— Ромыч, — сердито шепчет Тимур, когда Аня предпринимает очередную вялую попытку выбраться из его объятий.
— Я давно…
— Ро-мммм-вааа…. — мычит Аня в грудь Тимура и поглаживает его по плечу,но, вероятно, пытается ударить.
— Да Анечка тебя просит.
— Я не знаю колыбельных, — растерянно отвечаю я.
Молчу, стискиваю руль, и с моих губ срываются те слова, которые были написаны однажды на уроке математики, когда Аня отвечала у доски. Вечером того же дня у подъезда я под неумелое треньканье на гитаре сложил их в песню, хотя должен был заняться рефератом по теме “логическое построение геометрии”, но какая к черту геометрия, когда гормоны кипели в крови?
Стихи глупые и наивные. И все они о красоте, недоступности холодной принцессы, чьи мне не поцеловать. Анюта в объятиях Тимура затихает, сопит, и будто внимательно слушает подростковые излияния моей души. Я замолкаю на “нам не быть вместе, моя любовь” и мрачно свожу брови вместе.
— Это было круто, — шепчет Тимур, прямо как тогда, когда он впервые услышал, как я пою. — Все же стоило банду сколотить, Ромыч.
— Нет, не стоило, — стучу пальцами по баранке руля. — Я пою лишь в минуты слабости. Ты ромашковый чай пьешь, а я муравьям серенады пою по ночам. Благодарные слушатели. И их тысячи, и никто не может сбежать. Идеально.
— И это возмутительно, — Тимур посмеивается. — Меня бы позвал. Я бы с чайником чая пришел и посидел бы.
—Мгугу, — вновь мычит Аня, а затем четко проговаривает, — вы же друзья, — опять мычит и елозит головой по груди Тимура.
— Она права, — потираю бровь, — останься она со мной, то все бы изменилось, Тим. Дружбы бы больше не случилось.
— Это чисто женская фишка. У женатиков друзей нет зачастую, — Тимур пожимает плечами. — Ничего бы сверхординарного не случилось, но у меня как бы был план, чтобы жизнь тебе медом не казалась.
— Да ты что?
— Останься бы она с тобой, я бы исчез с мешком ромашки…
— Так.
— А потом бы внезапно появился и увел бы у тебя Анечку. Гнусно бы ее соблазнил, встряхнул бы ваше уютное болото любви изменой, душевными терзаниями и скандалами, — самодовольно перечисляет Тимур. — И тогда бы уже ты пил ромашку.
— А дальше что? — спрашиваю я, кинув взгляд в зеркало заднего вида. — Соблазнил Аню, я сижу с кружкой ромашкового чая.
— Тебе стучатся в дверь…
— И?
— Вручают приглашение на свадьбу.
— Даже так? Свадьба со всеми вытекающими?
— После ты на клятве в любви и верности выступаешь против, — Тимур смеется. — С кружкой ромашкового чая.
— Допустим, — медленно киваю и едва сдерживаю смешок.
— Аня осознает, что любит не только меня, но и тебя, — Тимур улыбается, — подхватывает подол платья и сбегает со свадьбы, потому что ей опять всё неправильно. Я стою у алтаря, ни хрена не понимаю, тут наши мрачные и решительные взгляды встречаются, и мы бросаемся в погоню за невестой.
— То есть все приходит к одному знаменателю? Мы оба опять преследуем Анюту, вероятно, ее похищаем… — не успеваю договорить.
— Без похищения никак, — фыркает Тимур. — С ней иначе не получится.
— Ну да, вряд ли бы получилось поговорить со сбежавшей невестой, которая в прошлом идеальная отличница, — и тут я смеюсь. — Кто бы мог подумать?
Аня ворчит и мы замолкаем. Соглашусь, сложилась неординарная ситуация, которой я бы предпочел избежать. Я влюблен, Тимур влюблен и Аня в каждого из нас. Нет причины ей не верить и подозревать в манипуляции. Ей и говорить теперь ничего не надо, глаза с расширенными зрачками и румянец выдадут.
— Куда? Ко мне, к тебе? У меня есть подвал, — невесело усмехаюсь я.
— К моей бабушке, — Тимур вздыхает и прижимается щекой к затылку спящей Ани.
Глава 58. Бабушка Маша
С мычанием открываю глаза, и чья-то морщинистая рука в полумраке подает мне стакан с водой. Хватаю его и осушаю до дна.
— Анечка, — рука поглаживает меня по голове. Старческий голос поскрипывает нежностью. — Какой красавицей выросла.
У высокой кровати стоит худенькая бабулька в объемном кардигане крупной вязки. Она кажется мне знакомой.
— Не узнала, Анечка? — ласково улыбается. — Я бабушка Тимура.
Точно. В школе ее однажды и видела, но тогда она была помоложе. Медленно моргаю и сипло спрашиваю, прижав граненый стакан к груди:
— Извините, а по имени вас как?
— Бабушка Маша, — садится на край кровати. Забирает стакан, отставляет его на тумбочку, которая накрыта белой ажурной салфеткой, и берет меня за руки, вглядываясь в глаза. — Ты же моя хорошая.
На стене тикают часики. Очень интересно, зачем Тимур притащил меня к своей бабушке. Я растеряна и не знаю, что ей сказать.
— Пойдем, поужинаешь, — поглаживает по щеке, — а то ты такая бледная и худая, — хрипло смеется, — надо срочно откормить. Вставай.
