Не вернувшийся с холода — страница 20 из 80

Мы стоим обнявшись пока Леона не перестает плакать.

Надо просто зайти к ней сегодня вечером.

Остаться — чего проще?

Новый мир. Все заново. Никто не упрекнет.

Но я боюсь.

* * *

— Бойся, — разрешает мастер. — Один из твоих самых сильных инструментов — страх. Знаешь, почему?

Конечно, знаю. Любой другой ответ приведет к совсем не игрушечному шлепку бамбуковой палкой по плечам.

— Бойца из тебя готовить поздно… — я сижу на коленях посреди маленького дворика. Мастер прохаживается позади. В конце занятия он спросит, сколько раз прошел слева направо, и сколько — обратно. Я опять отвечу неверно и опять вместо передышки буду мыть полы в зале…

— … Твоя надежда, твоя коронка, твоя удача, твоя жизнь — один удар… Цель справа!

Правое колено вперед и вверх; левый большой палец уже сдвинул защелку ножен; лезвие как будто вынимается из левого кулака; шелест, шепот, шорох — точь-в-точь голосок Акаме!

Рука выпрямляется в локте — удар!

Попал!!!

Только теперь доворачивается голова; заканчивается выдох… Я вижу мишень.

Соломенная подушка развалена горизонтальным разрезом. Наставник бесстрастен:

— Цель слева!

Левое колено подбираю к правому, сейчас колобком на левый бок; правая рука должна успеть “длинным кнутом”… А если подумать? Следующую мишень объявят спереди. Из того положения, в которое приведет перекат, сложнее всего будет ударить вперед — мастер это учтет. Тогда так: незаконченный перекат, ноги под себя — распрямление лицом к левой мишени — вспарывающий удар снизу вверх; отдача — попал! Теперь передняя мишень справа от меня; немедленно глубокий отшаг правой ногой за спину — чтобы силой инерции развернуло в поясе; и снова мах правой рукой, обратным хватом, но теперь уже сверху вниз.

Попал!!!

И угадал — мишень без постоянного места, мастер подсовывает ее только на время задания — и попал!

Голова снова доворачивается позже руки. Рука быстрее ноги вдвое, нога сильнее руки впятеро; а тело в поясе поворачивается медленнее их обоих.

Мастер держит ручку мишени. Сама подушка срублена под корень.

— Почему твой инструмент — страх?

— Потому что подсознание работает всегда. Страх, интуиция, опасения — неоформленные результаты расчета, выполненного подсознанием.

— Как пользоваться подсознанием?

— Наполнять его данными!

— А потом?

— А потом не мешать голове думать.

— Способ?

— Убрать мысли. Заткнуть внутренний голос.

— А ты сейчас что думаешь, кошачий выпердыш? Что угадал первую мишень и теперь не будешь мыть полы? Расслабился до выхода с поля? Нехорошо!

Клянусь, не было видно, как мастер замахнулся ручкой срубленной мишени!

* * *

Мишени Енот лихо разваливал длинным слитным движением — по две, три, пять одной сверкающей линией, одним фантастически красивым росчерком. Если забыть, где и по какому поводу фильм — можно представить самурайский боевик. На экране буйствовала весна; Енот успешно излечился у доброго доктора и теперь не менее успешно постигал фехтование. И Виктор снова хмыкал, глядя на успехи киногероя: в Портале причина, ясно же! Местные этого знать не могут, вот и остается им лепетать про исключительный талант, врожденную предрасположенность да благоприятное сочетание звезд Сад-уль-Забих.

* * *

Звезды уже проявились в полном блеске, небо потемнело полуночной глубиной — тогда только мастер выдохнул:

— Довольно. Заминка. Дыхание. Массаж. Спать!

Спать?

Не убирать зал, не чистить обувь?

Спать!!!

Почему наши предки не говорили: “Я победю” или: “Я побежду”?

Потому, что говорили: “Мы победим”!

Три долгих месяца назад, в последний день местной зимы, когда детвора забивала снежками чучело мороза (да какие тут морозы, впрочем? Ну, градуса три; снег то выпадет — мокрый, крупный — то почти сразу же и растает) — я пришел в затерянный среди усадеб Столичного Региона дворик мастера. Мастер поддерживал заговор целиком и полностью и принял меня с заметным одобрением. Мое имя не спросил, а свое не назвал, ссылаясь на очевидные принципы конспирации. Предложенные за обучение деньги сразу же разделил на две ощутимо неравные части. Меньшую взял, большую двинул ко мне:

— Купи снаряжение.

— Рукавички, шлем, деревянный меч?

— Это я тебе выдам. Лучше, чем у меня, ты все равно не найдешь. Купи карты Столичного Региона. Штук десять. Ищи разные масштабы, разных мастеров, будем составлять сборную, подробную. Туристический путеводитель. Карандаши. Блокноты. Поищи, может быть, удастся найти карманные часы… Какой у тебя пульс?

В отличие от мастера, доктор свою долю денег взял полностью — зато и отработал их до монетки. Ладно там, воспаление в коленном суставе задавить — это хотя бы теоретически представить можно. Но Герхард Борегар фон Цузе гарантировал мне работу спины — как у обыкновенного здорового человека моего возраста. На Земле с этим без операции справиться не пытались. И непохоже, чтобы лиценциат медицины напихал мне в спину титановых спиц под наркозом.

А как починили спину и ногу, стало возможно бегать.

