя Мэтью, оказывается, боялся, что Брайан меня в конце концов бросит.
— Почему?
— Откуда я знаю? Дядя Мэтью считает, что ирландцам нельзя доверять.
— Но Макнесби же сам ирландец! — вскинул брови Джонатан.
— Да, но он всегда с гордостью говорит, что он-то родился в Соединенных Штатах. — Кейт сердито покачала головой. — Вот уж, по-моему, какая разница?.. Но дядя Мэтью, как только узнал, что мы поженились, тут же уволил Брайана, да так, чтобы он не смог найти себе другого места: всем нашептал, что Брайан отказался идти в армию.
— А это была правда?
— Да, потому-то от Брайана все и отвернулись. Ты же помнишь, как болезненно люди относились к этому во время войны.
Джонатан подозрительно нахмурился. Может, это и есть недостающее звено?
— Почему он не пошел в армию?
— А чего ради? Это была не его война. Он уехал от гражданской войны в Ирландии не для того, чтобы здесь, в Америке, ввязываться в чужие склоки. И потом, ему казалось, что обе стороны по-своему правы. Он считал, что федеральное правительство должно, конечно, иметь власть над отдельными штатами, но, с другой стороны, ему совсем не нравилось, что в случае отмены рабства белым пришлось бы конкурировать при найме на работу с тысячами освободившихся негров.
Джонатан ушам своим не верил.
— Так вы что же с ним, поддерживали рабство?
Губы Кейт скривились в такую ухмылку, от которой ее бабушка наверняка пришла бы в ужас.
— Я вижу, ты и впрямь уверен, что женщина не может расходиться с мужем во взглядах? Так вот, к твоему сведению, я хоть никого и не поддерживала в этой войне, но в душе всегда была убежденной северянкой. Мне глубоко противна сама идея рабства. Не забывай к тому же: мой брат сражался на стороне федералистов.
— Против дядиной воли, надо полагать?
— Патрик убежал из дома после того, как они с дядей Мэтью однажды повздорили. Соврал на призывном пункте, что ему уже исполнилось восемнадцать, и записался добровольцем.
— Так я и думал. Из-за чего же они так не поладили?
— Из-за фамилии. — При виде вытянувшегося лица Джонатана Кейт улыбнулась. — Да, звучит, конечно, глупо, но именно это было последней каплей. Наша настоящая фамилия Макейнспи, а не Макнесби, однако люди так часто путались и произносили ее неправильно, что дядя решил узаконить Макнесби… Но для Патрика фамилия Макейнспи связана с нашим отцом, и он наотрез отказался ее менять.
— Из-за этого и убежал?
— Не только из-за этого. Ему надоело, что дядя Мэтью без конца его поучал и вмешивался в его жизнь.
— Да, это ваш дядя умеет, — кивнул Джонатан. — А как получилось, что вы с Патриком примкнули к конфедератам?
Кейт недоуменно вскинула на него глаза.
— О чем ты? — Кейт недоуменно вскинула на него глаза.
— А разве не из-за этого вы с братом скрывались в наших краях?
— Патрик скрывался от Кнута. А то, что я тоже оказалась здесь, не более чем случайное совпадение.
— Значит, вы никак не связаны с южанами?
— Я уже говорила тебе, что не поддерживала ни южан, ни северян, — нахмурилась Кейт. — И объясни наконец, с чего ты это взял?
Джонатан вдруг почувствовал себя последним болваном, и ему захотелось сквозь землю провалиться.
— Не забывай: я ведь три года провел на службе у твоего дяди, и он учил меня: все, что противоречит здравому смыслу, должно вызывать подозрение. Прошлой осенью, в сентябре, я случайно увидел вас вместе с братом. Прежде я его не встречал, и, однако же, вы с ним как будто были неплохо знакомы… Я решил проследить за ним, и он вывел меня прямиком к Клею Лангтону. Ну а политические симпатии Клея ни для кого не секрет.
— И ты решил, что мы, все трое, в сговоре?
— Сначала я просто заподозрил неладное. Потом Франчина как-то обмолвилась, что вы с Патриком встречаетесь раз в месяц в «Золотой шпоре».
— Но ты ничего тогда не предпринимал.
— А что я мог предпринять? Я ведь думал, что вы любовники. И потом, интерес к моей персоне могла вызвать одна старая военная история.
— Какая история?
— В самом начале войны бесследно исчез золотой слиток, который нам было приказано перевезти в указанное место. Поскольку из всей охраны в живых остался только я, то подозрение и пало на меня.
— А куда он делся? Джонатан пожал плечами.
— Понятия не имею. На нас напали солдаты в форме конфедератов — однако именно в это время не было никаких данных о том, чтобы противник проник в расположение наших войск. Расследованием этого случая занимался твой дядя — тогда-то я с ним и познакомился. Вскоре он вполне уверился в моей невиновности и даже завербовал меня к себе в агенты. В целях конспирации официальные подозрения с меня не снимались, так что кто-то до сих пор может полагать, что золото припрятано у меня.
— И ты решил, что мы вместе с Патриком и Клеем гоняемся за твоим мифическим золотом? — Недоверие Джонатана больно задело ее: как он смеет так о ней думать? Однако совесть тут же подсказала Кейт, что она сама одно время считала его убийцей собственной жены, а по сравнению с этим подозрения Джонатана не казались такими уж чудовищными.
— Я же говорил, чго история довольно странная, я сам в ней сомневался… Поэтому до нашего возвращения из Чикаго я даже не наводил никаких справок.
— Почему только до возвращения из Чикаго? — Лишь по ее голосу можно было догадаться, что Кейт очень взволнована. Джонатан, в свою очередь, никогда еще не чувствовал себя более уязвимым и незащищенным, чем сейчас, и нагота была тут совершенно ни при чем. А не зря ли он все это затеял?