— Уточните, пожалуйста, вопрос, — вежливо улыбаюсь.
— Под чьей крышей? — она вскидывает бровь. — Кто курирует? Я тебя тут раньше не видела и не припомню среди других девочек. Новенькая, что ли?
От вопросов веет чем-то грязным и липким.
— Расслабься, — она улыбается, — мне просто любопытно, кто угодил этим двум охламонам. Ни одна из девочек их не удовлетворила.
— Простите?
— Ой ладно тебе, — она заливисто смеется, — я своя. В эскорте года два, — она задумчиво поднимает глаза к потолку и опять на меня смотрит, — два с половиной.
Выплевывает жвачку в урну и подходит к одной из раковин. Осматривает отражение и косит на меня глаза:
— Только не говори, что ты в первый раз и тебе не повезло сразу с двумя клиентами, — усмехается, — два члена для такой милашки будет многовато.
У меня нет слов, чтобы выразить свое негодование, и я просто молчу и моргаю. Вот за кого меня можно принять? За эскортницу? Но с другой стороны, кто будет двумя мужчинами откровенные танцы танцевать, а потом целоваться.
— И скольких ведь забраковали, — печально вздыхает и ноготком поправляет ресницы, поддавшись к зеркалу. — И типаж требовали один и тот же, но все им не так было.
— Какой типаж? — сипло спрашиваю я и боюсь услышать ответ.
— Твой, — разворачивается спиной к зеркалу, приподнимается на носочках и оценивающе оглядывает в отражении на попу. — Только посмотрят и сразу в отказ. Не то и все тут. Им и целок предлагали, а они носы воротили, но, — поправляет узкий подол и хитро мне подмигивает, — за такие деньги мальчики могут и покапризничать, да?
У меня одно желание забиться в угол или просочиться в слив раковины.
— Ты хоть поделись секретом, — подплывает ко мне вплотную и осматривает сверху вниз, — что их интересовало?
— Сгинь, — вздрагиваю от злого и холодного голоса Ромы за спиной.
Незнакомка меняется в лице. Расцветает очаровательная улыбка, веки томно прикрывает и грациозно дефилирует прочь походкой от бедра. Я удивленно провожаю ее взглядом. Секунду назад она была беспардонной грубой нахалкой.
— Хорошего вечера, Роман, — воркует сладким голоском и покидает уборную, как молодая королева.
— И что тебя вечно тянет в туалеты, Анюта? — Рома буравит меня пристальным взглядом и прячет руки в карманы брюк.
Я в ответ швыряю ему влажную и мятую салфетку в лицо. Я зла. Одно дело одноклассницу принуждать к близкому общению, а другое искать мою копию среди эскортниц. Уворачивается от снаряда, и салфетка шлепается на пол.
— Я вам не проститутка.
— Что ты, Анюта, — скалится в надменной улыбке, — у нас с тобой лишь сделка. Упустим, что она касается денег.
— Я ведь просила в долг… — с укором смотрю в его колкие глаза.
— И долг мы с тебя требуем, как считаем нужным, — распахивает дверь. — И сейчас мы желаем поразвлечься и хорошо провести время. На выход, Анюта. У нас еще целая ночь впереди.
Глава 8. Хитрые провокации
— Давай ты конкретно скажешь, — я подхожу к Роману вплотную и вглядываюсь в его серые глаза, — какая именно роль мне отведена в вашем веселье. Речь шла о секретарше и размытыми обязанностями заходить в кабинет без бюстгальтера.
— Роль нашей девочки, — поддевает указательным пальцем кончик моего носа. — И ты сейчас в бюстгальтере?
Я не успеваю ответить, как Рома ныряет рукой за спину и пробегает пальцами по застежке бюстгальтера ниже лопаток.
— Снимай, — улыбается во все тридцать два зуба.
— Это туалет для девочек, — в уборную вваливается две пьяных девицы и хихикают, лукаво взглянув на Рому, который игнорирует их игривый тон. — Какие мы серьезные.
— Снимай, — тихо, но жестко повторяет он, а затем наклоняется и шепчет, — и трусики. Они тоже лишние.
Сжимаю кулаки, сдерживая порыв хлестнуть наглеца по его самодовольной роже. Девицы у раковин затихли и с живым любопытством наблюдают за нами. Я знала на что шла. Я ведь и не думала, что я с Уваровым и Черновым буду нюхать ромашки на солнечной полянке.
Разворачиваюсь на носочках и шагаю под пристальным взглядом Ромы к одной из кабинок. Запираюсь. Девицы опять хихикают, а я задираю подол. Снимаю трусики и с осуждением смотрю на влажную ластовицу в разводах вязкой смазки. Позорище.
— Может, и нам что-нибудь снять? — мурлыкает одна из девиц.
— Нет, — коротко и равнодушно отвечает Рома.
Девицы заливисто смеются, а я одергиваю юбку. Расстегиваю замок на спине, скорчив рожицу презрения к двум нахалкам, которые решили охмурить Рому. Замираю. Это, что, ревность? Здрасьте, приехали! Вынув руки из рукавов, стягиваю бюстгальтер.
— Тебе там помощь не нужна? — игриво спрашивает Рома, и девицы смеются, а он повышает голос до звенящей стали. — Ротики закрыли.
Замолкают, а затем шепчут:
— Извини.
— Вышли и оставили нас.
— Но это женский туалет…
— Да мне начхать, куколки, — зло смеется Рома. — Вышли.
Стук каблуков, и я тяну молнию за язычок замочка вверх. Застревает. Буквально после нескольких сантиметров.
