— Тогда я не вижу другого выхода, кроме развода.
— Но, может, не стоит вот так… сплеча… может, мы какое-то время поживем отдельно?
— Нет, Светик, хватит. Мы уже пожили отдельно — и сейчас, в сущности, опять не живем вместе, так что не будем тянуть кота за хвост.
Я оттолкнулась от подоконника и пошла из кухни. Светик, сидевший ближе к выходу, схватил меня за руку и притянул к себе, требовательно заглядывая в глаза:
— И что же — ты вот так уйдешь?
— Нет. Уйдешь ты, — стараясь выглядеть спокойной, ответила я. — Уйдешь ты, чтобы хоть раз в жизни оказаться мужчиной, а не тряпкой. Соберешь свои вещи и съедешь отсюда, а всем можешь рассказывать, что бросил меня. Поверь — меня мало волнует репутация в глазах твоих друзей, а вот ты для них будешь выглядеть настоящим мужиком. Надеюсь, недели тебе хватит на переезд.
Я высвободилась из его рук и, чтобы не заплакать малодушно, ушла в гардеробную, сдернула там с вешалок пару ненужных блузок, сунула в сумку и, накинув плащ, ушла из квартиры.
В лифте меня затрясло, я опустилась на корточки и закусила губу, чтобы не плакать. Как же тяжело обрывать все… Да, наш брак не был идеальным, но он давал мне иллюзию надежности, опоры. Вот именно — иллюзию. На самом деле никакой опоры в Светике не было, скорее — это я служила ему чем-то вроде каменной стены, за которой он спокойно занимался музыкой, не отвлекаясь на разного рода мелочи. Но тогда почему же мне так больно?
Нужно было вставать, выходить из лифта, спускаться к машине, а я никак не могла найти в себе силы для этого. Мне совершенно не хотелось ехать в «Снежинку», общаться с Аннушкой — вообще не хотелось ее видеть. И я не нашла ничего лучше, как позвонить Мельникову.
— У тебя есть планы на вечер? — не здороваясь, спросила я, и Кирилл, немного удивленный, ответил:
— Что-то подсказывает мне, что уже есть.
— Можно, я приеду к тебе? — попросила я, чувствуя себя вдруг ужасно одинокой и абсолютно несчастной от этого.
— Конечно. Хочешь, я заберу тебя? Где ты?
— Я дома. Вернее, во дворе дома. Я сейчас отпущу водителя и буду ждать тебя в кафе — знаешь, маленькое такое, почти на выезде с Татарской на Садовое?
— Да какое это кафе, так — забегаловка. Знаю, конечно. Постараюсь быстрее, но тут пробка…
— Ничего, я дождусь.
Сунув телефон в карман, я постаралась придать лицу уверенное выражение и вышла из подъезда.
— Так, уважаемые, — подойдя к машине, обратилась я к телохранителю и водителю, — сейчас вы поедете за Анной Юрьевной, а я останусь ночевать здесь. Завтра позвоню из офиса и расскажу о планах на день.
Володя кивнул и уселся за руль, а Слава засомневался:
— Точно дома ночевать будете? Если что — мне Иваныч голову отвинтит.
— Слава, у женщины должна быть личная жизнь, неподконтрольная телохранителю, — не слышали? — выдавила я с улыбкой, хотя вот что-что, а улыбаться мне хотелось меньше всего. — Муж вернулся с гастролей — так понятнее?
Слава покраснел:
— Извините, Варвара Валерьевна, что-то я погорячился… До завтра.
— До завтра.
Я подождала, пока машина покинет двор и направится в сторону Садового кольца, постояла для надежности еще пару минут и пошла в кафе.
Говоря о том, что это забегаловка, Кирилл не преувеличил. Три крошечных столика в закутке цветочного магазина и небольшая барная стойка. Но ничего — скоротать время сойдет. Я заказала бокал вина и села к окну-витрине. В сумке звонил телефон, но я знала, что это Светик, а потому не обращала внимания. О чем можно теперь говорить, когда все слова уже сказаны? Такие слова, после которых нет возврата. Наверное, так действительно будет лучше.
Время шло, Мельников все не ехал, я заказала второй бокал, за ним третий, четвертый… Надо бы остановиться, конечно… Кирилл вошел в кафе как раз в тот момент, когда я раздумывала над пятым бокалом, бегло оглядел меня и полез за бумажником, подзывая официанта:
— Большое спасибо, дама закончила. Идем, дорогая, — расплатившись, он поднял меня из-за стола и повел к выходу. — Ты чего это укушалась, как пролетарий в пятницу? Случилось что?
Я кивнула.
— А подробнее? — он открыл машину и помог мне сесть.
— От меня Лемешинский ушел, — произнесла я, к собственному удивлению, очень легко.
— Ну да? — изумился Мельников, садясь за руль. — С чего вдруг?
— А это важно?
— Нет, не особенно. Кстати, мое предложение в силе.
— Какое?
— Выходи за меня замуж.
Я отвернулась и принялась разглядывать пейзаж за окном. Весна выдалась дождливая. И настроение мое не располагало видеть что-то позитивное в окружающем мире.
— Ну, чего замолчала? — мы остановились на светофоре, и Кирилл взял меня за руку.
— Перестань. Это неуместный разговор.
— Варька, а чем он неуместен, скажи? Я так понял, что ты окончательно решила. Ну, так что мешает нам наконец-то быть вместе?
У меня было довольно много аргументов, но выдавать их все сейчас, в машине, как-то не хотелось. И вообще — это какой-то действительно неуместный разговор, несвоевременный.