Поднимается на ноги и тянет меня за руку. Я молча встаю и нерешительно следую за бабушкой Машей. Под ногами тихо поскрипывает пол. Выходим из спальни и шагаем по коридору. на стенах вышивка крестиком, на полу полосатые коврики. Похоже, я в деревенском доме. И пахнет здесь уютом и чистотой, а из открытых окон веет теплым вечерним ветерком.
— Садись, Анечка, — заводит в просторную кухню и усаживает за стол, накрытый белой скатертью.
На столе — большая и глубокая сковорода, а в ней жареная картошечка с грибами, миска со свежим салатом, тарелка с хлебом и графин с компотом. Бабушка Маша выглядывает в окно и кричит:
— Мальчики, ужинать! И ваша краса проснулась!
Я молча наблюдаю, как бабушка Маша накладывает в тарелки картошечки и разливает по стаканам компот. Мне бы встать помочь ей, но я еще не пришла в себя и потеряна в пространстве и времени. Вот я была в хостеле, а сейчас в гостях у улыбчивой бабушки.
— Доброе утро, — вздрагиваю когда Тимур приобнимает меня и целует в макушку.
— Привет, — говорит Рома и тоже чмокает меня в макушку.
Усаживаются по две стороны от меня, а бабушка Маша — напротив. Улыбается, а в глазах ни тени осуждения.
— Кушай, милая, — испуганно охает, — или грибы не любишь.
Порывается встать, и я тихо попискиваю:
— Люблю.
А вот Тимур и Рома совершенно не стеснены. С большим удовольствием уминают картошку, салат, жадно запивают все это дело компотом и периодически поглядывают на меня.
— Бабуль, тебе бы сарай починить и курятник обновить, — Тимур делает глоток компота и кусает ломоть хлеба. — И петуха того черного на суп пустить. Он агрессивный какой-то.
— А ты к его курочкам не лезь, — бабушка Маша смеется. — Он своих дам защищает от посягательств.
— Да я мимо прошел, он за мной кинулся, — возмущенно бубнит Тимур.
— Ты на него косо посмотрел, — Рома пожимает плечами. — Можно сказать, вызывающе.
Бабушка Маша смеется, и я прячу смешок за стаканом компота. Я не должна смеяться. Я должна быть возмущена, что меня похитили, но на кухне бабушки Тимура очень уютно, будто я тут тоже родная внучка.
— Вас многие не поймут, милые, — внезапно говорит бабушка Маша и слабо улыбается, внимательно оглядывая меня, Тимура и Рому, — Многие осудят, все косточки перемоют.
— Но ты же поняла, — Тимур пожимает плечами.
— Я за свой век чего только не видела, Тимочка, — бабушка Маша вздыхает. — Жизнь она очень сложная штука. Чего только стоит Егор…
— Какой Егор? — подаю я голос.
— Да живет тут один, — бабушка Маша. — Хороший мужик, рукастый, жена красавица и умница, а он в соседку-вдову влюбился. По доброте душевной помогал Катьке, а потом пришел к жене и говорит, что люблю тебя, но и Катерину из головы выкинуть не могу. Не изменял, даже руку не целовал, но тянет, не могу.
Хочу возмутиться, но бабушка Маша не дает мне открыть рот:
— Жена в истерику, требует развода, а Егор и думать о разводе не думал. Собрали вещи, уехали, чтобы у мужика перед глазами соблазна не было. Катька с горя переключилась на Васька, а Васька бедовый мужик. Руку начал на нее поднимать.
— Это тот Васька, который пьяный под трактор попал? — Тимур хмурится.
— Да тот, — бабушка Маша кивает, — но это случилось уже после. Я Катьку как-то встретила у реки. Стоит слезы льет, синяки на плечах растирает… а я… взяла и позвонила Егору и его жене. Все рассказала. Говорю бабу надо спасать.
— И? — замираю со стаканом компота.
— Вернулись и вдвоем отбуцкали Ваську и остались, — бабушка Маша подпирает лицо кулаком, — Егор теперь на два дома живет. Жена его потом приходила ко мне и сказала, что он сам на себя непохожий все эти месяцы ходил. Вот так. Наши только и делают, что за их спинами шепчутся, но лучше бы за своими семьями следили да за козами, которые так и норовят в чужие огороды морды сунуть.
— Вот прям на два дома живет? — недоверчиво спрашиваю я.
— Дамы отказались в одном доме жить, — бабушка Маша посмеивается, — но я думаю, что дело в другом. Наши могут принять гуляющего к соседке мужика, однако не двух жен, а вас, милые, с потрохами сожрут.
— Да мы сами кого угодно сожрем, — Тимур накрывает мою ладонь своей, а другую сжимает Рома.
Я все еще жду, что бабушка Маша возмутится, но она улыбается с доброй мудростью и теплым принятием. И меня неожиданно отпускает. Меня здесь поняли, и я могу без страха и чувства вины сжать ладони мужчин, которых полюбила.
— Я вам баньку растопила, — бабушка Маша подливает себе компота в стакан. — У вас в городе такого счастья нет.
Глава 59. Давай жить не по правилам
— У тебя хорошая бабушка, — говорю я.
По лбу стекают капельки пота. Сидим втроем на теплой лавочке и тяжело дышим горячим влажным паром.
— Да, она у меня замечательная, — Тимур кивает. — И очень меня любит.
— А она со стороны отца или матери?
— Отца, — губа Тимура дергается в гневе. — Давай не будем о моих родителях. Они бы отлично спелись с твоей матушкой.
— Все настолько плохо?
— Я бы сказал, отвратительно, Анечка, — смахивает ладонью пот со лба. — Отец - мудак, а мама… мама подавала ему резиновый шланг, когда тот проводил воспитательную беседу… Да твою