Евгений так не считал. Несколько раз он пытался поговорить с мамой и убедить ее, что они прекрасно проживут вдвоем, но она даже слышать об этом не хотела. По его предположениям, она уже знала, что у нее опухоль, и боялась, что после ее смерти сын останется один. Мама полагала, что жить с родным отцом лучше, чем в сиротском приюте, и, в общем-то, была права. Она никому не говорила о своей болезни до самых последних дней, когда уже не могла обходиться без обезболивающих лекарств. Ее смерть была ужасной. И Евгений до сих пор не мог простить отца за то, что тот ничем не облегчил мамины страдания. Себя он тоже не простил. Когда мама умерла, пятнадцатилетний Евгений катался за городом на лыжах с одноклассниками. При мысли об этом ему до сих пор хотелось стонать в бессильной муке и скрипеть зубами, пока они не раскрошатся.
Евгений провел рукой по лицу, словно снимал с него паутину, и обнаружил, что ноги привели его к райотделу полиции. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, мужчина вошел внутрь и попросил дежурного вызвать младшего лейтенанта Салазкина.
— Кабинет четырнадцать, — буркнул полицейский, уткнувшийся носом в один из простеньких кроссвордов, которые так любят разгадывать не очень умные или просто плохо образованные люди. Хотя нет, они их не разгадывают, а заполняют автоматически, потому что задания кочуют из журнала в журнал, неизменные, как строки Святого писания.
— Пусть Салазкин выйдет на улицу, — попросил Евгений.
— Чего? — Полицейский с недоумением уставился на него. — Слушай, тут слово незнакомое попалось. Популярное блюдо из яиц, семь букв, третья «че», предпоследняя «цэ». Впервые такое встречается. Чего это они? — Полицейский закрыл журнал, чтобы взглянуть на обложку. — Блюдо какое-то придумали. Я им кулинар, что ли?
— Яичница.
— Чего?
— Яичница, — повторил Евгений, сдерживая улыбку.
— О, точно! — просиял дежурный. — Тут у меня как раз «туя» на «я» заканчивается.
Туя, разумеется, туя. Она фигурировала во всех кроссвордах, попадавших на зону.
— Салазкина позовешь? — спросил Евгений.
— Да, сейчас. — Дежурный махнул рукой. — Подожди там.
Выйдя на крыльцо, Евгений стал наблюдать, как двое алкашей под присмотром полицейского моют патрульный автомобиль. Учитывая то обстоятельство, что все трое маялись с похмелья, зрелище было увлекательное, но появление Салазкина помешало насладиться им до конца.
— Привет, Костя, — сказал Евгений, протягивая руку.
— С ума сошел? — возмутился Салазкин. — Ты бы еще целоваться полез. Тут же везде глаза. Отследят, что с уголовным элементом общаюсь, в коррупции обвинят.
— Какой я тебе уголовник? — буркнул Евгений, опуская руку. — Да и ты на коррупционера не похож.
И в самом деле, Салазкин больше смахивал на старшекурсника, который вышел на перекур из института: джинсы, голубая рубашка, тесный ворсистый пиджачок с коротенькими рукавами…
— Ты по делу? — спросил младший лейтенант, настороженно поглядывая по сторонам. — Или просто так заглянул?
— По делу, — заверил его Евгений. — Я ведь собственное расследование провожу…
— Да? И нарыл что-нибудь?
— Еще как. На моих глазах трех человек завалили. Из-за антиквариата.
— Стоп! — Салазкин предостерегающе вскинул руку, обтянутую узким рукавчиком. — Об этом подробнее. Но не здесь. Видишь стройку за забором? Там потолкуем. Я первый пойду, а ты подожди несколько минут.
Евгений охотно подчинился. Его охватило волнующее предвкушение победы. Здорово все-таки, что в полиции служат такие парни, как Костя Салазкин. Может быть, опыта им и не хватает, но это полностью компенсируется врожденной честностью и стремлением к справедливости. С Салазкиными страна не пропадет, не погрязнет окончательно в трясине коррупции. Такие, как Костя, ее вытащат. Сегодня они младшие лейтенанты, а завтра майоры или даже полковники…
Пробравшись сквозь щель в ограде, Евгений поискал взглядом молодого полицейского и нигде его не заметил. Строительная площадка была безлюдна. Работы здесь давно не велись: может быть, у заказчика закончились деньги, а может быть, экспертиза выявила наличие грунтовых вод под фундаментом или еще какую-нибудь неприятность.
Вертя головой, Евгений сделал несколько шагов, и его обувь тут же запылилась. Многоэтажный дом настороженно следил за ним черными прямоугольными глазницами, рассеянными по фасаду. Стройку никто не охранял: тут уже украли все, что можно было украсть. Остались лишь неподъемные предметы: штабеля плит, бетономешалка, позабытая секция подъемного крана, похожая на толстенную клетку для динозавра. Но куда же подевался младший лейтенант Салазкин?
Евгений в очередной раз осмотрелся вокруг.
— Эй!
Повернув голову на приглушенный окрик, он увидел полицейского в пустом дверном проеме, который так и не стал входом в подъезд. Салазкин нетерпеливо махнул рукой. Осторожно ступая среди строительного мусора, Евгений приблизился. Младший лейтенант курил, быстро и часто поднося сигарету к губам. Почувствовав запах табака, Евгений в очередной раз похвалил себя за то, что нашел в себе силы отказаться от курения. Дурацкое, в общем-то, занятие. Вместе с дымом пускаешь на ветер здоровье и деньги, а какие-то толстосумы потешаются над тобой, набивая карманы.
