ли, сэр?
— Я знаю, что он очень резко выступает против нашего правительства.
— Да, вы знаете это. И вы сегодня не присутствовали бы здесь, если бы отец жертвы не был ярым противником Фиделя Кастро, не правда ли?
— Не знаю.
— Рядовой Кастильо, разве это неправда, что кубинские законы не позволяют военнослужащим получать выездные визы до окончания срока их действительной службы?
Свидетель, выслушав перевод, выпрямился и метнул на прокурора быстрый взгляд, словно удивляясь, что тому известно о подобном ограничении.
— Да, это правда.
— Итак, вы находитесь в этом зале заседаний потому, что кто-то сделал для вас очень важное исключение из законов и распоряжений, действующих на Кубе.
— Да.
— Тогда давайте будем честными, сэр. Вы находитесь здесь и сейчас только потому, что так желает Фидель Кастро.
Джек хотел было заявить протест, но Торрес уже подчинил себе присяжных, и в данный момент никакой протест не помог бы им избавиться от его влияния.
Свидетель пожал плечами и произнес:
— Полагаю, да.
— Благодарю вас, — самодовольно произнес прокурор. — Закончим на этом.
Глава тридцать девятая
Джек встретился с Тео во время перерыва на обед. Он предпочел бы остаться в здании суда с Линдси и Софией, но Тео заявил, что раскопал нечто очень важное и дело не терпит отлагательства. Около десятка протестующих маршировали взад и вперед по тротуару перед зданием суда. Джек нацепил на нос самые темные солнцезащитные очки, купленные по специальной цене шесть долларов, — настолько дешевые, что их гарантированно нельзя было потерять, надеясь остаться неузнанным, и бегом устремился к машине Тео, стоявшей на углу.
— Как дела? — поинтересовался Тео, когда Джек плюхнулся на сиденье пассажира.
Джек не расслышал его, он просто увидел, что губы Тео шевельнулись. В машине так громко орала стереосистема, что способна была раздробить хрустальный шар. В салоне стоял отупляющий рев так называемой музыки, одной из тех, которые так нравились Тео, что это заставляло Джека не раз задумываться, отчего они с Тео до сих пор оставались друзьями. Джек выключил систему.
— Как ты можешь слушать такую дрянь? — возмутился он.
— Что ты имеешь против?
— Ничего, если тебе нравятся песни, где чаще всего рифмуется «…твою мать».
— Я хочу сказать, что этому миру нужна еще одна долбанная песня о том, что стоит дать себе еще один маленький шанс, немного потанцевать и немного пофлиртовать.
Джек обдумал его слова. Может быть, малый все-таки был в чем-то прав. Может быть.
— Я привез тебе ленч, — сообщил ему Тео, передавая Джеку пакет.
— Благодарствуйте, — откликнулся Джек, разворачивая его. — Что это?
— Спецзаказ от Фелипе Кастильо.
Джек откусил от своего кубинского сэндвича — ветчина, свинина, сыр и пикули на кубинском хлебе, соединенные вместе в автомате для изготовления сэндвичей.
— Очень смешно, Тео.
— Как прошло сегодняшнее утро? — поинтересовался тот.
— Не знаю. Мне кажется, мы сделали ошибку, выставив в качестве свидетеля солдата Кастро.
— Скорее всего, ты прав.
— О да. Серьезная ошибка, Джеки. Из разряда тех, что сделал Наполеон, устремившись к Ватерлоо, Гитлер, повернув свои танки против России, или Дастин Хоффман, собравшись посмотреть портрет Илейн.
— Дастин Хоффман что?
— «Выпускник», тупица. Помнишь, когда миссис Робинсон спрашивает у Бенджи, не хочет ли он подняться наверх и взглянуть на…
— Я видел это кино. Ты сравниваешь художественный фильм с военным решением, которое, вероятно, стало поворотным во Второй мировой войне?
— Нет. Но я не думаю, что кубинский солдат в Майами представляет собой потрясающее зрелище. Так что придумай что-нибудь другое.
— Ты хочешь дожить до того момента, когда увидишь, как я чешу в затылке? Ты поэтому так умничаешь?
Автомобиль остановился на светофоре. Это была поездка в никуда, они всего лишь ездили по кварталу, чтобы поговорить наедине, прежде чем Джек вернется в здание суда. Тео взглянул на Джека и заявил:
— Я добился некоторого прогресса с твоим «мустангом».
Джек открыл пакетик с жареной картошкой.
— Ты шутишь?
Лицо его приятеля хранило совершенно серьезное выражение.
— Я могу шутить насчет секса. Я могу шутить насчет смерти. Я шучу обо всем на свете. За исключением автомобилей.
— Что ты обнаружил?
— Я нашел парня, который поджег твою тачку. Какой-то сморчок-проныра. Даже не кубинец. Ему плевать на Кастро.
— Тогда почему он сжег мою машину и написал на тротуаре «Поклонник Кастро»?
— Потому что кое-кто приказал ему сделать это. Нанял, я бы сказал.
— Кто?
— Еще не знаю.
— Он тебе не сказал?
— Он бы признался во всем, если бы знал. Это был допрос с пристрастием. Но малый по-прежнему не сказал мне, как зовут его нанимателя.
