— Ничего. Болтаешь много…
— А я что? Тут же никого. Мы одни. Ты что, может, думаешь остаться?
— Что мне здесь делать?
— Почем я знаю. Может, с цветами будешь красных встречать, — хохотнул Курбан.
— Ну, ты кончай, — зло огрызнулся Юшаков. — Не до шуток.
— Все, все. Молчу. И пошутить уже нельзя? — В разговоре наступила пауза. Звякнули рюмки: чокнулись. Кто-то с аппетитом хрустел огурцом. Закурили. Курбан, загремев стулом, тяжело поднялся и, пошатываясь, пошел к выходу. У дверей повернулся: — Ну, будь. За угощение спасибочка. Мне пора.
— Пока, — буркнул Юшаков.
Стукнула наружная дверь. Юшаков по-прежнему сидел за столом, низко наклонив голову. Лариса открыла большой платяной шкаф, делая вид, что ищет что-то. Этот шкаф остался в доме от старых хозяев, и она к нему раньше не прикасалась. Но сейчас нужно было чем-то заняться, чтобы объяснить, почему она застряла в гостиной. Уж очень хотелось послушать, о чем говорят между собой холуи, когда хозяева собираются смазывать пятки. В одном из ящиков, под тряпьем, она нащупала что-то твердое. Пистолет! Откуда он здесь? Она видела у Юшакова другой, поменьше. Он как-то хвастался, что «вальтер» ему подарил знакомый офицер. Что, у него не может быть другого? Один носит при себе, другой спрятал в шкаф. Оглянувшись, она быстро сняла с плечиков платье, завернула в него находку и направилась к себе. В комнате она переложила пистолет в сумку, но перед этим повертела в руках. Точно, «ТТ», такой, как у папы был. Папа давал ей подержать, показывал, как заряжать, взводить курок, прицеливаться. Дома у них была маленькая мишень, приколотая кнопками к двери в коридор, и по утрам папа тренировался: прицеливался и щелкал. Она тоже прицеливалась, но держала пистолет двумя руками, а папа смеялся и говорил: «Держи крепче, а то выскочит и удерет на улицу». Мама сердилась: «Нашел игрушку! Сам играется и ребенка туда же». А он: «Хорош ребенок! На нее, мать, уже хлопцы на улице посматривают. Того и гляди — уведут».
Не вынимая пистолета из сумки, Лариса потянула на себя затвор — в отверстии блеснул патрон: пистолет был заряжен, патрон — в патроннике — и легонько отпустила. Нужно только взвести курок и нажать на спуск. Она закрыла сумку и вышла в коридор. Юшаков выглянул из кухни.
— Ты готова? Я жду, собирайся.
— Куда собираться?
— Пока поедем к шефу. Возможно, сегодня придется драпать из города. Похоже, что немцы уже собираются. Скоро здесь будут красные. Бои уже под Ахтыркой.
Юшаков говорил совершенно трезвым голосом. Или он мало пил, а накачивал своего приятеля, или страх перед надвигающимися событиями вышиб из него весь хмель.
— А мы куда? — снаивничала Лариса.
— Куда, куда… Не оставаться же нам здесь! Может быть, даже завтра нагрянут красные. — Говорил он мягко, как бы просяще, с досадой.
— Ну и что? — продолжала Лариса все так же наивно и безучастно.
— Тебе-то, конечно, ничего. Хотя…
— Что хотя? Договаривай.
— Ничего, — Юшаков взял стакан и допил оставшуюся водку. — Между прочим, подпольщики, которых недавно взяли в городе, — моя заслуга. Я доложил шефу, что это наша с тобой совместная работа. Видишь, я не жадный, делюсь.
— Подлец!
— Ну, ты! Легче на поворотах, — но в голосе его не было злости, видимо, смягчала общность судьбы. Он поднялся и, слегка пошатываясь, пошел к себе в спальню. Лариса с тревогой посмотрела ему вслед. Что если он надумает искать пистолет, который был в шкафу? Но Юшаков спустя некоторое время вышел с чемоданом, снял с вешалки плащ.
— Давай быстрее, я буду ждать тебя в машине, — бросил он, не оглядываясь.
Машина, та самая «эмка». Достал где-то разбитую, отремонтировал в мастерской при комендатуре и поставил немецкий мотор. Водить машину он мог: до войны работал на легковой. Хвастался, что даже бургомистр ходит пешком, а у него собственный выезд.
На дворе была такая темень, что даже вблизи невозможно было ничего различить. Моросил осенний дождь. Лариса ощупью добралась до стоявшей у сарая машины, бросила свой узел на заднее сиденье, а сама плюхнулась рядом с Юшаковым и тут же пожалела, что не села сзади. Но пересаживаться было поздно: машина тронулась с места. Недалеко от станции они переехали железную дорогу и свернули на булыжную мостовую, что вела мимо вокзала и рыночной площади к центру города. Вокруг ни огонька, ни живой души. Только дождь стучал по кузову, заливая стекла машины. Молчали.
Лариса положила руку Юшакову на плечо. Он сбавил газ и удивленно взглянул на нее.
— Послушай, Эдик, поедем куда-нибудь в село, — мягко сказала она. Сказала просто так, не зная, что из этого выйдет.
— Куда, куда? — скривил губы Юшаков.
— Останови, поговорим спокойно.
— Ну, что? — остановив машину у обочины, он повернулся к Ларисе. — В какое село, и что мы там будем делать?
— Поедем в село, в лес или еще куда-нибудь, переждем, пока немцы уйдут.
— Партизаны, милая, меня по головке не погладят. Тебя — не знаю, а меня вздернут. Это точно.
