й за пятничный эпизод и закончил предложением обсудить наши взаимоотношения в моей любимой кофейне в соседнем дворе.
— Будет лучше, если мы поговорим наедине. Моих предков ты знаешь, они будут греть уши и вмешиваться, даже если мы закроемся в комнате. Я освобожусь минут через десять и приеду сразу туда. Ориентировочно минут через сорок. Если ты, конечно, не против.
— Не против, — потрясённая рассудительным и вежливым тоном мужа, я не стала возражать, решив, что наконец-то вернулся хорошо знакомый мне прагматичный и уравновешенный Влад, с которым можно вести продуктивный диалог, не опасаясь очередной истерики с его стороны.
В кофейню я пришла чуть раньше, заказала латте и принялась ждать, проигрывая в голове различные вариации разговора и нервно посматривая на часы.
Влад опаздывал… На пять минут, десять… Через пятнадцать позвонил и сказал, что застрял в пробке. Через тридцать — прислал сообщение, что затор еще не рассосался. Через сорок я позвонила ему сама, и получила тот же самый ответ.
— Влад, давай перенесем на завтра? Уже поздно…
— Я не видел сына больше недели, Варь, — возразил муж без намека на агрессию или давление.
— Когда мы поговорим, он все равно уже будет спать, а завтра ему рано утром вставать в садик, — настаивала я.
— Зачем ты обманываешь? Илья с пятницы не ходит в садик.
— Откуда ты знаешь? — у меня оборвалось сердце, а по спине побежал холодок.
— Позвонил воспитателю, — немного помолчав, придумал отмазку Влад, но я уже знала, что он врет. Неумело и тупо врет.
Боже, какая же я непроходимая дура. Меня просто развели, словно доверчивую клушу, чтобы выманить из квартиры. Вскочив из-за столика, я выбежала из кофейни. Меня трясло и колошматило, в голову лезли самые жуткие мысли, одна страшнее другой.
Что, если пока я просиживала задницу в кафе, Илью успели вывезти и спрятать?
Это ведь возможно? Грудинины способны на такое?
Почему нет? От них можно ожидать любой подлости. Они бы не побоялись увезти Илью к себе, чтобы не позволить мне его забрать до решения суда, а потом выставить так, словно я сама сбросила на них своего сына.
Что если я по своей дурости никогда его больше не увижу?
Меня охватил такой ужас, что я едва могла дышать. Внутренности скрутила паника, блузка взмокла от пота. Я проклинала себя и воспользовавшихся моей доверчивостью Грудининых. Страх застилал глаза и подгонял. Я долетела до подъезда за считаные секунды, показавшиеся мне вечностью. Как же мучительно долго поднимался лифт…А потом еще и ключи выпали из дрожащих пальцев. После третьей попытки мне все-таки удалось отпереть дверь. Тяжело дыша, ввалилась в квартиру, лихорадочно осматриваясь по сторонам. Ботиночки сына стояли на том же месте.
— Варя? Что у тебя с лицом? — из гостиной выглянула удивленная Светлана Олеговна.
Грубо оттеснив ее сторону, я ворвалась в комнату и замерла…
Илья был здесь. Никто его не похищал и никуда не увозил. Он спокойно сидел на коленях у Влада и увлеченно что-то ему рассказывал, тыкая в свой телефон. Привалившись к стене, я размазала по щекам растекшуюся тушь и обессиленно сползла на пол.
— Мам, почему ты чумазая?
Илья слез с коленей отца и подошел ко мне. Я вцепилась в него обеими руками и сжала так, что он жалобно запищал, а потом осыпала любимую мордашку поцелуями и снова крепко-крепко обняла.
— Дождик, мой хороший, — сипло прошептала я. — Смыл всю мамину красоту.
— Надо было зонтик взять. Что ты как маленькая, — приложив маленькие ладошки к моим щекам, Илюша попытался стереть грязные разводы. — Вот теперь лучше. Ты снова красивая, — просиял он с улыбкой, и я зацеловала каждый крохотный пальчик и опять прижала к себе.
— Мы уходим, — взглянув поверх его головы в потемневшие глаза мужа, подхватила сына на руки и двинулась в прихожую.
Меня никто не останавливал и ничего не объяснял. Влад не произнес ни слова в свое оправдание. Его родители тоже сохраняли гробовое молчание. Я не понимала ради чего был разыгран этот жестокий спектакль. Чтобы напугать? Отомстить? Причинить боль? Им удалось. Я была напугана до чертиков и задыхалась от боли.
Словно почувствовав мое состояние, Илюша всю дорогу до дома вел себя тихо и не вертелся. Вести машину было непросто, но я помнила, что везу самое дорогое, что у меня есть и постаралась максимально сконцентрироваться на управлении автомобилем. К концу пути меня немного отпустило, но я еще не знала, что Грудинины успели наговорить Илье, пока я торчала в проклятой кофейне.
— Это правда, что ты бросила папу и нашла себе другого дядю? — неожиданно спросил Илья, когда я укладывала его спать. — И теперь он увезет тебя в Африку, чтобы кормить бегемотов и охотиться на львов?
— Это тебе папа сказал? — мой голос предательски сел.
— Баба, а папа ничего не говорил и у него были мокрые глаза. Я никогда не видел, чтобы папа плакал. Он же не маленький. Да, мам?
— Нет, малыш. Твой папа большой и сильный. Просто ему сейчас очень тяжело. Но все наладится, Илюш, — задушено прошептала я, погладив сына по щеке.
