жет, не была готова к потоку расспросов, который польется сейчас от родителей, боялась расплакаться от их размягчающей жалости и немного унизительного сочувствия. Опять же, всего им не расскажешь…
Ася грустно усмехнулась, вспоминая свой побег из больницы. Её просто трясло и выворачивало при мысли, что Юрич может снова к ней прийти, а надеяться на то, что придет Дима, не приходилось. Он заблокировал её номер, включил в черный список во всех социальных сетях, а у неё просто не было сил, чтобы стучаться в эти закрытые двери, пытаясь что-то доказать и объяснить. Она просто сбежала. Домой. Даже не позвонив родителям, что возвращается. Билет на ближайший рейс, такси с маршрутом ЦИТО-гостиница-аэропорт, ужасный полет с ноющим после операции коленом – и здравствуй, родной город.
Врач сначала не хотел её отпускать, но она была настроена решительно. Сказала, что швы снимет уже в своем городе, выслушала все рекомендации по восстановительному лечению, забрала выписки и квитанцию. И уехала.
Ася неловко уселась на скамейку у театра, пристроив рядом чемодан. Да, сложно забыть тот ужас, который охватил её при взгляде на сумму, стоявшую в квитанции на оплату лечения. Нет, она понимала, конечно, что срочная операция в хорошей московской больнице не будет дешевой, но чтобы настолько! Видимо, медсестра заметила её испуг и тут же уточнила, что это просто корешок от квитанции, операция уже оплачена.
- Кто оплатил? – спросила Ася, чувствуя, как нехорошо замирает внутри.
- Ваш молодой человек, - посмотрела на неё, как на дуру, медсестра. И тут же глупо заулыбалась, - Такой он у вас красавчик! Тоже артист, да?
- Да, - согласилась Ася, подумав про себя «и еще какой».
Ожидая такси, девушка пригорюнилась на скамеечке у больницы. Деньги Диме надо вернуть, это даже без вопросов. Но сумма реально огромная! Это все её сбережения на настоящий момент, домой она вернется без копейки. Ася вздохнула, зашла в банковское приложение и перевела деньги за операцию по Диминому номеру. Банковские переводы ведь он не мог заблокировать?
Уже в такси телефон пиликнул. Деньги пришли обратно. Вместе с коротким сообщением: «Подарок. Не возвращай». Ася сморгнула слезы с ресниц и глупо улыбнулась, одновременно ужасно на него злясь. Ну не дурак? Что за широкие рыцарские жесты? Он чем за квартиру платить будет?
Придется найти способ, как по-другому вернуть ему эти деньги. Чувствовать себя обязанной было ужасно неловко.
На крыльцо театра вышла Алена Сергеевна, нырнула под расстегнутую куртку, чтобы прикурить на ветру, вылезла оттуда и подавилась сигаретным дымом, увидев Асю.
- Смерти моей хочешь? – наконец сказала она, когда прокашлялась и смогла говорить, - Хоть бы предупредила.
- Простите, я сама не знала.
Алене Сергеевне не понравился ни тон, ни интонация, ни безжизненное выражение лица её любимой актрисы. Отметила она и чемодан с вещами, и неловко выставленную вперед ногу.
- Домой не заезжала что ли?
Девушка отрицательно покачала головой. Женщина вздохнула.
- Через час кончится репетиция, потом можем поговорить. Что с ногой? По лестнице поднимешься?
Девушка снова покачала головой, и Алена Сергеевна, выругавшись себе под нос, позвонила в театр.
Тут же появились трое парней из студии. Один забрал чемодан, двое других транспортировали Асю по крутым ступенькам наверх.
В театре её встретила такая волна любви и обожания, что она даже на мгновение забыла о своих проблемах, и широко улыбалась, отвечая на бесконечные вопросы ребят. Наконец Алена Сергеевна увела их на репетицию, а Ася осталась в маленькой комнате с кружкой чая в руках. Странно, прошло немногим больше месяца, а кажется, что она целую вечность здесь не была. Не видела этих зеленых стен с бесконечными дипломами, не читала записки на холодильнике «Кто бросил открытым грим? Найду – убью!», не ощущала себя в безопасности. В театре Гончарова была постоянная борьба, оказывается, она очень устала от непреходящего негатива в свою сторону, от страха проиграть, от расталкивания локтями соперников. Точно ли она уверена, что хочет работать в таком профессиональном театре?
Когда все разошлись и в театре они остались вдвоем, Алена Сергеевна молча достала из секретного шкафчика бутылку коньяка и две пузатые рюмки.
- Рассказывай, Асёна, - ласково обратилась режиссер к девушке. Она называла так свою актрису очень редко, не больше нескольких раз за все эти пять лет. И это было последней каплей - Ася расплакалась.
Глотая слезы, начала говорить. Рассказ длился три рюмки и четыре сигареты - когда режиссер нервничала, она курила как паровоз. Докурив последнюю, она обняла Асю и прижала её к груди.
- Моя ты хорошая…
- И вот что мне теперь делать? – в отчаянии выдохнула девушка.
- Как что? – удивилась режиссер, - Жить дальше! Работать!
- Не могу, - призналась Ася, - я теперь думаю, что я полная бездарность. Ведь очевидно, что Петр Юрьевич взял меня на роль только потому, что глаз на меня положил.
- Ну Гончаров не идиот, - рассудительно сказала Алена Сергеевна, - он не поставил бы на главную роль совсем бездарную девушку. Если веришь моему мнению, то я тебе скажу, что ты очень хорошая актриса. Не гениальная, да. Но много ты знаешь гениальных актеров?
- Одного точно знаю, - с тоской сказала девушка.
