В школе, как и все, я прошел психологическое тестирование и узнал, что, оказывается, у меня холерический тип личности, но, может быть, я и сангвиник. Сейчас эти тесты может высмеять любой школьник. Но тогда у меня появилась цель изменить свой темперамент, свое отношение к себе и миру. Что значит «не нервничать»? Не переживать из-за постоянных неудач, но все, что ты с легкостью делал раньше, теперь не работает. Не переживать, что тебя все обгоняют. Не только на улицах – прежде всего в жизни. Твои бывшие одноклассники начинают работать, водить машину, путешествовать. Ты просто сидишь дома и лечишься. Что ты сделал в свои годы? При этом надо было не переживать и за маму, друзей, всех тех, кто смотрел на тебя с осторожностью, наблюдал и пытался как-то помочь.
Глава IIГлава, в которой я полтора года сижу дома
Когда я понял, что зрение уходит, то начал спрашивать себя и врачей: обратимый ли это процесс? Смогу ли я когда-нибудь видеть так, как раньше?
Конкретных ответов не было.
Первые пару недель я продолжал ходить в вуз, стал получать четверки вместо пятерок, записывал лекции на диктофон. Спрашивал, что написано на доске, у однокурсников.
Я не очень понимал, что происходит с моим зрением, и думал, что это какая-то случайность и оно скоро вернется.
На первом курсе
В вузе на физкультуре мы играли в футбол на отжимания. Проигравшая команда отжималась больше, чем победители. Все школьные годы я был вратарем. Классе в третьем меня поставили на ворота, потому что я не боялся мяча. Мы играли дни напролет до темноты. На одном из сентябрьских матчей в вузе я встал на ворота. Почти сразу пропустил мяч. Я увидел его очень поздно. Мне показалось, что все мои реакции постарели. Я доиграл матч и решил, что больше не буду играть в футбол. В школе мне нравился бадминтон, настольный теннис, пионербол. После потери зрения я перестал видеть мяч и играть в спортивные игры.
Друзья
Когда ты не пишешь и не звонишь друзьям на первом курсе – это нормально. Вы начинаете новую жизнь, у вас последние подростковые времена, когда вам не важны другие люди. Я не выходил на связь пару месяцев.
Первое время и друзья не писали мне, потом узнали, что со мной случилось. О том, что произошло с моим зрением, друзьям рассказала моя мама.
В эти годы мама одновременно выросла, стала сильной и таскала меня везде – в больницы, на улицу, из комнаты на кухню, из мрачного внутреннего мира во внешний. И одновременно, пусть это звучит противоречиво, стала меньше самой себя. Мама увидела, что я ослабел, и слабость передалась и ей.
Друзья стали заходить в гости, приглашать к себе. Я рассказал, как все произошло. Я не увидел какой-то особой реакции, но тогда я вообще не видел реакций других людей. Первое время, когда я приходил в гости к друзьям, то по привычке они предлагали мне посмотреть с ними кино или поиграть в компьютерные игры. Потом перестали предлагать.
Я больше не смотрел кино дома, все экраны меньше кинозальных стали для меня малы. Но через месяц-два я понял, что так нельзя. Если я хочу вернуть зрение, надо создать для этого условия. Для меня главные условия – возможность делать то, что делают все остальные, и не быть одному. И я стал слушать кино. Иногда спрашивал друзей: «А что там сейчас было?» И мне рассказывали. Наверное, тогда я смотрел воображаемые фильмы.
Воспоминание Ильи Воронцова, моего друга-одноклассника
Ты всегда оценивал расстояние до предметов. Твоя мама сказала Сашке, что ты потерял зрение, а он – мне. Вспомнил, что в магазине «Торговая Лига», который на перекрестке Богдана Хмельницкого и Велижской, ты подносил товары прямо к носу, чтобы что-то рассмотреть. Вспомнил место, где ты чуть мимо не прошел, это было у Плазы, как идти от первой аптеки вверх к 33-й школе. Вроде бы ты был одет в черный длинный плащ. Кажется, было начало осени. Ты как-то раз не заметил меня на улице на расстоянии метра. Я первый раз такое видел.
Через пару лет, когда я стал устраивать первые вечеринки после потери зрения, друзья открывали мой холодильник и видели, как на полке рядом с кетчупом и вином стояли бутылочки с лекарствами.
Это были годы, когда мне все помогали. Друзья меняли лампочки, смотрели показатели счетчиков, рассказывали мне новости, которые не услышишь по радио.
Чего я боялся?
Больше всего я боялся привыкнуть к тому, как я вижу. Человек привыкает почти ко всему и начинает считать, что то, что с ним происходит, – нормально. Я спрашивал себя: помню ли я мир, который видел прежним зрением? Не уверен. Как выглядело небо в 2006 году, я уже не помнил.
Лица с близкого расстояния я видел хорошо. Но если я проходил мимо знакомого человека на улице, то не узнавал его. Люди обижались, считали, что я зазнался.
Опытным путем я выяснил, что на качество моего зрения влияет температура воздуха. Если очень жарко, начинаю хуже соображать, теряю сознание. В теплые страны, например в Израиль, я могу ездить только зимой.
