– Да вот, нашёл тут девочки адресок, – Живой залез в нагрудный карман, достал белый прямоугольник и будто бы случайно уронил на землю оборванный с краю конверт. – Надо будет заглянуть на огонёк. От тебя что-то передать?
Яр молча проследил за его рукой, а затем и за письмом, хотя в груди у него будто бы грянул колокольный звон.
– Ладно, ты там сам подберёшь, – бросил Живой и побрёл прочь.
Яр какое-то время стоял неподвижно, глядя, как Живой отдаляется от него, а затем наклонился и подобрал конверт. Не глядя на обратный адрес, вытащил письмо и быстро прочитал ровные ряды строчек, написанных знакомым небрежным почерком. В груди всё сжалось. Это было первое настоящее письмо.
"Ярик… Я даже не знаю, что сказать. Я три раза переписывала письмо. Я тебе говорила уже всё… всё, что могла бы сейчас написать, но это было так давно…
У меня здесь всё хорошо. Всё, кроме тебя. Я надеюсь, ты это понял по тем журналам и по тем фоткам, что я присылала. Это всё места, где я хотела бы побывать с тобой.
Сто раз уже думала – писать или не писать.
Я знаю, что сейчас не время для этого всего… Но я бы очень хотела хоть разок тебя повидать. Чтобы понять… Что происходит между тобой и мной".
Яр скомкал письмо и простонал в голос:
– Идиотка…
Той ночью Яр не спал. Выяснить, когда выпускают Живого, казалось настолько же малореальным, как и выяснить, как попал сюда Журавлёв. Это могло случиться через месяц – а могло произойти в конце недели или завтра. Яр не знал.
В конце концов он встал, натянул на себя футболку и свитер – и то, и другое прислал Яна. Расстелив на шконке наволочку, покидал на неё то, что могло пригодиться – еду, спички, заточку, консервный нож. Скрутил всё это узелком и, спрятав под свитер, двинулся в коридор. Затем спрятал за пояс заточку, которая пылилась у него в барахле уже давно – завести её оказалось проще, чем пустить в ход.
Плана особого не было. Яр за год успел досконально изучить распорядок движения патрулей, посты и точки, с которых на полосу чёрной земли был хороший обзор.
Стоило, пожалуй, подождать до утра и попросту попросить наряд в посёлок, но об этом Яр подумал уже потом.
Он без особых происшествий миновал основные посты и подобрался к фонарю, светившему на окружавшую зону полосу взрыхленного чернозёма. Побегов на его памяти не было, просто потому что бежать было бессмысленно – в посёлке охрана знала всех в лицо, укрывать зеков никто бы не стал. Нужно было бежать до станции, но и там без паспорта было не купить билет.
И всё же Яр подозревал, что с того момента, когда погаснет свет, переиграть нельзя будет уже ничего.
Он достал узелок и перекинул его за плечо. Затем выдохнул, присел, поднимая с земли обломок кирпича, и запустил им в фонарь.
Раздался звон, затем грохот. Свет погас, но тут же взвыла сирена, и Яр, не разбираясь в том, что произошло потом, сиганул с вышки за периметр.
Яр бежал, плохо разбирая дорогу. Если внутри зоны ему было знакомо уже всё, то за пределами её он не ориентировался совсем.
О том, что делать дальше, он думал на ходу – дорога до Москвы пешком заняла бы, конечно, много больше времени, чем требовалось Живому. Ехать на поезде без документов он тоже не мог. Оставался автостоп, и то, вспоминая свою поездку на Байкал, Яр не сказал бы, что время на его стороне.
Где-то сзади слышались крики и выстрелы. Мельтешили далеко за спиной конусы света от ручных фонарей. Лаяли цепные псы.
Яр бежал вперёд, не обращая внимания на нарастающую боль в ноге, пока не понял, что со всех сторон его окружает лес.
Нужно было остановиться и отдышаться, выбрать новое направление, но времени не было – казалось, крики звучали всё ближе, и он просто бежал вперёд.
Минут через сорок непрерывного бега далеко впереди тоже замельтешил свет. Яр понял, что впереди посёлок. Через него, по идее, должно было проходить шоссе, и Яр бросился на свет.
Он удачно обогнул домики и в самом деле выскочил на дорогу. На этом удача закончилась – в глаза ему ударил свет, под ноги бросился пёс. Затрещала штанина, и ногу пронзила боль. Яр рванул заточку и ударил в темноту. Собака взвыла, на голую кожу ноги полилась горячая кровь.
Затем прогремел выстрел, и, отбросив в сторону поскуливающего, но, кажется, уже полудохлого пса, Яр рванулся вперёд. Он успел ещё раз ударить заточкой, прежде чем она застряла в чужом теле. Бросив её, Яр вывернул из руки патрульного пистолет и принялся шарить по неподвижному телу.
В кармане правой штанины Яр отыскал телефон и, завидев вдали новые конусы света, припадая на прокушенную ногу, бросился прочь.
Патруль прошёл мимо. Яр сидел в овраге у обочины и старался не дышать всё время, пока они шли. Потом облизнул губы и, достав телефон, набрал номер, который все прошлые месяцы не решался набрать.
Какое-то время трубку никто не брал, а затем Яр услышал голос, от которого внутри что-то надорвалось – бархатистый, немного раздражённый, будто его владелицу отрывали от неимоверно важных дел:
– Алло.