— Преувеличиваешь. Что они о тебе знают? Если даже что-то известно, разберутся. Ну, в крайнем случае, осудят. Отбудешь срок и вернешься. — И неуверенно добавила: — Я буду ждать.
Юшаков нажал на стартер.
— Уж не получила ли ты задание — доставить меня к партизанам? — ехидно спросил он. — Не выйдет, подружка. Это ты Штрекера можешь водить за нос. А меня не-ет. Хочешь откровенность за откровенность? Не верю я тебе. Ни одному слову. Раньше думал, что поймешь, одумаешься. Но ты снова за свое. Ну что ж, пеняй на себя.
— Да ты что? Какое задание?
— Вот что, кончай сказку про белого бычка! Никуда я не поеду и тебя не пущу. Заруби себе на носу. — В голосе Юшакова зазвучала угроза. Машина тронулась.? места. — Нас ждет шеф. У него есть разговор и к тебе. Вот и пригласишь его в лес или еще куда-нибудь. Я не возражаю. — Он хохотнул с откровенным злорадством.
Проехали станцию, тюремный забор, скоро рыночная площадь, а там и центр. Что ожидало ее в гестапо? Какую еще пакость ей приготовили? Нет. Надо что-то делать. Действовать, пока не поздно. Лариса сжимала в сумке рукоятку пистолета и никак не могла решиться, но когда показалась рыночная площадь, которую она скорее ощутила, чем увидела в темноте, будто какая-то сила толкнула ее под локоть. Выхватив пистолет, она направила его в Юшакова.
— Останови. Поворачивай к Саващине или убью!
Он притормозил, сделал вид, что разворачивается. Потом резко, всем телом повернулся к Ларисе, ударив ее под локоть. Она нажала на спусковой крючок, грохнул выстрел, и пуля пробила боковое стекло. Машина вильнула в сторону и остановилась. Юшаков повалил Ларису на сиденье, пытаясь схватить ее за руку, но было тесно — мешал руль. Тогда он, прижав ее одной рукой, другой попытался достать из кармана свой пистолет. В этот момент Лариса изловчилась и выстрелила в него раз, второй. Он обмяк и стал сползать с сиденья вниз.
Лариса выскочила из машины и оглянулась. Вокруг никого, темень и тишина. По-прежнему моросил дождь. Она бросилась бежать, вначале даже не подумав, куда. Бежала долго, падала, поднималась и снова бежала, пока не выдохлась. Погони не было. Тут только вспомнила, что в машине остался ее узел с вещами. Но она только махнула рукой и снова бросилась бежать. Остаток ночи просидела в каком-то заброшенном сарае на окраине Саващины, а когда стало светать, спустилась в глубокий заросший кустарником овраг.
Через три дня в Огарьский лес, где в это время находилась Лариса вместе со многими бежавшими сюда горожанами и крестьянами из близлежащих сел, пришла радостная весть — наши освободили город.
ГАЛИНА
1. Задание
осле боев под Сталинградом армию вывели во второй эшелон фронта. Полки и дивизии получали пополнение, занимались боевой и политической подготовкой, готовились к предстоящим боям. Наш отдел тоже готовился, одновременно занимаясь своими обычными делами, которых по-прежнему было невпроворот. Да и, по существу, дела у нас что в первом, что во втором эшелоне мало чем отличались.
Однажды меня вызвал к себе полковник Кленов и попросил (он у нас не приказывал, а только просил) подключиться к Андрееву и помочь выяснить судьбу группы лейтенанта Соловьева.
Тут я хочу сделать небольшое отступление с тем, чтобы уделить несколько строк моей персоне и избежать тем самым возникновения, как говорится, дополнительных вопросов. После ранения на Невском плацдарме, так называемом Невском «пятачке», я провалялся в госпитале и батальоне выздоравливающих больше, чем ожидал. Сказалось, по-видимому, недостаточное блокадное питание и лютая первая военная зима. Но и этим не кончилось. Дали мне еще три месяца нестроевой. Когда я стал годен к строевой службе и был готов отправиться с маршевой ротой на фронт, направили меня через Ладогу на Большую землю, а там поездом до незнакомой мне до этого станции Разбойщина, что под Саратовом. Там в то время находилось Второе Киевское артучилище, которое я и окончил успешно за несколько месяцев. На фронте в то время обстановка была сложной, тяжелой, и некогда было осваивать полный курс обучения. В артиллерийском полку я прослужил тоже недолго, был переведен в штаб армии, стал работать в контрразведке и уже успел приобрести кое-какой опыт.
Я знал, что группу готовил капитан Андреев, очень опытный работник, и, хотя, казалось, все было продумано и предусмотрено, группа как ушла в тыл противника, так с тех пор никаких вестей о ней не поступало. Это, конечно, беспокоило руководство отдела и огорчало моего старшего коллегу. Но когда шли бои под Сталинградом, никакой возможности заниматься розысками группы не было.
Сейчас такая возможность представилась, и мне предстояло заняться этим делом вплотную.
Их было четверо: три парня и девушка-радистка. До войны жили они в той местности, куда направлялись для выполнения задания военного командования.
Линию фронта перешли без приключений. Сплошного фронта там не было, и это облегчало их задачу. Капитан Андреев мотался вместе с ними в тряской полуторке, направляясь в сторону фронта. Ехали по ухабистым полевым дорогам час или полтора. Затем остановили машину у редкого леска и нырнули в кустарник, полого спускавшийся к тихой лесной речке с темной зеленоватой водой. Из лозняка бесшумно выплыла лодка с молоды