— Прощения не прошу, — сказал Вал. — Для меня его нет.
— Могу понять, почему ты ушел. — Эсдес приподнялась и села на лежанке. Победители поступили с ней куда лучше, чем полгода назад она сама с Тацуми. Доски топчана сухие, тюфяк без плесени, одеяло чистое… Каземат, конечно — но в охране все сплошь ветераны северных кампаний, многих из которых Эсдес узнала. Они ее помнили тоже. Не пытались лапать или оскорблять. А теперь вот и гостя пустили.
Моряк стоял, переминаясь с ноги на ногу, опустив глаза в пол.
— Вал? — Эсдес потянулась потрогать: вдруг сон. Дотронулась до брусьев решетки, опустила руку.
— Прощения не прошу, — повторил Вал.
— Тогда почему пришел? Помню-помню. Премьер говно. Идеалы скисли в уксус, и лучше уйти, чем пачкаться. Но вернулся зачем?
— А я сам не знаю, — моряк попробовал улыбнуться. — Мы с Куроме просто дезертировали. Мы не перешли на службу в “Рейд”.
— Так и так оставили меня без поддержки. Все-таки, зачем пришел?
— Не знаю, — процедил Вал. — Стыдно. Жалко. Но я не хотел, чтобы сестры убивали друг друга. А ведь все к этому шло!
— Сестры… Я и подумала: вас поймали на Акаме… Она кинула мне рукоять сломанного Яцуфусы.
— Это я Второй Проклятый Меч сломал.
— К-как? — от удивления Эсдес даже забыла, что сидит в каземате. — Он же легендарный!
— Я тогда в доспехе был. Ну, об колено. Доспех оказался более легендарным, а вот Яцуфуса не выдержал.
Генерал представила себе сцену и даже засмеялась:
— А что Ривер сказала на это?
— Там были только сестры… И Тацуми.
Тацуми! При звуках этого имени сердце всегда пропускало удар, а то и два. Но сейчас Эсдес чувствовала одну обиду:
— Вот же я дура… Оказывается, и так можно было! Получается, это никакой не хитрый план. Акаме всего лишь хотела поговорить с сестрой… Знай мы это раньше!
Вал пожал плечами:
— Вы меня даже не выругаете? Не плюнете? Не полоснете льдом сквозь решетку?
— Я что, похожа на обсчитанную блядь? Если виновного не за что убить на месте — прости.
— Но я же вас предал!! Теперь даже это смерти не стоит?!
— Вал. Ты же не поржать надо мной пришел, так зачем? Тебе мое прощение нужно? Прощаю. Катись!
Моряк взялся за брусья, растерянно захлопал глазами.
— И я предала своего учителя, не прорывалась ему на помощь. И с тобой сколько раз обсуждала: стоило мне сбежать с Тацуми? И самого Тацуми я могла прошить ледяным шквалом, когда его грузили на летучего ската. И обязана была сделать это! У меня руки не поднялись убить любимого. А тебе хватило смелости вмешаться, выдернуть Куроме с дороги в ад…
Эсдес поправила волосы. Вал молча выдохнул.
— Так не мне тебя судить. У меня с Тацуми не получилось, у Ривер с Лаббоком не получилось. У тебя с Куроме могло получиться — нет же, вернулся. Тебе на тренировках верхние полушария отбило? Думай нижними, тебе привычно!
— У меня был выбор: дезертировать или смотреть, как ход вещей столкнет Куроме и Акаме. А потом жить с этим…
— Ты точно думал жопой. А попросить отставки?
— И меня бы отпустили? В таком-то раскладе? Пришлось бы отпускать и Куроме. А тогда от “Охотников” остались бы только вы.
— Так и так осталась только я. Но я бы хоть знала, что вы живы, что не в плену “Рейда”!
Вал скривился. Опустил плечи:
— Как бы то ни было, я выбрал. И согласен платить.
Спросил деловым тоном:
— Вы узнали охранников?
Эсдес насторожилась:
— Все они воевали со мной на Севере. Не то, что кандалов нет — у меня даже руки не связаны. Мне дают “золотой мост”? Твоя работа? Кстати, а как тебя сюда пустили? Ты в “Рейде”? Сам вступил, или выторговал у Ривер за свободу Куроме? Или, наоборот, откупился поломанным тейгу?
— Ничем я не откупался. Ривер хочет меня припахать, но вполне предсказуемо не доверяет. А я тоже не поверил, что вас не убили. Сказал: “Покажите живую Эсдес, тогда подумаю”.
— Ну вот, показали. Что дальше?
Пленница поглядела влево-вправо. Стражники с намеком качнули заряженные арбалеты. Вал махнул рукой — и весь десяток вдруг отступил за пределы видимости. Моряк сказал:
— Они знают вашу силу. Глупого геройства не будет. Если решите сбежать, то они скорее вам помогут, чем встанут насмерть. А лошадей я приготовил, на воротах договорился.
— Отлично. Ты еще и этих кинешь. Не запутаешься в долгах?
— Я предусмотрительно не присягал новой власти.
— Кстати, как они сами себя зовут?
— Республика.
— Республика… Но что потом? Годы очередной войны во имя старой Империи? От которой ты уже один раз дезертировал? И это если допустить, что Империя поддержит меня, а не Ривер. И так западники под стеной Столицы. В конце концов, победителю просто не останется, кем править… И опять же, новая война — новый риск для Тацуми.
— Для Мейн тоже.
