А потом… Потом она выговорила себе несколько часов сна, поскольку никаких сил уже не оставалось.
Она лежала, закрыв глаза, а Марат стоял над ней, и не надо было обладать даром экстрасенса, чтобы понять его мысли. Разумеется, ублюдок хочет ее задушить. Но не может. От сознания того, что она держит в руках этого звереныша, ей стало вдруг так сладко!
«У тебя есть зубы, но ты не кусаешься. Так сиди и сторожи…» – подумала она, засыпая. Да, ей удалось забыться сном. Теперь, когда она знала наверняка, что сегодня они с Маратом возвращаются в Москву, Геля немного успокоилась.
… Когда пасынку пришлось при администраторше назвать ее супругой, ей стало забавно. Марат зубами скрипел, но ей подчинялся. Шел рядом, как верный пес, и не сделал ни шага в сторону. Не предпринял попытку сбежать. Но заехать в «Южную ночь» ее все-таки попросил. Геля поняла: звереныш ей не поверил. Но не догадался еще, что его ненаглядная Элечка мертва, а решил, что та все еще ждет его в пансионате.
И тут ей стало так смешно. Ищи, милый, ищи! Долго же тебе придется искать! Но похоронят вас в одной могиле, рядышком. Чтобы ваш «медовый месяц» длился вечно.
Не было его долго, и Геля уже начала нервничать: не сбежал ли? А когда Марат вернулся, по его лицу поняла: что-то случилось. Стараясь казаться равнодушной, она спросила:
– И как?
– Ее здесь нет, – коротко ответил пасынок.
Это Геля и без него знает! Эли нет ни здесь, ни где бы то ни было. Нет среди живых. Но с кем же он тогда так долго беседовал? Геля напряженно думала над этим, а пасынок в то же самое время нес какую-то чепуху. «Аквапланирование», – расслышала она. И переспросила рассеянно:
– Как-как?
«Какая чушь!» – подумала Геля, не слишком вникая в его разъяснения. Что это такое в сравнении с ее проблемами? Красивое слово, не более. Что дает знание сути эффекта аквапланирования? Ничего! Лишь бы довезти Марата до Москвы. Довезти до цели. С аквапланированием или без него, какая разница? Она смотрела только на дорогу и слушала только свои мысли. А все мысли были об одном: ублюдок сегодня умрет. И все. Точка.
– Давай заедем? – попросил он неожиданно. Геля поняла, что Марат говорит о кафе, нарисовавшемся по левую руку.
– Зачем? – спросила она с удивлением.
– Разве ты не хочешь пообедать?
Пообедать? Она подумала вдруг: лучше приехать на дачу поздно вечером. Еще лучше ночью. Марата никто не должен увидеть. Тот уже умер.
И она согласилась.
Потом Марат вновь ей нахамил. Сказал, что у нее отвратительные манеры. И еще сказал, что он не видит в ней женщину: задел за больное. Геля тут же вспомнила Вадима. Оба мужа ее младшей сестры одинаково сильно ненавидели старшую. И не видели в ней женщину. Почему? Обоих она пыталась соблазнить, и ничего не вышло. Обоих после этого она тоже возненавидела.
«Дрянь. Стерва», – читала она во взгляде Марата, который даже не скрывал своих чувств. Он никогда этого не скрывал. Геля сдержалась, с наслаждением подумав о том, что жить ублюдку осталось недолго.
Усевшись за столик, Марат приметил симпатичную девицу из обслуживающего персонала и вдруг исчез вместе с ней.
«А как же Эля?» – с усмешкой подумала она. И со злорадством вспомнила, что с милашкой из обслуги у пасынка нет шансов. Как любовник он никуда не годится, та же Элька и рассказала. А если бы не она, Геля, Маратик до сих пор утешался бы сам с собой. И вместо благодарности этот щенок задумал оставить ее без гроша! Так есть на свете справедливость?
Официантка принесла поднос, расставила тарелки. Пахло аппетитно, но есть Геле по-прежнему не хотелось.
Марат тоже не ел. Она заметила, что правая рука его сжата в кулак. Что такое? А впрочем, пустяки.
И тут случилось ужасное. Он вдруг разжал руку со словами:
– Видишь, что это?
Геля почувствовала, что ее сердце сейчас остановится. Ведь это была заколка! Та самая! Два цветка искусной работы, отделанные винными стразами, не далее как в субботу украшали прическу невесты, младшей Гелиной сестры. Потом, закрывая дверь морозильной камеры, она также видела их в светлых волосах сестры. И вот теперь один цветок лежит в руке у Марата. Так неужели он знает, что Эля умерла?!
Этого не могло быть, но это было. Заколка, которая еще позавчера утром находилась в волосах Эли, теперь лежала на ладони у Марата. Но ведь мертвые не оживают! Мертвые не умеют ходить!
Эли здесь быть не могло. Так она и сказала Марату.
А в голове теперь билась птицей одна только мысль: надо звонить Ренату. Пора.
Сославшись на отсутствие аппетита, она ушла в туалет. Геля хотела получить подтверждение: мертвые не оживают. И, услышав голос Рената, нетерпеливо спросила:
– Все в порядке?
– Да, я ее отвез, – кратко ответил он.
– Послушай, я хочу знать только одно: Эля мертва?
– Ты что, шутишь? – опешил Ренат.
– Ты видел ее мертвой?
– Геля, не пугай меня так! А кого я, по-твоему, «устроил» вчера вечером в морг, напоив при этом сторожа? Привидение, что ли?