— Проклятье.
— Что у тебя там?
— Ничего, — едва слышно попискиваю я и дергаю замок, а он не поддается.
— Анюта, ты не умеешь врать.
— Молнию заело, — зажмуриваюсь и закусываю губы.
Легкие шаги и стук в дверь.
— Я пришел к тебе на помощь, — ласковый шепот вызывает во мне мурашки. — Открывай.
Отпираю дверь и поворачиваюсь к унитазу спиной, прижимая нижнее белье к груди.
— Анюта… — пробегает по позвоночнику теплыми пальцами и без усилий застегивает замок, — ах ты, маленькая шалунья, нашла повод меня позвать в кабинку?
И глупо отпираться, что замок действительно заело. Какая нелепая ситуация! И я опять в туалете, но теперь уже и без трусиков. И гордо не сбежать.
— Хитро провоцируешь, Анюта, — поглаживает шею кончиками пальцев.
— Что вы там застряли? — раздается громкий и требовательный голос Тимура.
Рома вытягивает из моих руку трусики и бюстгальтер. Прокручиваю в голове сценарий, как я в драке отвоевываю белье, но даже в фантазиях я проигрываю. Рома выходит из кабинки, и я следую за ним.
— Избавились от лишнего, — он бессовестно выбрасывает трусики и бюстгальтер в корзину к мятым бумажным салфеткам. — И более конкретно обсудили вопрос нашей сделки.
— Даже так? — Тимур приваливается плечом косяку и вскидывает бровь.
— Ты же все уяснила? — Рома оглядывается со снисходительной улыбкой.
Да я и в кабинете с окнами на всю стену все уяснила, но не желала признавать, что попала в западню с двумя беспринципными негодяями, которые из невзаимной влюбленности решили на мне отыграться.
— Да, мне… — вздыхаю и поднимаю взгляд с носок туфель, — все предельно ясно, мальчики, но я все же скажу, что…
— Не будь занудой, Одинцова, — отмахивается Тимур. — ты ничего нового не скажешь. И если ты все поняла, то иди и поцелуй меня.
Конечно, у меня спирает грудь горячим возмущением от приказа. Опять сжимаю кулаки, и ногти впиваются в кожу.
— Я не буду тебя целовать тут.
— Почему?
— Это женская уборная! — взмахиваю рукой.
— О, Анюта, — смеется Рома, — поверь, тут не только целуются.
— Хорошо, где ты меня поцелуешь? — Тимур клонит голову набок.
— На улице! — рявкаю я и замолкаю, потому что я в очередной раз поторопилась и не продумала ответ.
— Да, я тоже хотел предложить выйти и проветрится, — кивает Рома и шагает прочь размашистым шагом. — Подышать свежим воздухом.
Глава 9. Поцелуи и вопросы
Выходим из клуба. Тимур с Ромой впереди, а я дефилирую за ними. Лицо у меня кирпичом, пусть внутри я вся извелась. Я согласилась на гнусные игры, которые уже начали меня менять. Еще неделю назад я бы в обморок упала, если бы прошла мимо толпы людей без трусиков. Да, они не в курсе, но я ведь знаю, что на мне нет белья и это меня… волнует.
Я вся такая плыву за Черновым и Уваровым высокомерной стервой, а под платьем ничего нет. Возмутительно, конечно, но это своего принудительный бунт против принципов и скромности, которым я невероятно гордилась.
Идем по тротуару к пустому летнику одного из баров. Над проемом висит табличка предупреждающая, что терраса на ремонте. Рому и Тимур ныряют в темноту, а я аккуратно переступаю кривую дощатую ступеньку.
— Осторожно, — Тимур подсвечивает смартфоном дыру между досок, и я ее неторопливо обхожу, глухо постукивая каблуками о дерево, с которого слезла краска.
— Ну, — Рома стоит у третьего по счету от входа стола и подманивает к себе рукой. — Не бойся, Анюта, я тебя не съем.
Подхожу к нему. В интимном полумраке пахнет пылью. До нас доносятся приглушенная музыка.
— Целуй, — улыбается и добавляет, — в губы, Анюта, а то я тебя знаю…
— Нет, не знаешь, — зло обхватываю его лицо ладонями и решительно впиваюсь в его полуоткрытые губы.
У меня нет выбора. Отнекиваться, истерить и возмущаться — толка не будет. Я уже и так прямым текстом говорила, что я думаю о каждом из них. Целую, но без языка, потому что моя смелость иссякла, как только наши губы соприкоснулись.
— И кто так целует? — Рома возмущенно отстраняется. — Анюта, впечататься в меня губами недостаточно.
— Как умею, — пожимаю плечами.
Подхватывает за талию, отрывает от пола и усаживает на стол:
— Тогда я научу тебя.
Тимур в стороне хмыкает, а упираюсь руками в грудь Ромы, немедленно вспыхнув смущением. Резко разводит колени в стороны, а затем делает шаг. он между моих ног.
— Не советую кусаться.
Въедается в губы, проталкивает язык за зубы и душит в объятиях. Какой тут кусаться? Я от его голодного напора забываю как дышать и моргать. Поглаживает по бедру, медленно его оголяя. Удары сердца оглушают, мозг плавится от головокружения, и Рому сменяет Тимур, который рывком подтягивает меня к себе и раздвигает ноги шире. Платье трещит по швам.
— Что же, — вглядывается в глаза, — покажи, чему тебя научил Рома.
Толкаю его в испуге в грудь. Хватает запястья, сжимает и заводит за спину.