- Этот мальчик, - кивнула Алена Сергеевна, - понимаю. Не сравнивай себя с ним. И кстати, пусть я готова четвертовать Гончарова за его мерзкое поведение, кое в чем он был прав. У тебя действительно хорошие режиссерские задатки.
-Почему вы никогда мне об этом не говорили?
-А смысл? - пожала плечами женщина, - Режиссер - это профессия для взрослых и побитых жизнью людей. До этого ты была к ней не готова, а сейчас в самый раз!
- Достаточно побита жизнью? - горько усмехнулась Ася.
-Не то чтобы достаточно, но для начала пойдёт! - подмигнула Алена Сергеевна, - Когда-то же надо начинать! Раз играть все равно пока не можешь, могу дать тебе свою подростковую студию. Хорошие ребята! Как раз думала с ними что-то поставить весной. Есть предложения?
- Ромео и Джульетта! – выпалила Ася, а потом вдруг осеклась, - вы серьезно? Да я ни разу не ставила ничего.
- Ну и ладно, - беспечно ответила режиссер, - просто попробуй. Вдруг понравится!
- А давайте, - махнула рукой Ася. Возможно, это говорил за неё коньяк, но ведь действительно, что она теряет?
После еще пары рюмок границы субординации между режиссером и актрисой почти стерлись, они сидели, как две подружки, и заплетающимися языками обсуждали мужчин:
- Семь лет разницы – ерунда! – убежденно втолковывала Асе режиссер, - вот мой муж был младше меня на десять лет!
- Был?
- Ну да, мы развелись через год.
- А вы умеете вдохновлять, - пьяно вздохнула Ася, - да какая разница теперь, все равно бы ничего не вышло.
- Эт-то еще почему?
- Я хочу детей! А он к ним не готов.
- Тю, - как-то очень по-простому удивилась женщина, - тоже мне проблема. Вот прям умираешь, как хочешь ребенка?
- Да! – задрала Ася подбородок.
- И готова родить хоть от Макса, хоть от Гончарова?
- Нет, конечно, - девушку аж передернуло.
- Воот! – выставила палец Алена Сергеевна, - рожать ребенка от того, кого не любишь – долбоебизм! Лучше уж жить с тем, кого любишь, но без детей. А если некуда девать свои материнские чувства, иди работать в детскую студию или школу. Через несколько месяцев любовь к детям сама пройдет – проверено!
Ася засмеялась и налила им еще по одной.
Завтра утром она не вспомнит и половины из этого разговора, мучаясь от дикого похмелья. Но фраза про детей крепко врежется в память. И она к ней будет возвращаться в течение ближайших недель неоднократно.
Когда будет репетировать с подростками спектакль, и черноволосый Ромео будет напоминать ей о Димке.
Когда будет просыпаться с мокрым от слез лицом, потому что опять приснилось, как он её обнимает.
Когда будет вздрагивать от каждого звонка и сообщения – вдруг он?
Когда в плейлисте будет играть «Король и Шут».
Когда будет казаться, что ничего не радует.
Когда будет понимать, что несчастна.
и некого в этом несчастье винить, кроме себя самой.
41
-Меня перенесла сюда любовь
Её не останавливают стены…
В нужде она решается на все.
И потому – что мне твои родные?
-Стоп! – закричала Ася, - Елисей, мы о чем вчера с тобой говорили? Ты сейчас бубнишь, как будто стих на табуреточке рассказываешь. А ты посмотри на свою партнершу. Посмотри, говорю!
Высокий тощий подросток нехотя поднял глаза на девочку рядом с ним.
- Не надо ничего изображать. Просто посмотри на её плечи, губы, посмотри, какого цвета у неё глаза, какие длинные ресницы…Смотри и говори.
Елисей посмотрел на Джульетту так, как будто увидел её в первый раз, заскользил глазами по её лицу и…покраснел. У девочки на щеках тоже вспыхнули два алых пятна.
- Ну наконец-то! – Ася воздела руки к потолку, - А теперь вот в этом самочувствии и говори текст! И не переставай смотреть на Полину. Ребят, ну почему я вам рассказываю, как надо влюбляться? Вы должны это в сто раз лучше меня знать!
- Твой взгляд опасней двадцати кинжалов, - в словах подростка вдруг зазвучало что-то острое, настоящее, и Ася замерла в радостном предвкушении. Неужели наконец удалось нащупать нужное направление?
- Взгляни… - Елисей вдруг запнулся на фразе, лицо выдавало судорожные попытки вспомнить, - взгляни…
- Нееет! – взвыла режиссер и вскочила со стула, - Только не сейчас! Я же просила выучить текст! Дети, вы что со мной делаете?!
И вдруг красивый мужской голос, низкий и чуть хрипловатый, продолжил текст за бедолагу Ромео:
- Взгляни с балкона дружелюбней вниз,
И это будет мне от них кольчугой.
Пальцы разжались, и на пол шлепнулись распечатанные листы пьесы, веером разлетевшись вокруг застывшей и резко побледневшей Аси. Этого не может быть. Она спит и видит сон! Медленно, не веря себе, она повернулась. В дверях стоял Дима. Девушка сразу заметила, что он постригся. Вместо вечно растрепанных прядей – стильно выбритые виски и короткий черный ежик. А в остальном такой же – извечная белая футболка под распахнутой курткой и джинсы. Красивый до ужаса - хоть сейчас на съемку в модном журнале. Смотрит прямо на неё – это так больно, оказывается, снова видеть это лицо, эти скульптурно вылепленные черты, эти четко очерченные губы, которые она столько раз целовала и которые целовали её. Везде. Зачем он на неё смотрит и почему взгляд такой… непонятный?