– Хорошо. У нее в волосах были заколки?
– Заколки? – переспросил Ренат. – Послушай, ты такие вещи спрашиваешь! Разве я помню?
– Напрягись. Это очень важно. Ведь ты ее одевал!
– Ну да.
– Ты должен помнить. Заколки в волосах. Два цветка. С красными камешками.
– Я не уверен…
– Так были или нет?
– Кажется, не было. Я не помню точно. Нет, не было. А что случилось?
– Нет, ничего.
Она уже поняла: появился нежелательный свидетель. Неожиданный. Мистер иск. Это все осложняет. Кто-то знает о смерти Эли, более того: имеет на руках вещественные доказательства. Этот кто-то их дразнит. Ведет очень тонкую и хитрую игру.
– Геля, что случилось? – повторил Ренат.
– Абсолютно ничего, – она постаралась, чтобы голос был спокойным. – Я везу Марата. Ты готов?
– Не пугай меня.
– Никто тебя не пугает.
– Я не смогу этого сделать.
– Ты уже смог. Жди нас.
– Геля…
– Это последнее. Все, Ренат. До встречи.
«Не пугай меня!» Ренат еще не знает самого худшего. Но об этом пока не стоит ему говорить. Пусть думает, что убийство Марата – это последнее. А потом уже сказать о свидетеле.
Она вышла из туалета, понимая, что дальше тянуть нельзя. Надо быть уверенной в себе, иначе пасынок догадается, куда и зачем его везут.
После того как они вышли из кафе, Геля безропотно позволила ему усесться за руль. Надо поспать. Набраться сил. Похоже, что Марата убивать придется ей. Ренат нервничает… Пистолет… Костя… Цветок в волосах…
… По-прежнему моросил дождь. Проснувшись, она решила сменить Марата за рулем. Чем ближе к Москве, тем больше ей хотелось взять инициативу в собственные руки. И она села за руль. Думала о своем и, больше отвечая на собственные мысли, чем затевая выяснение отношений, сказала:
– В конце концов, ведь это ты во всем виноват.
Да, виноват он. Именно Марат придумал план: как убить отца и остаться вне подозрений. Придумал это нелепое алиби. Придумал способ. И если бы не случайность… Да, если бы не случайность!
Марат же, напротив, пытался затеять ссору. Геля поняла: щенок о чем-то догадался. Скалит зубы и огрызается. Она отбивалась, как могла, но уже сказалась усталость. Марат же наседал:
– Ты с ней сделала что-то ужасное!
– Ага, пытала, – усмехнулась она. Нет, не сдержалась. Не смогла взять себя в руки. На ее лице отразилось скрытое торжество. «А Эльки-то твоей больше нет! Нет!!!»
Он, похоже, догадался.
– Ты…
И тут на нее обрушился удар. От неожиданности она выпустила из рук руль. И мощная машина на огромной скорости влетев в лужу, завертелась волчком. «Аквапланирование», – мелькнуло в голове. То, о чем говорил Марат. Но какое отношение это имеет к ней? Аквапланирование… Красивое слово, но бесполезное…
Словно сквозь вату она услышала, как Марат закричал, потом потянулся к рулю. Они упали в кювет и два раза перевернулись. Геля ударилась головой о левую переднюю стойку прежде, чем сработали подушки безопасности, и еще до того, как машина замерла на месте. Получила перелом основания черепа и умерла почти сразу же. Во всяком случае, в сознание она так и не пришла.
– Господи! Чем же ей помочь-то, господи?!! – раздалось откуда-то снизу. Снизу? Веревочка оборвалась, воздушный шарик, наполненный гелием, улетел в небеса…
«Скорая», приехавшая только через час, констатировала смерть.
Конечно, с Гелей произошла роковая случайность.
Но, видимо, такова была ее судьба…
Олеся
Одни браки заключаются на бумаге, а другие на небесах. Родители Олеси прожили вместе четверть века, но по-прежнему смотрели друг на друга с нежностью. Они верили: любовь – это единственное, что поможет им пережить все напасти. Главное – это быть вместе. И чем больше была беда, которая на них обрушивалась, тем большую помощь и поддержку они оказывали друг другу.
Одни браки с самого начала обречены на развод, а другие похожи на сказку со счастливым концом: они жили долго и счастливо и умерли в один день. Олеся была в такой вот счастливой семье единственным ребенком. Ребенком желанным и любимым.
Девочка росла под крылышком у мамы, не зная забот. Как и все дети любви, она была нежной и чувствительной, не могла заснуть без поцелуя на ночь и не пожелав родителям «спокойной ночи». Не могла видеть, как папа и мама ссорятся, хотя эти невинные ссоры всем остальным могли показаться сущими пустяками. Не могла не помочь маме, когда та просила помыть пол или приготовить обед. Не могла обидеть папу, когда тот предупреждал насчет мальчиков: мол, лишнего не позволяй.
До двадцати лет Олеся о деньгах никогда и не думала, родители старались ограждать ее ото всех неприятностей. А постоянная нехватка денег в семье – это неприятность, да еще какая! Мама работала в библиотеке и прослыла женщиной начитанной и интеллигентной, но получала зарплату, даже по провинциальным меркам, очень уж маленькую. А с работой в городе было плохо, особенно для женщины с высшим гуманитарным образованием. На приличные места устраивались либо по большому знакомству, либо за большую взятку. Но давать взятки Олесина мама так и не научилась. Впрочем, и папа тоже.