Джек поморщился при мысли о том, что могло означать выражение «с пристрастием». «Лучше не знать». На светофоре зажегся зеленый свет, и Тео свернул за угол, направляясь обратно к зданию суда.
— Ну, и что ты обо всем этом думаешь? — спросил Джек. — Некая антикастровская группировка наняла его через посредника? Чтобы запугать меня и заставить отказаться от мысли представить суду в качестве свидетеля кубинского солдата?
— Я не уверен в том, что это была антикастровская группировка.
Джек проглотил последний кусочек сэндвича.
— Тогда кто? Ты думаешь, что антикастровское послание было всего лишь для отвода глаз? Чтобы все подумали, будто это работа какой-то группы беженцев?
Тео подрулил к тротуару. Они остановились в полуквартале от здания суда, настолько близко, насколько это позволяли повышенные меры безопасности.
— Может быть, и так.
— Да кому еще может быть не все равно, появится кубинский солдат в зале заседаний или нет?
— По-моему, ты неправильно ставишь вопрос. Может быть, его следует задать таким образом: кто еще попытался бы запугать защиту настолько, чтобы она не вызвала своего лучшего свидетеля?
— Или еще точнее: кто еще был бы просто счастлив увидеть, как Линдси Харт казнят за убийство Оскара Пинтадо? — подумал вслух Джек, потом скомкал бумажную обертку от сэндвича. — У тебя есть какие-то ниточки?
— Только одна, но зато хорошая. Люди, которые наняли этого маленького пироманьяка, заплатили ему не наличными.
— Только не говори мне, что они выписали чек.
— Нет. Они заплатили ему кокаином.
Джек уже потянулся к ручке дверцы, но замер, услышав эти слова.
— Торговцы наркотиками?
— Может быть.
— Это может изменить все.
— Угу.
— Постарайся узнать еще что-нибудь, Тео.
— А что ты намерен делать?
Джек бросил взгляд через лобовое стекло, потом посмотрел на Тео и обронил:
— Думаю, пришло время мне еще раз поболтать с Алехандро Пинтадо.
Тео кивнул, соглашаясь, и друзья, сжав кулаки, коснулись ими, прощаясь. Джек вылез из машины, закрыл дверцу и зашагал по тротуару к зданию суда, готовясь в очередной раз пройти сквозь строй как будто поселившихся здесь сторонников семейства Пинтадо.
Глава сороковая
Возвращение Алехандро Пинтадо на место для дачи свидетельских показаний заставило зал замереть в ожидании. Формально прокурор мог заявить протест против намерения Джека сыграть матч-реванш с главным свидетелем правительства, но Торрес придержал язык, явно обрадованный возможностью еще раз явить собравшимся отца жертвы. Присяжные смотрели на него с прежним сочувствием и уважением, а их восхищение, похоже, лишь возросло. Женщина в первом ряду, наверное, согласилась бы поцеловать кольцо на пальце Пинтадо, пожелай он этого. Джек, не будучи исключением, также приблизился к нему с должным уважением.
Иногда даже эвисцерацию — извлечение внутренних органов — следует проводить деликатно.
— Мистер Пинтадо, правда ли, что организация «Братья за свободу» серьезно рассматривает вопрос о прекращении своей деятельности?
Свидетель бросил на него недоуменный взгляд.
— О каком времени вы говорите?
— Я имею в виду последние два года.
— У нас были некоторые разговоры на эту тему, — сказал Пинтадо. — Ничего определенного. Что касается последнего времени, то этот вопрос вообще не обсуждался. Пока кубинцы плывут через Флоридский пролив в поисках свободы, наши самолеты будут искать их там.
Джек позволил ему насладиться своим торжеством, потом сверился с собственными записями, чтобы освежить в памяти подробности.
— Сэр, будете ли вы удивлены, узнав, что с января по декабрь прошлого года Береговая охрана США перехватила в открытом море свыше тысячи не имеющих соответствующих документов кубинских эмигрантов?
— Это меня ничуть не удивляет.
— Скольких кубинцев спасла в том же самом году ваша организация «Братья за свободу»?
Пинтадо смущенно отвел глаза в сторону и ответил:
— Двоих.
— В позапрошлом году Береговая охрана перехватила девятьсот кубинцев. Скольких спасли «Братья за свободу»?
— В позапрошлом году? Думаю, ни одного.
— Собственно говоря, если мы исключим год нынешний и вернемся на пять лет назад, то за это время «Братья за свободу» спасли в общей сложности целых одиннадцать беглецов. Или это не так, сэр?
— Так, но вы должны помнить, что мы обнаружили намного больше. К несчастью, Береговая охрана добралась до них и отправила обратно к Кастро, раньше чем мы сумели им помочь. Именно в этом и заключается мое главное несогласие с политикой «мокрых или сухих ног».
— Под политикой «мокрых или сухих ног» вы имеете в виду, что, если Береговая охрана перехватывает кубинских беженцев в море, их возвращают на остров. А если…
— А если они успевают добраться до суши, тогда они становятся свободными. Этому и способствует моя организация. Помочь людям оказаться на свободе.
— И именно поэтому вы назвали Береговую охрану США «береговым патрулем Кастро».