— Я тебя очень прошу — перестань, — убирая руку, сказала я, — мне сейчас меньше всего хочется обсуждать какое бы то ни было будущее — ни совместное, ни раздельное.
— Понял, умолкаю, — усмехнулся Мельников, но я увидела, что ему неприятны мои слова.
А чего он хотел, чего ждал? Что я кинусь ему на шею? Мне не восемнадцать давно.
Дома у Кирилла было прохладно и темно. Он пощелкал выключателем и чертыхнулся вполголоса:
— Гори вы все… Сейчас щиток проверю, ты проходи пока, — это относилось уже ко мне, и я, сбросив туфли, пошла в гостиную почти на ощупь — шторы на окнах были плотно задернуты.
Кирилл гремел металлической дверкой щитка на площадке, щелкал тумблерами, но свет не появлялся.
— Да не дергайте вы щиток, — раздался недовольный старческий голос. — По всему стояку нет света, аварийную вызвали, уже два часа ждем.
— Понял, — Кирилл вернулся в квартиру и закрыл дверь. — Слышала? Мосэнерго устроило нам интимный вечер при свечах. Хорошо, что у меня они есть.
Он долго рылся в большом угловом шкафу, вынул оттуда упаковку длинных белых свечей и вставил их в стоявший на камине канделябр.
— Вот так… — подхватив канделябр, свободной рукой он обнял меня за плечи: — Идем… — И мы пошли в спальню.
— Знаешь, что мне нравится в тебе? — поставив свечи на комод, сказал Кирилл, поворачиваясь ко мне. — То, что с тобой не приходится что-то изображать. Ты не ломаешься, не строишь из себя недотрогу. Без слов все понимаешь. — Говоря это, он расстегивал пуговицы на моей блузке, снимал юбку, расстегивал лифчик. — И при этом ты никогда не выглядела доступной, Варька… черт побери, какие чулки… — Он опустился на колени и прижался лицом к моим бедрам, обтянутым тонкими черными чулками. — Ты меня будоражишь, дорогая…
У меня шумело в голове от выпитого в кафе вина, хотелось лечь и уснуть, но я понимала, что должна позволить Кириллу сделать то, чего он хочет. Возможно, мне тоже это будет полезно — хоть голову освобожу от ненужных мыслей. Секс с Кириллом всегда давал мне такую возможность.
— …Ты какая-то холодная сегодня, как рыба, — выдохнул Мельников, лежа на спине и вздрагивая всем телом.
— Что — не понравилось? — не открывая глаз, спросила я, стараясь не шевелиться.
— Да отчего же… эмоционально ты меня пугаешь, вот что, а так-то все на высоте, как обычно. Всерьез переживаешь, что ли?
Он встал и ушел в прихожую, вернувшись оттуда с сигаретами и зажигалкой:
— Будешь?
— Нет.
— Ни за что не подумал бы, что ты станешь так переживать разрыв с мужем.
— Оставил бы ты эту тему, — попросила я, закидывая руки за голову, — неужели не видишь, что я не готова это обсуждать, а тем более — делать это с тобой.
— А с чего вдруг я — такое исключение? По-моему, с кем, как не со мной, тебе стоит это обсудить? Или я не единственный претендент на вакантное место твоего супруга?
— Тебе не приходило в голову, что я не планирую выходить замуж снова?
— Ой, Варвара, я тебя прошу — давай без этого. Ты не из тех женщин, что будут коротать век в одиночестве. Тебе нужен мужик, желательно сильный, хваткий и с положением, чтобы ты не чувствовала себя ущербной.
— А с чего это я должна чувствовать себя ущербной? Я вполне самодостаточна и могу обойтись без мужской поддержки, ты не хуже меня это знаешь. — Я поставила пепельницу ему на грудь и села, поджав ноги. — И вообще — не все в жизни решается наличием в ней мужчины, дорогой, — не знал?
Мельников докурил, убрал пепельницу и, перевернувшись на бок, подпер кулаком щеку, глядя мне в лицо:
— Может, и не все… Но ты никогда не жила одна, дорогая. Тебе слишком нужен мужчина, хоть себе-то признайся. И развод предстоящий тебя пугает хотя бы потому, что уже не будет возможности цепляться за твоего дирижера. А такой женщине, как ты, и в обществе-то без мужчины появляться неприлично. Так что — будешь мальчиков-эскортников цеплять в агентствах? Или сразу жиголо какого заведешь?
— Кира, что за бред? Касаемо спутников — у меня никогда не было в них недостатка.
— Да, как же я забыл о Руслане…
Я подскочила, как укушенная, — о Руслане Мельников не знал и знать не мог. В тех местах, где мы появлялись вдвоем, он не мог быть априори — не тот круг. И уж точно я никогда не произносила имя Руслана в его присутствии.
— Откуда ты знаешь о Руслане?
Кирилл потянулся, как сытый кот, и хитро посмотрел на меня:
— Что, испугалась? Я еще много чего о тебе знаю, дорогая.
— Ты не ответил.
— А что — это такой большой секрет? Ну, видел тебя как-то на приеме, а ты меня не заметила.
— На каком приеме? — продолжала настаивать я, хотя видела, как Кирилл пытается перевести все в шутку.
— Да не помню уже — в австрийском посольстве, кажется.
— Ты не мог видеть меня там.
— Это почему это вдруг?
— Потому это, что прием был закрытый — только для членов того Думского комитета, который возглавляет Руслан. Что ты на это расскажешь? Что в окно подглядывал?