- Отлично, а как насчет Сомовой?
Асино разъяренное лицо вдруг потускнело.
- Как будто не знаешь… Она ставит только со своими. Чужих никогда не берет.
Сомова Алена Сергеевна была возмутительно талантлива и режиссурой занималась всю свою сознательную жизнь, начиная со студенческих лет. Еще когда она заведовала любительским коллективом, аншлаги на ее спектаклях были предметом зависти профессиональных театров. У нее была сильная дружная команда из разновозрастных талантливых актеров, которые были воспитаны самолично Аленой Сергеевной. Многие из них закончили местное училище культуры, кто-то получил актерское образование в другом городе, но все неизменно возвращались под надежное крыло любимой Алены Сергеевны. Ибо режиссером она была от Бога. Многочисленные статуэтки гран-при, дипломы всероссийских и международных фестивалей, хвалебные развороты в столичных театральных журналах сделали свое дело – Алене Сергеевне дали сцену и несколько помещений в Доме культуры и разрешили организовать там свой театр. А еще иногда она ставила спектакли на сцене Томского драматического, но только со своими актерами. Несусветная наглость такого особенного положения окупалась экономически: на спектаклях Сомовой всегда был аншлаг, и билеты стоили раза в два дороже обычного. Наверное, больше всего на свете Ася хотела бы играть у нее. И ведь у нее, что самое обидное, был шанс… В девятом классе она прошла отбор в студию Алены Сергеевны, и даже занималась несколько месяцев, но потом, когда репетиций стало слишком много, Ася испугалась, что не сможет совмещать все это с отличной учебой. И ушла. Зато закончила школу с золотой медалью, поступила в ЕГТИ и с успехом там отучилась… и что дальше? А ничего.
- Попробуй, - Наташа глотнула мартини, - что ты теряешь?
- Ничего, - тихо отозвалась Ася и подумала: «Ничего, кроме гордости. Но и той у меня - спасибо Варламову - почти не осталось».
11
-Привет, Ася, - Алена Сергеевна курила у крыльца студии, с интересом рассматривая гостью. Ей было хорошо за сорок, худощавая, с длинными светлыми волосами, она не признавала никакой одежды, кроме джинсов и длинных свитеров. Несмотря на полное отсутствие косметики, выглядела она шикарно. Её будто окружала аура силы, власти, уверенности – более харизматичного режиссера девушка в жизни не встречала. По слухам, на репетициях она была суровой и виртуозно крыла актеров трехэтажным матом, если они лажали. Но и хвалить умела так, что за спиной вырастали крылья.
- Вы меня помните? – заикающимся и каким-то даже блеющим голосом спросила Ася, которая так нервничала, что готова была провалиться в ближайшую дыру в асфальте.
- Как видишь. Что пришла?
- Возьмите меня.
- А зачем ты мне? – выдохнула дым Алена Сергеевна, продолжая внимательно смотреть на девушку. – Актеров в основной труппе у меня хватает, для студии ты слишком взрослая. Двадцать два, да?
- Двадцать пять, - врать не было смысла.
- Ну вот видишь, - с сожалением развела она руками. – А что в своем театре не играется?
- Это хрень какая-то, а не театр. Как будто сами не знаете, - Ася вдруг перестала трястись, ведь самое страшное уже произошло. Ей отказали. Ну и ладно. Ну и прекрасно.
- Знаю. А что сразу после института ко мне не пришла?
- Боялась, - честно призналась Ася, - что не возьмете.
- А сейчас не боишься?
- Боюсь. Только хуже, чем сейчас, всё равно уже не будет.
Алена Сергеевна молчала и изучающе смотрела на Асю. У неё явно что-то произошло. Но для актрисы надрыв внутри – это даже хорошо; острее и эмоциональнее играть будет.
- Ася, если ты очень хочешь, ты можешь ходить к нам на репетиции.
- Что? – пролепетала девушка, не веря своему счастью.
- Рано радуешься. Ролей пока давать не буду и в штат не беру. Можешь просто заниматься с нами, смотреть на работу и помогать. Пока так, потом посмотрим. Есть на что жить или ты совсем без денег?
- Я устроюсь куда-нибудь. В любом случае что-то придумаю.
- Тогда жду сегодня вечером в шесть часов, – усмехнулась Алена Сергеевна, - познакомлю тебя с ребятами.
- Спасибо, - Ася хотела броситься к режиссеру и обнять её, но застеснялась. – Вы даже не представляете, как для меня это сейчас важно.
- Представляю, - просто сказала женщина. – До вечера.
И, бросив окурок в урну, скрылась в дверях театра.
Когда принято решение, то все становится гораздо проще. Можно не думать, не переживать, а просто делать. Уволиться из театра, выдержать скандал с родителями, устроиться в детский центр педагогом по театру, а два раза в неделю подрабатывать официанткой в баре. И все для того, чтобы каждый день приходить в театр и испытывать давно забытое чувство счастья от того, что ты занимаешься любимым делом. Ну… или хотя бы смотришь на любимое дело со стороны.