Наверное, самое опасное для меня место – баня. Позже врачи объяснили мне, что на зрение и нервы влияют не только духота, но и холод, любые перепады температуры.
Почему я сидел дома
До сентября 2007 года я был очень самоуверенным подростком, окончил школу с серебряной медалью – да, тогда еще были эти странные штуки, которые помогали при поступлении в вуз.
Я не сомневался, что пройду по баллам в любой вуз, в который захочу. Но главное, я привык к тому, что все могу и я сильный.
В 17 лет мне казалось, что весь этот мир – мой. Я могу спать по три-четыре часа. Пить до утра. Жизнь была одним сериалом с бесконечным количеством сезонов. Времени на раздумья почти не было.
Летом 2007 года я оканчивал школу, почти проспал первый ЕГЭ по математике, влюблялся, продавал рекламу ивановской версии «Газпрома» и делал все, что хочу.
Наверное, именно в 2007 году я понял, что человек не может все и все мы ограничены нашим здоровьем, стартовым капиталом и обстоятельствами. Поэтому, если на страницах селф-хелп-литературы вы читаете призыв, что вы можете все и у вас все получится, не верьте.
Универсальные советы не работают для конкретных людей, и зачем тогда каждый год выпускают тысячи пособий по саморазвитию? Значит, все книги с советами, которые вышли ранее, просто не работают.
Воспоминание Саши Кузнецова, моего одноклассника и друга
После школы ты поступал в несколько университетов, старался успеть везде, у тебя были жесткая целеустремленность и самоуверенность. Ты хотел поступить на филфак, но из-за денег – надо ведь и зарабатывать – выбрал экономический факультет. Мы стали реже видеться. В какой-то момент ты пропал. Общались по смс. Ты тогда мог долго не отвечать. Мы встретились в декабре, на первом курсе. Ты был совсем другим человеком. Я тогда запомнил: у тебя был пустой взгляд слепого человека. Еще в августе ты ругал аудиокниги, а при встрече показал диктофон, рассказал, что все теперь слушаешь. У тебя больше не было блокнотов, а раньше ты все время что-то записывал. В декабре ты сломался. Ты сказал, что много сидишь дома и забросил учебу.
Я часто спрашивал маму: «Почему это произошло со мной?» Вспоминал свою жизнь до 17 лет и спрашивал себя: что я такого сделал? И не находил ответа. Когда ты долгое время полон сил и энергии, а потом вдруг почти ничего не можешь, то начинаешь искать виноватого. Тебе нужно прежде всего самому себе объяснить, что происходит. Почему ты не можешь повлиять на свою жизнь и здоровье. И конечно, тогда мне казалось, что существует какая-то справедливость и логика, что плохое может произойти, только если ты виноват. Но эти религиозные мысли, скорее всего, пришли мне в голову, чтобы защитить меня от простой и очевидной вещи. Необъяснимые события – часть нашей жизни, чудо бывает не только добрым. В каком-то смысле потеря зрения помогла мне лучше чувствовать себя сейчас в неопределенном мире, когда все очень быстро меняется, ты не можешь повлиять на большую часть изменений, и это не нормально, но можно принять.
Пока врачи думали, что со мной, я сидел дома. Это было самое ужасное время в моей жизни. Основная проблема человека, у которого резко ухудшается здоровье, не сама болезнь, а то, как она меняет его привычную жизнь. Страшно не то, что ты больше не можешь видеть, как раньше, в конце концов человек смиряется с любой версией себя. Но мозг постоянно сравнивает, как ты жил до и после потери зрения, и подает тебе сигналы о том, что ты пропускаешь жизнь. Еще до ухода всех из «Живого Журнала» в «Фейсбук» я почувствовал, как тяжело бывает принимать новости из жизни других, более успешных и здоровых людей, у которых каждый день происходит что-то интересное.
Дома я понял, что больше не могу строить планы. Я вставал, принимал лекарства, выполнял упражнения для глаз, завтракал, и все. Я не знал, что делать дальше. Днем меня опять ждали лекарства и процедуры, и вечером все повторялось. Читать – не получается, писать – можно, но ты не видишь написанный текст.
Я лег на диван и просто лежал. Вечером мама пришла с работы, мы поужинали. Я стал думать, что же могу делать без зрения. Говорить по телефону? Да, но друзья сразу спросят: «Как у тебя дела?» Врать не хотелось. Если я сам все расскажу – меня начнут жалеть, расскажут свои новости из мира, где все могут смотреть кино, читать, ездить на машине. Можно подумать, что я преувеличиваю значение зрения в жизни человека. Но тогда мне казалось, что мой мир остановился.
В гостях у друзей
Друзья вспоминали, что когда я приходил в гости, то всегда оставлял после еды много крошек. А я просто не понимал, что стал неаккуратным, выглядел неопрятно. Но были и положительные моменты. Все, кто со мной общался, знали, что я постоянно слушаю аудиокниги.
Воспоминание моего друга, дизайнера Маши Ларионовой