Демонстрируя, как он станет это делать, Боровик с наслаждением откинулся на спинку кресла и забросил руки за голову.
Собаки Новомихайловки перелаивались в темноте, затихая ненадолго, чтобы опять начать все заново. Концерт всякий раз открывала какая-то визгливая, истеричная шавка, захлебывающаяся от злобы. Заслышав ее, постепенно подключались остальные собаки, каждая на свой лад: кто басом, кто дискантом, кто часто и оживленно, а кто изредка, лишь бы напомнить о своем существовании. Евгений подумал, что это похоже на скандалы в общественном транспорте. Один заводила способен вывести из себя кучу народа. И, переругиваясь, люди совсем забывают, чем была вызвана ссора. Продолжают по инерции. Реагируя на общую раздраженную атмосферу.
Из воображаемого автобуса мысли Евгения перенеслись в барак. Там тоже случались перепалки, но, как правило, они заканчивались быстро. Словесные ссоры неизбежно перерастали в драки, потому что сносить оскорбления на зоне нельзя. Либо ты переходишь в низший разряд, либо отстаиваешь свои честь и достоинство. Третьего не дано.
Евгений, сидящий на деревянном крыльце, машинально провел пальцем по шраму, пересекающему глаз. Никогда, даже в страшных снах не могло привидеться ему, что на воле царят гораздо более жестокие нравы, чем в заключении. Прошло всего несколько дней, а Евгению уже пришлось убить двух человек. Хорошо, что на выстрел никто не прибежал. Марина потом объяснила: на соседней даче живет отставной полковник, который примерно раз в неделю напивается и начинает палить из пистолета по мишеням на заборе. Местные привыкли к шуму и перестали обращать на него внимание.
Евгений покосился на лопату, прислоненную к крыльцу. Рожкова он закопал неглубоко, но в надежном месте. За огородом была когда-то выгребная яма, в нее-то майор полиции и отправился. Мысли о его смерти чувства вины у Евгения не вызывали. Он мог бы ежедневно убивать по одному такому ублюдку и спать с чистой совестью. Хотя нет, надоело. Депутата Боровика лучше изобличить и передать в руки закона. А потом поскорее забыть обо всей этой мерзости.
Евгений повернул голову на скрип открывшейся двери. Марина вышла на крыльцо в тапках и ночной рубашке. Больше на ней ничего не было. Евгений почувствовал призывные вибрации, исходящие от женского тела.
— Уснул? — спросил Евгений, имея в виду Антошку.
— Да, — сказала Марина. — Как убитый.
Это было неудачное сравнение. Евгению оно не понравилось.
— Ты завтра скажи сыну, что ему все приснилось, — посоветовал он.
— Уже сказала, — ответила Марина.
— Поверил?
— Пока не совсем. Но если повторять часто, то поверит.
«Да, — подумал Евгений. — Так устроены дети. А разве взрослые устроены иначе? Я все время кому-то верю, а потом эти люди меня подводят».
Он встал, задрав голову к звездному небу, и сказал:
— Поройся в ящиках. Может, найдешь бабушкину икону.
— Уже нашла, — откликнулась Марина. — Спасибо тебе, Женя. Мне так жаль…
— Ни о чем не жалей, — буркнул он. — Что было, то прошло.
— Я знаю. Но все равно хочу исправить. Это возможно?
Марина встала так, чтобы Евгений ее видел, и заглянула ему в глаза.
— Что? — спросил он, оттягивая момент, когда придется ответить на вопрос.
— Ты знаешь, — сказала Марина. — Я тебя предала. Но у меня не было выбора. Ведь Антошка…
— Давай не будем об этом, — попросил Евгений, морщась, как от головной боли. — Говорю же: что было, то прошло.
— Тогда ты должен меня простить.
Это было логичное утверждение, но внутренне Евгений с ним не согласился.
— Я не сержусь на тебя, — произнес он нейтральным тоном.
— Врешь, — сказала Марина. — Но мне все равно. Я от тебя не отстану, пока не добьюсь прощения. Потому что…
Она не договорила и опустила глаза. Евгений смотрел на звезды, словно желая отыскать среди них какую-то свою, особенную.
— Почему? — поторопил он Марину с ответом.
— Люблю я тебя, — сказала она.
Ее слова прозвучали обреченно. Как признание в тяжелой, неизлечимой болезни.
Никак не отреагировав на них, Евгений сказал, что ему пора ехать.
— Куда? — спросила Марина.
— Еще не все закончено.
— Останься, Женя. Мир не изменишь.
— Я так не считаю.
Он медленно спустился по ступенькам. По-прежнему стоя на крыльце, Марина окликнула его:
— Женя!
Он дошел до калитки и только тогда оглянулся:
— Что?
— Не бросай меня.
В его голове прозвучал ехидный вариант ответа: «У тебя теперь есть чудотворная икона, которую я тебе вернул. Молись».
Разумеется, Евгений не произнес эти слова вслух. Вместо этого он сказал:
— Мы еще увидимся.
— Ты в город?
Он кивнул.
— Как же ты доберешься туда ночью?
В вопросе прозвучала надежда: сейчас Евгений опомнится и скажет, что остается. Глаза Марины обещали все — все, что он может потребовать и что она может ему дать. В них отражались крохотные звездочки. Но Евгений не заметил этого.