— Конспирация? — улыбнулся Евгений.
Салазкин не расщедрился на ответную улыбку.
— А ты как думал? — буркнул он. — У нас с этим строго.
— С чем?
— Я о несанкционированном общении с осведомителями.
— Разве я осведомитель? — удивился Евгений.
— А кто же еще? — удивился в свою очередь Салазкин. — Выкладывай, с чем пришел. — Он прикурил новую сигарету. — Так что ты там накопал?
— Целую гору.
— Неужели?
— Вот слушай…
Евгений успел поведать Косте о том, что ему удалось узнать от жителей района, и перешел к рассказу о расстреле не-святой троицы.
— Понимаешь, — говорил он, — их завалили только за то, что они со мной общались. Ну, типа, наказали за то, что много болтают. И меня тоже приговорили. Человеческая жизнь для них — тьфу! Ничего не значит. А свой бизнес поганый они оберегают. Видать, большие деньги им приносит. Сколько же на них трупов, а? Даже подумать страшно, — закончил Евгений.
Выслушав его, Салазкин удрученно покачал головой.
— Вот козлы! — процедил он. — В открытую действуют, обнаглели совсем.
— Нам же лучше, — сказал Евгений. — Проще будет взять их, раз не берегутся.
— Легко сказать — взять. А ты попробуй!
— Я готов дать любые показания. Хоть письменные, хоть устные.
— Готов, значит? — переспросил полицейский, вставляя в зубы сигарету.
— Готов, — подтвердил Евгений.
— Тогда для начала покажи мне все. Где ты с алкашами пересекся, где их порешили…
— А разве в сводках не было? Тройное убийство все-таки.
— Да хоть четверное. — Салазкин жадно затянулся. — Я опер, понял? Мне все своими глазами увидеть нужно.
Евгений пожал плечами:
— Так пойдем.
— С ума сошел? Нам вместе прогуливаться нельзя, в момент моему начальству доложат, и меня пинком под зад… Рожков же с этими антикварами вот так. — Младший лейтенант свел вместе ладони и потер их друг о друга, как бы намыливая. — Тут осторожно действовать нужно. Тайком.
— Согласен, — кивнул Евгений.
— Идем наверх. Оттуда весь район как на ладони. На местности сориентироваться сможешь?
— Попробую.
— А я тебе офис этих коллекционеров покажу.
— Так ты их знаешь?
— После твоего визита на месте не сидел, — пропыхтел Салазкин, поднимаясь по лестнице без перил.
С сигаретой ему пришлось расстаться — сбивалось дыхание. Плечо пиджачка было испачкано цементной пылью.
— Ну, теперь мы их прищучим, — повеселел Евгений. — А о Кушнарь ничего не удалось выяснить?
— О какой Кушнарь? — спросил Салазкин, перешагивая через ступеньки и упираясь руками в колени, чтобы облегчить подъем.
— Об Ольге Матвеевне, — подсказал Евгений, который тоже начал немного задыхаться.
— О ком о ком?
Салазкин остановился между шестым и седьмым, недостроенным этажом. Грудь его тяжело вздымалась.
— Об Ольге Матвеевне, — повторил Евгений. — Бабушке Марины.
— Марина — эта та девушка, с которой ты приходил.
— Точно!
— Вот видишь, я все помню, — произнес полицейский. — Пойдем.
— Так что с бабушкой? — повторил Евгений, когда они очутились на открытой всем ветрам площадке.
— Бабушки играют в ладушки, — пробормотал Салазкин, осматриваясь.
— Что?
— Вон! Туда смотри. Видишь школу?
— Школу? — Сбитый с толку, Евгений повернул голову в указанном направлении.
— Ну да! Слева офис этих гадов. Разуй глаза. — Положив руку на плечо спутника, младший лейтенант подвел его к краю площадки. — Красное кирпичное здание. Там их кубло змеиное. Увидел?
— Нет, — признался Евгений. — Слева от школы футбольное по…
Он не договорил. Внезапный толчок в плечо заставил его сделать шаг в пустоту. Теряя равновесие, Евгений взмахнул руками, словно надеясь, что они превратятся в крылья.
Чуда не произошло. Падение было неотвратимым. Но, извернувшись по-кошачьи, Евгений сумел схватиться за край бетонного настила. Сначала одной рукой, потом двумя.
— Акробат, — похвалил Салазкин, возвышаясь над ним. — Гимнастикой в детстве занимался?
Евгений не ответил. Силы быстро таяли. Нужно было спешить, пока пальцы не разжались от усталости.
Кряхтя, Евгений стал подтягиваться. Салазкин наступил ему на голову и толкнул вниз. Евгений снова повис на стене дома.
— Разжимай пальцы, — посоветовал младший лейтенант. — Только зря мучаешься. Лучше сразу.
— Так ты с ними, да? — прохрипел Евгений.
— Я сам по себе. — Салазкин пожал плечами. — Кто платит, тому и служу. Жизнь такая. Личные интересы превыше общественных, слыхал?
— Сука ты продажная.
— Ах вот как ты запел?
Младший лейтенант наступил Евгению на пальцы. Было больно, но вполне терпимо: подошвы мокасин полицейского оказались слишком мягкими, чтобы ими можно было ломать кости. Тогда, улыбнувшись жертве, Салазкин достал из кармана перочинный нож.