Ася была в театре Сомовой на странном положении. С одной стороны, ей был открыт доступ на все репетиции и на все спектакли, с другой – она не играла. Совсем. Алена Сергеевна позволяла Асе участвовать в тренингах по сценической речи, хореографии, актерскому мастерству. Но как только дело доходило до работы с пьесой, Ася усаживалась на стул возле Алены Сергеевны и становилась безмолвным наблюдателем.
Ребята в театре быстро привыкли к тому, что рядом есть ничем не занятый человек и постоянно нагружали её просьбами: погладить костюм, принести реквизит, зашить прореху на платье, проверить выученный текст. Ася не отказывалась, понимая, что из таких нетворческих мелочей складывается жизнь их независимого театра, где нет реквизиторов, костюмеров и гримеров, где ведущий актер сам после спектакля стирает свой костюм, а ведущая актриса без проблем засучит рукава и перемоет гору посуды после вчерашних посиделок. Не то чтобы девушка была от этого в восторге, но таковы были правила игры в этом странном театре. Зато все это с лихвой перекрывалось той до мурашек настоящей творческой жизнью, которая кипела на репетициях и спектаклях. В Томском драматическом режиссеры сами решали, что ставить, заранее распределяли роли, а потом просто командовали, кому куда встать и что делать. Это было скучно, неинтересно и… безжизненно.
У Сомовой же актеры и режиссер творили вместе, были заодно. Конечно, на первый взгляд, в коллективе царил беспредел: пьесу для будущего спектакля выбирали, споря и ругаясь, всем театром, на роли устраивались пробы и любой мог предложить свою кандидатуру, а прежде чем спектакль обрастал четкими мизансценами, актерам давалась свобода придумывать: они делали этюды, предлагали свои решения – иногда дикие и безумные! – но из всего этого сумбурного материала в какой-то момент вдруг выкристаллизовывался Спектакль. Живой, искренний, трогающий зрителей. И ради этого волшебства можно было смириться со многим.
Рождение одного из таких спектаклей Ася смогла увидеть своими глазами: от первоначального замысла до готовой постановки. Это была классическая «Гроза» из школьной программы, но как по-новому она зазвучала в руках Алены Сергеевны и ребят! Превратилась в трогающую зрителей историю домашнего абьюза, попыток бороться с теми, кто привык морально растаптывать людей, в рассказ о любви вопреки и о том, как один человек может бросить вызов целому миру. И вот тут Ася впервые испытала такое всепоглощающее, злое и рвущее на части чувство, как актерская ревность.
С самого первого прочтения пьесы девушка примеряла на себя роль Катерины. Такая смиренная и уступчивая внешне и дикая, бешеная, настоящая внутри. Это была роль для неё! Актриса это знала так же точно, как то, что её зовут Ася. Несмотря на договор с Аленой Сергеевной, она даже самой себе не признавалась, что надеется на то, что режиссер предложит ей сыграть Катерину. Ну хотя бы попробовать! Хотя бы этюд!
Дома все свободное время она делала наброски к образу: писала биографию героини, рисовала её, пробовала голос, походку, жесты. А в театре сидела на ненавистном стуле возле режиссера и скрипела зубами, глядя как девочки пробуются на ЕЁ роль. «Я могу лучше, - яростно думала она. – Только пустите меня на сцену. Ну пожалуйста…»
В день, когда актеров утвердили на роли и роль Катерины досталась (вполне ожидаемо!) сильной и опытной актрисе Тане, Ася спряталась в дальнем углу театрального коридора и разревелась. Она плакала, беззвучно всхлипывая и вытирая слезы рукавом, почти полчаса. Почему-то именно тут, в этом незаметном темном углу, ей вдруг вспомнился Димка, про которого она заставляла себя не думать все эти месяцы. Горькая обида от того, что желанная роль досталась другой, переплелась с воспоминаниями о болезненном унижении, которое она пережила в том поезде, и слезы снова закапали на руки горячими каплями. Вдруг послышались чьи-то шаги – Ася подняла заплаканное лицо. В коридоре стоял Макс – светловолосый великан, один из старожилов театра, чей внимательный взгляд девушка периодически на себе замечала. Он одним движением поднял ее из кресла и молча обнял, прижимая к широкой груди. Простоял с ней так несколько минут, потом осторожно разомкнул руки, ласково улыбнулся и так же молча ушел.
Волна горячей благодарности буквально захлестнула Асю. Плакать больше не хотелось. Будем бороться дальше, это не конец, а просто очередная ступенька. Главное, чтобы лестница вела туда, куда нужно, но кто же об этом может знать наверняка?
12
-Вася, блин, отдай юбку! – психовала Марина, выскочившая из раздевалки в одних колготках. А Вася, долговязый парень с худым лицом и всклокоченными черными кудрями, самозабвенно танцевал перед зеркалом, натянув юбку на голову, как фату.
- Ты дурак?
- Не-а, я принцесса! – очень похоже передразнил ее Вася, и Ася фыркнула, сдерживая смех. Тупо, конечно, но смешно. Все-таки актеры – всегда дети, сколько бы им ни было лет. Но ведь это как раз и хорошо! Если вовремя успевать остановиться, конечно. И не трогать чужой костюм перед генеральным прогоном спектакля.
- Хорош с костюмом баловаться, - строго сказала Ася и сдернула с парня юбку, но Вася тут же подхватил пискнувшую Марину и усадил к себе на спину.