— Я понял, — лица сына осветилось широкой улыбкой. — Когда я упал с самоката мне тоже было очень больно. Я не хотел плакать, но не удержался. Но потом все быстро прошло. И у папы так же, да? Просто он очень сильно ударился.
— Да, — сдавленно кивнула я. — Очень-очень сильно.
— А тот дядя… — Илья насупил брови, и совсем по-взрослому посмотрел мне глаза. — Это Максим?
— Да, мой хороший.
— Он возьмет в Африку только тебя? Или мне тоже можно с вами?
— Илюш, чтобы не случилось, мы никогда с тобой не расстанемся. Ты мой любимый сыночек, помнишь? — сердце разрывалось на части и выскакивало из груди, но я изо всех сил старалась не разреветься.
— А как же папа? — тихо спросил Илья.
— Он будет рядом. Часто-часто. — пообещала я.
— Папа тоже поедет с нами в Африку? — в глазах сына промелькнула радость. А мне словно штырь под ребра вогнали. Невыносимая нестерпимая боль, которую ничем не унять.
— Зайчонок, про Африку бабушка пошутила. Но мы обязательно съездим туда в отпуск, — сипящим шепотом выдавила я.
— И папу возьмем? — с надеждой воскликнул Илья.
— Нет, милый. Папа больше не будет жить с нами, — прозвучали самые тяжелые слова, но я не могла их затолкать обратно, потому что невозможно бесконечно лгать. Рано или поздно мне бы пришлось сказать сыну правду.
— Потому что теперь с нами будет жить Максим? — Илья снова нахмурил брови.
— Возможно, но я…
— Уходи, — сын отпихнул меня своими маленькими ручками и с головой спрятался под одеяло. — Бабушка права, и ты бросила папу, а потом бросишь и меня.
— Никогда, Илюш, — я ринулась к нему, и вытянувшись рядом, прижала к себе. — Ты мое маленькое солнышко, мой любимый сыночек, мой самый сладкий зайчонок, — тихо шептала я, глотая слезы и укачивая сына в своих руках пока он не заснул.
Наверное, это стало последней каплей в чашу терпения, которая разнесла все мои оборонительные рубежи… Встав с кровати, я тихонько вышла из детской, и уединившись в ванной, взяла в руки свой телефон. Открыв нашу с Максом переписку, я невидящим взглядом уставилась на экран. Строчки последних сообщений расплывались перед глазами, молчаливые слезы ручейками стекали из глаз и капали с носа и подбородка. Мои пальцы дрожали, сердце рвалось из груди. Я набирала, стирала и снова печатала текст. Слова казались сухими, обезличенными, ни на йоту не отражающими того, что пылало и плакало в моей душе. Сдавленно всхлипнув, я задержала дыхание и нажала значок «отправить»:
«Нам надо взять паузу. До тех пор, пока мы оба официально не разведемся. Я так не могу. Прости.»
Глава 23
— Есть информация по Ладыгину, — позвонив мне в обед сообщает Солнцев. Как всегда, сугубо деловыми тоном и без официальных вступлений.
Один из самых дорогих адвокатов Москвы не тратит ни одной минуты своего времени на пустой треп, иначе за его юридическими услугами не велась бы запись на год вперед. Даже если клиент готов потянуть его расценки, Солнцев берется далеко не за каждое дело. У него имеется какой-то свой список критериев, по которым он отсеивает определённый процент потенциальных и весьма платежеспособных клиентов. Мне повезло — я семья, а, значит, автоматически нахожусь под его защитой.
— Стоящий адвокат или продажное дерьмо? — тоже перехожу сразу к сути.
— Последнее, Макс, — безэмоционально отвечает Солнцев. — Причем, редкостной изворотливой породы. И с высокой долей вероятности могу предположить, что его перекупила вторая сторона конфликта.
Черт, я так и знал. Чувствовал, что она нарвется на какого-нибудь проходимца. Упрямая как черт. Была и осталась. И ведь не переспоришь и не докажешь ничего.
— Я кое-то еще выяснил, — стальным тоном добавляет Дима. — Но об этом не по телефону. Мы с Машей завтра вечером заедем, и я введу тебя в курс дела.
— А сегодня никак? — напрягаюсь я.
— Один день ситуацию не изменит. Там разгребать и разгребать. Тебе сразу нужно было обратиться ко мне.
— Я и обратился, но Варя уперлась. Решила, что сама справится.
— Не справилась, — сухо констатирует Солнцев. — Слушай, у меня заседание через пять минут. Давай, завтра со всем разберемся. Там ничего критического, но блядь… — он раздраженно выругался. — Терпеть не могу убирать дерьмо за своими коллегами.
— Я возмещу, Дим.
— Да пошел ты, Красавин. Тебя, кстати, сегодня ждет приятный сюрприз. Готовься. Варваре скажи, чтобы больше ни копейки этому двуличному мудиле не платила.
— Окей, скажу. Спасибо.
— Пока еще не за что. Все, я пошел. До завтра.
Солнцев отбивает вызов, а я не хило загоняюсь насчет приятного сюрприза. В моей жизни такие случались редко и их приятность я осознавал в сравнении… годы спустя.
Например, Варька в то незабываемое утро в моей гостиной однозначно была самым ярким событием в моей жизни, но тогда я готов был рвать и метать, и вытащить наглое и бесстыжее розоволосое чудо из дома волоком, что, собственно, и сделал.