Глава 26
За удовольствие надо платить. Глеб это понимал, но расплачиваться головой ему что-то не хотелось. А Кокос настроен был решительно…
То ли Слава обиделся, что Глеб не пошел за водкой, то ли услышал, как стонала у него на коленях Катя, или все-таки решил спросить с него за Севу. А может, и то, и другое, и третье… Так или иначе, Кокос вызвонил своих бойцов. Они стояли за окном возле машины, переминаясь с ноги на ногу. Их было четверо, не считая самого бригадира. И каждый, в принципе, мог в одиночку справиться с Глебом. Видно, что не пальцем деланые ребята.
Сам Слава звонил в дверь, но Катя ему не открывала. Глеб стоял у окна, а она сидела у него за спиной, обхватив голову руками.
– Знал бы ты, как он меня достал!
– Представляю.
– Меня тошнит от него, а он лезет и лезет!.. Жизни не дает!
– На хрен его пошли!
– Как? Он, если разозлится, то и убить может…
– Вот этого бы не хотелось.
– Бежать тебе надо. Можно через балкон.
– Я не заяц, чтобы бегать, – покачал головой Глеб.
В дверь забарабанили, и он пошел открывать. Плевать ему на Кокоса, но что-то не хотелось прослыть в его глазах трусом.
Слава стоял за порогом на широко раздвинутых ногах, покачиваясь на носках. Взгляд мутный от злобы, морда красная, и перегарищем прет, как мазутом от паровоза.
– Я все знаю! – свирепо рыкнул он.
– Что ты знаешь?
– Выйди, и я тебе скажу!
Они спустились во двор, но Кокос повел Глеба дальше. Зашли за угол дома, там его и обступили со всех сторон. Двух бойцов он немного знал, а остальных видел впервые.
– А ведь это ты Севу «замочил»! – распаляя себя, выкрикнул ему в лицо Кокос.
– Ну, значит, «косяк» за ним был.
Глеб не собирался больше оправдываться, да и некрасиво это, валить все на бабу, особенно сейчас, когда его собираются «мочить». Он один против пятерых, и шансов у него нет.
– «Косяк» за тобой, козляра!..
– Да что с ним говорить! – заорал бугай с маленькими узкими глазками на крупном квадратном лице.
Он ударил Глеба с правой, но поймал рукой воздух.
Глеб увернулся, но тут же прилетела нога слева. Этот удар он блокировал, подставив под него руки. Но кто-то ударил его по ногам, и он рухнул на спину.
Град ударов обрушился на него сверху, с боков. Он закрывал лицо руками, бока пытался защитить локтями. О нападении сейчас не могло быть и речи.
Сейчас он думал только о защите, но это не спасло его от сильного удара в висок. Сознание сначала потухло, а очередной удар вырубил фазу…
Свет в глаза, вопросы в лицо.
– Имя?
– Не помню.
– Фамилия?
– Не помню.
– А что помнишь?
– Ну, как ударили, помню… Как будто кувалдой по голове.
– Кто ударил?
– Начальник, мамой клянусь, я на путь исправления встал! Вагон меня ударил! Я скрывать не стану! А я могу на УДО претендовать, начальник?
– Какой Вагон? Какое УДО?
– Ну, я на условно-досрочное освобождение хочу. Если Смальцева сдам, это же мне зачтется?
– Какое условно-досрочное освобождение… Ты, Касаткин, думаешь, что находишься в зоне? – Следователь не знал, каким смехом ему давиться – истерическим или тем, который от души.
– Касаткин?.. Моя фамилия Касаткин?
– А разве нет?
– Ну да, кажется, Касаткин… А разве я не в зоне?
– Дома ты, Касаткин, дома. Освободился и домой вернулся.
– А как же Вагон?
– Какой Вагон?
– Ну, Смальцев… Он же меня ударил…
– Когда это было?
– Ну, в девяносто девятом.
– А сейчас две тысячи второй…
– Спасибо тебе, начальник, утешил, – блаженно улыбнулся Глеб, закрывая глаза. – Как будто дома побывал.
Он знал, как его зовут. Знал он и про справку об освобождении, которая лежала у него в кармане куртки. Но ему не хотелось отвечать на вопросы следователя, поэтому он валял перед ним дурака.
Сильно ему настучали, а могли бы и убить.
Он даже не знал, кто доставил его в больницу. В себя пришел уже здесь, в палате. Ушиб мозга у него, гематома в черепной коробке. Операцию делать вроде бы собираются, жидкость из гематомы откачивать будут. И еще два ребра у него сломаны, ливер отбит…
Его положили в отдельную палату, но вовсе не как вип-персону. Это даже не палата, а склеп какой-то. Холодно здесь, на темных стенах изморось, а с потолка капает. Справка об освобождении у него, а значит, он не человек. Как изгоя его здесь держат. И никто ничего не говорит. Про диагноз кое-что рассказали, и все. Игнорирует его медперсонал. Потому и должен поверить следователь, что Глебу неизвестно, какой сейчас год. А палата у него даже хуже той, в которой он лежал после драки с Вагоном.
И в то, что Глеб воспринял разговор с ним, как сон, следователь тоже должен поверить. Слишком уж хреновое у него состояние, а потому и «сумерки» в голове…
– Ты дома, Касаткин. Освободился и домой приехал. И справка об освобождении у тебя. – Похоже, мент принял его бред за чистую монету, раз принялся убеждать. – Только вот адреса твоего мы не знаем. Дом, улица… Кто там у тебя, родители, жена?