– Привет, – Яр облизнул губы. Он всё ещё тяжело дышал, да и не знал толком, что сказать. Нужно было предупредить. Сказать, чтобы уезжала. Это было главное сейчас, с остальным он бы разобрался сам. Но стоило прозвучать этому мягкому голосу, как мысли отшибло напрочь. Яр абсолютно не хотел в эту секунду, чтобы Яна уезжала. Напротив, он хотел, чтобы как по волшебству прямо сейчас Яна оказалась здесь.
«Что за дурость», – крутилось в голове. Яр не знал точно, про кого это – про Яну или про него самого.
– Ярик, это ты? – услышал он надорванный, какой-то даже заискивающий вопрос.
Яр сглотнул, прогоняя нахлынувшую при звуках этого голоса боль.
– Я.
Яр мучительно пытался вспомнить, что же должен сказать, но по-прежнему не мог вспомнить ничего.
Потом голоса раздались совсем близко, в трубке послышался шорох, а потом пуля ударила совсем рядом, выбивая телефон из рук. Яр хотел было отпрыгнуть прочь, но ногу рванула боль, и он попросту упал на землю.
– Руки за голову!
Яр механически выполнил приказ и тут же ощутил болезненный, но почти уже привычный удар под ребро.
– За всё ответишь, урод.
Его ударили ещё и ещё, а потом ещё раз, пока Яр не перестал чувствовать боль.
ГЛАВА 75
В этот раз в больнице Яра держали недолго. Даже врачи будто бы сторонились его, от чего у Яра заранее стали появляться мысли, что дело хреново.
Опасения его подтвердил появившийся к вечеру второго дня Журавлёв. В палату он входить не стал, стоял за решетчатой дверью, молча глядя на Яра – будто призрак.
Яр, в свою очередь, глядел на него.
Сейчас Журавлёв его почти не волновал. Нужно было предупредить Яну, а всё остальное можно было сделать и потом.
Он почём свет стоял клял себя за подступившую не вовремя немоту.
Так было всегда. Яру легко давалось бить, стрелять, делать всё, что требовало движений тела, но вот слова в нужный момент исчезали, оставляя его наедине с шумевшей в голове пустотой.
Журавлёв, тем не менее, никуда не уходил. Будто ожидал вопроса, который Яр не спешил задавать.
В конце концов он не выдержал первым, и Яр понял, что тот попросту наслаждался видом разломанного, покрытого ссадинами тела, лежащего перед ним.
– Ты всё-таки ответишь за всё, – произнёс Журавлёв.
– Псих, – ответил Яр устало. Отвернулся и уставился в потолок.
– Ты превзошёл все мои ожидания. Я думал, тебя просто пристрелят на чёрной земле.
Яр вздрогнул и, резко повернув голову, отозвавшуюся раскатами боли, уставился на него.
– Но так даже лучше. Теперь отправишься под Красноярск, – даже в полумраке коридора Яр разглядел, как надломились губы Журавлёва. – На красную. Да.
Яр поджал губы и молча смотрел на него. Он хотел знать «за что» – за побег должны были просто накинуть пару лет. Тоже хреново, но всё-таки не перевод. Но у Журавлёва он спрашивать не собирался ничего. И только когда тот отвернулся, собираясь уходить, не выдержал и крикнул тому вслед:
– А Живой? У него УДО?
Журавлёв посмотрел на него и усмехнулся – холодно и зло.
– Разве что через пару лет.
Он ушёл, а Яр остался в одиночестве – сжимать разбитые в кровь кулаки и тихо шипеть сквозь зубы от бессилия, которое он ненавидел.
Ответ на второй вопрос, волновавший его, Яр узнал через пару часов, когда в палату вошёл офицер в сопровождении двух санитаров и приказал встать.
Яр, поморщившись, сполз с кровати. Всё тело ещё болело. В прокушенной голени особенно явственно пульсировала боль. Больно было даже говорить – мешала слипшаяся на губах кровь.
– Скончался Седов, – резко, по-командирски, оповестил его офицер.
Яр не сдержался и переспросил:
– Кто?
Офицер сложил руки за спиной и, шагнув к нему, встал вплотную. Он был на добрых полголовы ниже Яра и его, видимо, бесило, что приходится задирать голову даже теперь – Яр читал это на искажённом ненавистью лице.
– Сержант Денис Седов. Жена и двое детей, – он на секунду замолк. – Через две недели тебя заберут под Красноярск. Но это время ты проведёшь под моим надзором, мразь. И я не уверен, что ты до перевода доживёшь.
Яр промолчал. Возможности администрации он знал и не видел смысла затягивать разговор.
Санитары обошли его с двух сторон, и Яр тут же почувствовал, как защёлкиваются наручники на запястьях, а затем ощутил под рёбрами чувствительный толчок.
– Пошёл, – выплюнул офицер и только потом отошёл, давая ему проход.
Яр довольно быстро понял, что его ведут в карцер – но не в тот, в котором он был зимой. Конвоиры повернули направо перед комплексом бараков и туда же подтолкнули его. Они миновали каптёрку, а затем, обогнав арестанта, один из конвоиров принялся ковыряться в навесном замке.
– Заржавел, сука, – процедил он. Ковырнул сильнее, и замок оказался в его руке, – и горячий, как не знаю что!
На улице в самом деле уже вовсю начиналось лето. Отсюда, с заднего двора, не чувствовался запах цветов, но всё равно было уже не просто тепло – стояла настоящая жара. За тот десяток минут, что Яра вели по двору, он успел основательно вспотеть, но когда его подтолкнули вперёд, через разверзшуюся перед процессией дверь, Яр понял, что снаружи было не так уж тепло. Казалось, на шконках, прогретых за весь прошедший день палящим из окна солнцем, можно было печь пирожки.