— Попутку поймаю, — сказал он и отвернулся.
Когда калитка за ним захлопнулась, Марина вцепилась ногтями в ладони, чтобы не заплакать, но это не помогло. Слезы пролились. Просто их никто не увидел.
Жанна встретила Евгения так, словно он вышел на минутку — вынести мусор или купить хлеба. Правда, она была полуодета. «Прогресс налицо», — подумал Евгений, проходя в комнату, таинственно освещенную компьютерным монитором.
— Работаешь? — спросил он. — Это хорошо. Я тоже хочу подкинуть тебе работу.
— А я тебе, — подмигнула Жанна. — Чисто мужскую.
— Позже, — сказал Евгений, что лично для него означало «никогда».
— Ладно, — согласилась она. — Тогда в двойном объеме.
— Хоть в тройном. Слушай…
Не торопясь, очень обстоятельно и доходчиво, Евгений рассказал Жанне о том, что происходило с ним и вокруг него в последние дни. Слушая его, девушка попивала какой-то энергетический напиток и заинтересованно поблескивала стеклышками очков.
— Значит, цацки ты себе оставил? — спросила она, когда повествование подошло к концу. — В Новомихайловке?
— Пока да, — ответил Евгений.
— Это правильно, — рассудила Жанна.
Похоже, она пропустила мимо ушей слово «пока». Евгений посмотрел на нее, пытаясь понять, какие мысли бродят в этой умной голове, покрытой плохо вымытыми, взлохмаченными волосами.
— Я собираюсь вернуть ценности, — сказал он.
— Кому? — Жанна склонила голову к плечу. — Пойдешь искать законных владельцев? Или отдашь антиквариат государству? Тогда лучше прямо к этому депутату вези… Как его? Брагин?
— Боровик, — поправил Евгений. — Запомни эту фамилию. Я хочу, чтобы ты занялась этим типом. В смысле, его электронными адресами, счетами и так далее.
— Правильное решение, — кивнула Жанна. — От конкурентов нужно избавляться.
Ход ее мыслей стал предельно ясен. Она решила, что Евгений намерен не просто добиваться справедливости, но заодно и поживиться за чужой счет. Разубеждать ее он не стал. Зачем лишать человека стимула?
— Поможешь? — спросил Евгений.
Жанна встала, деловито подтянула трусы и пересела на свое рабочее место.
— Чего ты конкретно хочешь? — спросила она.
Ее руки выжидательно зависли над клавиатурой. В свете монитора они казались синеватыми, как у покойницы.
— Для начала давай просмотрим его переписку, — сказал Евгений. — Нужны все его контакты за последнее время. И вообще любая информация. Все данные, которые ты сумеешь выудить из сети, Жанна.
— Сделаем, — произнесла она, обрушив пальцы на клавиатуру.
Послышались щелчки, часто сливающиеся в один сплошной шелест.
Через десять минут Жанна сообщила, что Боровик Виктор Федорович сплавляет антиквариат через аукцион «Богемиан». Он уже успел отправить туда фотографии многих предметов старины, которые намеревался выставить на торги. Переписка с организаторами аукциона велась на английском языке, но для Жанны это не стало камнем преткновения, даже крохотным. Когда она перевела несколько текстов, Евгений попросил ее написать на адрес «Богемиана» еще одно письмо, полностью изобличающее Боровика как афериста, контрабандиста и убийцу. Жанна переводила на ходу, почти не пользуясь электронным словарем.
— Готово, — доложила она, отправив письмо. — Птичка полетела.
— Спасибо, — благодарно улыбнулся Евгений.
— Словами от меня не отделаешься. Помнишь, что ты мне обещал?
Голая грудь Жанны соприкоснулась с грудной клеткой Евгения, грозя прожечь тонкую ткань рубашки, разделяющей их. Это было предложение, от которого невозможно было отказаться. Евгений повернул ее к себе спиной, стащил с нее трусы и бросил на кровать.
— Ты обещал в тройном размере, — напомнила Жанна, когда все было кончено.
— В другой раз, — пообещал Евгений. — Сейчас я должен спешить.
— Куда? — недовольно спросила девушка.
— Есть дело, — туманно ответил он.
Она схватила Евгения за шею и повалила на себя. Некоторое время они барахтались и перекатывались по кровати, как два борца, ни один из которых не способен одержать решающую победу. Но, коснувшись бедром холодного мокрого пятна на простыне, Евгений стал действовать более энергично и очень скоро освободился от удушающего захвата.
Жанна вскочила и стала преследовать его, пятящегося к двери. Евгений выставил руки перед собой. Она попыталась схватить его. Взгляд у нее стал безумным. Очки сверкали, будто глаза разъяренной хищной самки.
— Какое дело? — спросила Жанна, задыхаясь. — Если не скажешь, я удалю письмо, которое отправила. А потом покончу с собой. Без всякого газа, понял, Женечка? Перережу себе вены — и точка. Ты будешь виноват в моей смерти, ты!
Нужно было что-то срочно придумать.
— Понимаешь, — заговорил Евгений, стараясь придать голосу убедительные интонации, — на даче ведь Марина с сыном остались, я о них рассказывал.
— И что?
Жанна опять попыталась схватить его, и на сей раз ей это почти удалось.