И мастер эту возможность отработал, как доктор свою премию: до копеечки!

Так что к летнему пляжному сезону пульс у меня сделался как у космонавта — шестьдесят ровно. А вот при первой беседе с мастером я, помнится, удивился:

— Ну… Шестьдесят пять-семьдесят. Похудею еще, теперь же двигаться мне можно.

Мастер кивнул:

— Доктор передавал письмо. Я спрашиваю вот почему. Часы у нас редкость и ценность. Особенно наручные. Ты ищи, но, скорее всего, время мы будем считать по пульсу. Сейчас я тебе все и объясню… — наставник гостеприимно растворил калитку в царство пота и боли:

— Вот наш двор. Особое снаряжение нам не понадобится. Ты не молод. Твой командир… Молчи, никаких имен, привыкай… Пишет, что гоняться за молодежью в составе команды тебе не придется. Отсюда следует, что изучать ты будешь искусство единственного удара. Подход, удар, отход. Вынимать клинок быстрее, чем конь лягается, тебя научу я… Но главное в нашем деле — уметь планировать подход и отход. Если тебя на маршруте зажмут даже полные придурки, которых сейчас гребут в стражу — вряд ли ты отобьешься… Для того нам и карты, и часы.

Мастер продолжал обстоятельно рассказывать, как мало физических усилий требуется, чтобы всего лишь достать меч и правильно им резануть — остальное сделает изгиб клинка и угол заточки; как подходит его искусство для действий в стесненных условиях; как хорошо его применять, если ранен или болен, или устал.

Искусство наносить удар единым движением с выхватыванием клинка, искусство слабого против сильного; искусство бить не успевшего поставить блок…

Искусство убить беззащитного.

В земной истории есть абсолютно точный аналог. Среди многочисленных “-до” имеется “иайдо”, придуманное по легенде молодым, не очень сильным и не очень умелым самураем — чтобы отомстить за убийство родителя. Убийца отца почитался великим бойцом; юный самурай имел только единственный шанс на победу — выхватить меч раньше, чем противник достанет свой и включится в боевой режим.

Так родилось искусство удара — не для поединка равных. Для мести, для убийства.

Вот зараза! Не быть мне Д’Артаньяном даже в сказке!

Для таких, как безымянный мастер, и кем решено сделать меня, придумано японское же слово — “хитокири”. И тогда, получается, здесь не французская революция, и не китайская. Здесь — времена японской войны Босин, когда день принадлежал патрулям “волков Мибу”, а ночь — людорезам (как переводится “хитокири”).

Ну, полегчало, когда нашел аналогию?

Честно говоря — еще как. По огромным размерам стены, можно было предположить, что угодил в аниме “Вторжение титанов”. А когда наш клуб со всем пылом непуганых молодых идиотов сделал по “Титанам” ролевую игру — тогда как раз появились доступные по цене капсулы полного погружения — среди участников этой самой игры был приличный процент напугавшихся до настоящих мокрых штанов. Хотя они-то достоверно знали, что находятся всего лишь в игре, внутри виртуального мира, и циферки противника ничего реального не могут причинить циферкам их персонажей.

Принимая в науку, мастер пообещал: не будет заучиваний ритуальных поз, не будет малопонятных движений. Только целесообразное, только простое, только доступное для обычного человека. И в тот день, когда мастер закончит урок без взыскания, обучение кончится.

И вот — звезды проявились в полном блеске, небо потемнело полуночной глубиной — мастер выдохнул:

— Довольно. Заминка. Дыхание. Массаж. Спать!

Спать!!!

Почему наши предки не говорили: “Я победю” или: “Я побежду”?

Потому, что вместе с формой коллективной надежды — “Мы победим!” — имели форму поставленной точки.

Я победил!

* * *

“Победителю турнира — особенный приз!”

— Что задумался? — Тацуми справа от меня взъерошил пальцами непослушные темные вихры. — Хочешь сказать, не знал про состязание?

Попытку ответа заглушили стражники. Рядов десять, в каждом три человека, неровно и громко топали по улице. Стражники орали песню — в этот раз я уже не шарахался и не удивлялся. Слушал.

— … Но если будешь упрямым! Пра-абьешься сквозь гиблый дым! Ударишь, красивый самый! Па-а гор-раду стра-аевым! Услышишь, щасливый самый! Как воют афицера! Первая рота прямо! А-астальные напра-а-а!…

Отряд прошагал мимо афишной тумбы, у которой мы читали выцветшую листовку; из-за тумбы выступила Акаме:

— Ну и орут… Енот, это на твоем языке что значит? Можешь перевести?

— Могу… Стой, у тебя же в руках эта самая книжка, там вон и перевод есть.

— Если я начну вчитываться в мелкие буквы, слезы потекут и настоящий цвет глаз проявится.

Настоящий цвет глаз Акаме давно известен, и по всей Столице в ориентировках разослан. Да вот — недалеко ходить, соседняя же листовка — “Разыскивается!” Опознают — никакое искусство боя не спасет, навалятся разом три, пять десятков; мало — пригонят хоть сотню! Императорская стража постоянно вербует людей — и те охотно идут, потому как другой работы все меньше и меньше остается в широко раскинутой Империи. Армия не страдает от некомплекта — несмотря ни на угрозы по всей западной границе, ни на едва-едва замиренный север, ни на тлеющую уже в самой Столице гражданскую войну.