– Родители… Что, и мама ко мне прийти может? – Глеб недоверчиво посмотрел на следователя: – Я сейчас скажу адрес, и она придет?.. Может, я лучше номер телефона дам? Я номер телефона вспомнил… Так быстрей будет…
– Ты что, действительно ничего не помнишь?
– Нет.
– И кто тебя избил, не помнишь?
– Нет. Но если вы напомните, может, вспомню?
Следователь назвал адрес дома, возле которого его избили, но Глеб сделал вид, что ему это ни о чем не говорит.
– Много их было, ты лежал на земле, а они тебя били.
– Много?.. Не помню.
– Полицейский наряд проезжал, если бы не это, тебя бы могли убить… Тебя не били, Касаткин, тебя убивали…
– Это плохо.
– Конечно, плохо!
– Может, нарвался на кого-то…
– Вот я и должен узнать, на кого.
– Но я ничего не помню…
Следователь долго всматривался в него, но, так и не сумев докопаться до истины, махнул рукой. И матери домой позвонил.
Она примчалась тотчас.
Следователь мог находиться где-то рядом, поэтому Глеб и перед ней разыграл амнезию. Но сначала изобразил радость встречи после долгой разлуки.
Мать поверила ему и почему-то решила, что он хочет видеть Нину. Но он попросил ничего ей не говорить. Не нужна она ему, и все. Ни ей, ни вообще никому. Напугал тем, что ему могли мстить за Севу, а это значило, что могут найти здесь и добить. Она все поняла, и даже добилась того, чтобы Глеба перевели в другую палату. Как будто это спасет его от бандитов…
Три года прошло, и ничего, считай, не изменилось. Ксюха по-прежнему его секретарша, и все так же работает на Герасима.
Глеб не бредил, думая в таком ключе. Он, конечно, уже не директор якирского рынка, и Ксюха не работает у него. Но ведь она и сейчас готова оказать ему любую услугу. Именно поэтому она здесь, у Глеба в палате. А ведь мама никому не звонила, не говорила, где он.
Ксюха сказала, что сама его нашла. Морги обзвонила, больницы, и Глеб сделал вид, что верит ей.
– А зачем ты меня искала? – спросил он.
– Ну как же! – сделала она удивленные глаза. – Женька сказал, что ты пошел за водкой, и пропал.
– Женька сказал?
– Только не говори, что у тебя отказала память, – усмехнулась она, взглядом показав на дверь.
– Отказала, – усмехнулся и он, дескать, она правильно все поняла.
– Уф, я думала, что правда…
– Правда… Но есть улучшения.
– Ну и с кем ты сцепился?
Ксюха держалась хорошо, и могло показаться, что она действительно ничего не знает, но Глеб все-таки уловил фальшь в ее глазах.
– А ты не знаешь?
– Я должна знать?
– Ну, а с кем у меня здесь рамсы?.. За Севу с меня спросили…
– За Севу?!
– Да глупо как-то вышло… У Севы жена осталась, ну вдова, в смысле. Я с ней случайно встретился. Ну, слово за слово… Короче, мы к ней поехали, а там Кокос. Он к Катьке клеится, и меня к ней приревновал. Ну и братву против меня поднял, он ведь теперь вместо Севы. Пятеро их было, а я один, сама понимаешь, шансов никаких…
– Я знаю Катьку… Баба она красивая… – Ксюха старательно делала вид, что ей все равно, чем он мог заниматься с Катей. Но голос все-таки дрогнул, и ревность во взгляде проклюнулась.
– И свободная, – усмехнулся Глеб.
– А Кокос?
– Ну, теперь не свободная…
– Ментам рассказал, что да как?
– Ну а почему у меня память отшибло?
– Все правильно, братву закладывать нельзя, – кивнула Ксюха.
– И не только братву. Никого закладывать нельзя. А с братвой самому принято разбираться, без ментов.
– Это ты о чем?
– Да навалять бы Кокосу надо…
– А сможешь?
– Смогу. Выловлю его и отоварю сразу на все карточки.
– А дальше что?
– А дальше начнутся проблемы. И тогда моя жизнь превратится в рай. Если, конечно, меня в раю ждут.
– Ну может, и ждут, только тебе рано туда.
– Вот и я о том же… Память у меня отшибло. Только вот смогу ли я забыть Кокоса? Он ведь сюда за мной прийти может.
– А если не придет?
– Тогда забуду.
– И ментам ни слова?
– Обижаешь.
– Хорошо, я поговорю с Герасимом, попрошу, чтобы он решил вопрос. Думаю, тебя оставят в покое.
– Ну если Герасим скажет, то без вопросов… Я же к нему претензий не имею. Если бы сам на Кокоса не нарвался, то ничего бы не было.
– Нечего по бабам шастать! – Только что Ксюха говорила сухо, без эмоций, а сейчас в ее голосе прорезалось возмущение, даже некоторое удовлетворение.
– Ну так не буду больше.
– К жене надо возвращаться. Ее же за Севу спрашивать не собираются.
– Надеюсь.
– Если надеешься, значит, переживаешь за нее.
– Ну может, и переживаю.
Глеб задумался. А что если Кокос войдет в раж и захочет наказать Нину? Типа око за око, баба за бабу… Кокос, если напьется, такой дурак. А когда-нибудь он напьется.
– А вдруг с нее спросят? – спросила Ксюха.