Генерал зашипела:
— Что мне помешает в случае удачи подстеречь крольчиху и просто убить?
Не находя ответа, Вал спрятался за казенной донельзя фразой:
— Тацуми это не обрадует.
И тут же сменил тему:
— Кони есть. Есть деньги на первое время. Ривер точно так шипит из-за Лаббока, да и глаз с рукой вряд ли простила. Разумно ли упускать шанс?
— Если одноглазая сволочь не сыграла тебя втемную. Проще прибить меня при попытке к бегству, чем возиться со сбором доказательств.
— О таком коварстве я как-то не подумал… Но, насколько я узнавал, охрану подбирал Енот.
— Енот не приходил каждый день петь песни под решеткой, — возразила Эсдес через пять лет. — Понимаю, в кино все выглядит ах как романтично и трагично. Лунные блики на ключицах и груди, пожалуй, удались. Но это просто актриса симпатичная. А вот глаза исполнителя больше подходят срущей собачке, чем тоскующему любовнику. И не кричал Вал: “Ты не попытаешься ее отбить, увезти? Чего же стоит твоя любовь?”
— Жаль, — Анна вздохнула. — А ведь какая драма, какое напряжение! Эсдес?
— Да?
— Я постоянно слышу, что премьер-министр был вашим наставником. Но ни в фильме, ни в разговорах никто не упоминал, в чем это заключалось. Откуда такое уважение к откровенному… Да, так и скажу: за что такой почет мудаку?
Эсдес помолчала. Покрутила чашечку на блюдце, остановила щелчком пальцев.
— Я начну немного издалека. Триста девяносто два года назад…
— Немного? — Виктор едва не поперхнулся чаем. — О, простите, перебил.
— Триста девяносто два года назад род моего предка занимал высокое положение в отколовшихся от Империи северных провинциях, — синеволосая прикрыла веки. — Собственно, фон Партас и руководил мятежом, а потом его наследники почти сто лет правили Севером. От одной из женщин четвертого наследника родилась моя прапрабабка, а от нее мой прадед. Он был должным образом признан в качестве полноправного наследника Железной Короны. В качестве полноправного наследника шестнадцатой очереди…
Эсдес снова наполнила маленькую чашечку, и в полной тишине с удовольствием выпила:
— Как чудесно никуда не спешить! Лучшее изобретение цивилизации — отпуск! Так вот, прадед мой смирно лежал в пеленках, а Империя тем временем решила вернуть утраченное. Война длилась несколько поколений, прадед без малейших усилий передвинулся в очереди наследования на пятую позицию, а потом и на третью. Он тогда был уже глубоким стариком, скитался по замкам вассалов; один из вассалов — Уорвик, “Делатель Королей”, решил поставить на седое. То ли полагал, что до смерти старика успеет получше подготовить свою марионетку на трон, то ли просто решил досадить противной партии. Наскоро был составлен заговор, двое претендентов резво сломали шеи на охоте, и мой предок торжественно надел Железную Корону в единственном свободном замке Севера. Империя от подобной наглости даже прислала поздравление с восшествием на престол, я думаю — чисто механически, чернильные крысы в департаменте внешних сношений составили бумагу, а потом испугались признаваться, что рескрипт ушел по назначению.
Эсдес прервалась еще на чашку.
— А почему так важно, что Империя поздравила? — подняла брови Анна.
— Империя признала Север равноправной договаривающейся стороной, — пояснил Виктор. — Но про эту игру престолов можно пачку романов написать!
Синеволосая даже передернулась:
— Да что там романтичного? Скитания по тундре? Когда Император спохватился, что собственными руками узаконил самостоятельность Железной Короны, на Север наконец-то двинулась армия. Прадед так и не сбежал, а вот дед и отец скрывались в пустошах всю жизнь. Они тщательно хранили родовые грамоты, но жили уже полностью кочевыми обычаями, не забивая голову ни образованием, ни этикетом. И тут родилась я.
— Звучит пугающе.
— Детство было еще страшнее. Короче — когда погиб отец, я решила служить Империи. Именно премьер-министр вытащил меня из тундры, оплатил воспитание, образование и обучение, приличествующее дворянке. Он рассчитывал выгодно выдать меня замуж, так что не тронул сам, и никому не позволил… Помните в кино несколько сцен, как в Столицу прибывают на заработки, например, молодые парни либо там девушки?
Александровы переглянулись, нахмурились.
— Да судьбу Енота вспомните, как его товарища чуть не с порога в рабство продали! Если бы не опека Онеста, со мной могло быть так же.
— Но потом…
— Ну да. Потом! Я и не кинулась ему на помощь в последнем бою. Если честно, то Акаме не позволила. Меня до сих пор называют сильнейшей, но преимущество над Акаме или Тацуми у меня уже очень маленькое. В том последнем бою Акаме укатала меня до того, что кто-то ухитрился зайти мне за спину и вырубить латной рукавицей по макушке.
— А ваши родовые грамоты, не секрет, где?
Синеволосая безразлично пожала плечами:
— Хранились у Онеста. Наверное, там же и сгорели.
Допили чайник. Новый Анна ставить не пошла. Спросила:
— Суд в кино тоже отличался?
Генерал кивнула:
— В кино все было на площади, с флагами, в собрании народа. И голосовали только раз, после донельзя карамельной речи защитника. А так… Меня привели в небольшой зал. Раньше там сидел камергер и его подчиненные, чтобы всегда находиться под рукой.