Он включил «И-эс-пи-эн», кабельный канал, круглосуточно показывающий только спортивные передачи, и тут зазвонил телефон. Это оказалась София. Она видела тот же самый репортаж и слышала тот же самый разговор про обвинения, выдвинутые защитой.
— Вы организовали пресс-конференцию и забыли сказать мне об этом? — поинтересовалась она.
— Нет. А вы?
— Думаю, вы должны были уже узнать меня получше.
Так оно и было. Джек режиссировал и репетировал каждую деталь судебного заседания, начиная с того, сколько раз обвиняемый должен посмотреть на присяжных во время первоначального допроса, и заканчивая точным количеством слов, которые член команды защиты имел право сказать прессе. София не могла подвести его в этом вопросе.
— Я уверен, что репортер просто решил заставить его раскрыться, приписав слухи защите, — предположил Джек.
— Очевидно, — ответила она. — Но я начинаю думать, что кому-то пора поставить Торреса на место.
— Не могу с вами не согласиться.
— Как, по-вашему, Торрес и вправду с самого начала знал, что мальчик сделал это? — спросила София.
— Нет. Я думаю, он знал, что если на Джонсона нажать, то он обвинит во всем мальчика. Вот почему он старался не допустить прихода Джонсона в суд. Но он по-прежнему не верит в то, что Брайан совершил убийство. В этом я уверен.
— Не хотите встретиться сегодня вечером? Продумать план противодействия Торресу, когда он примется опровергать показания Джонсона?
— Только в том случае, если вам удалось уговорить Линдси присоединиться к нам.
— Увы. Сегодня вечером она хочет побыть одна.
— Не могу сказать, что виню ее. Все уловки, к которым она прибегла за последние пару месяцев, вся ложь, которой она нас потчевала, — все это свалилось ей на голову. Или, точнее говоря, на голову Брайана.
На линии воцарилась тишина, как если бы София не знала, что сказать. Наконец ее голос раздался снова:
— С вами все будет в порядке, Джек?
Джек смотрел на экран. Показывали баскетбол. Подумать только, всего несколько дней назад он лелеял тайную надежду когда-нибудь сходить с Брайаном в спортивный зал, может быть, даже сыграть с ним один на один. Наверное, это было бы здорово — сыграть с кем-то, кто не сбивает тебя на пути к корзине, как это регулярно проделывал Тео. Этого не будет.
— Конечно, — ответил он. — Со мной все будет в порядке.
— Позвоните мне, если вам что-либо понадобится. Или если просто захотите поговорить с кем-нибудь.
— Спасибо. До завтра.
Она попрощалась, и Джек повесил трубку. Он глубоко вздохнул, но выдохнуть не успел — телефон зазвонил снова. Он поднял трубку.
— Да, София?
— Вы уверены, что у вас все в порядке?
— Разве по моему голосу этого не чувствуется?
— Вы разговариваете, как человек, который очень старается, чтобы его голос звучал нормально, или как человек, у которого сейчас все хорошо, но, как только он сядет и задумается над тем, что случилось в действительности, ему станет плохо.
Джек посмотрел на телефон, не веря своим ушам. Последний раз он вел подобный разговор, когда был женат.
— Со мной все в порядке.
— Настолько в порядке, чтобы сделать кое-что?
— Что именно?
— Вы когда-нибудь были в Kaca Tya на пляже? Там наверху очень неплохая закусочная. Я даже не стану разговаривать о судебном процессе, если вы сами этого не захотите. То, через что вам пришлось пройти сегодня, просто ужасно. А если вы будете сидеть дома в одиночестве, то вам станет еще хуже.
— Спасибо. Может быть, в другой раз.
— Хорошо. Позвоните мне, если передумаете.
— Конечно. Спокойной ночи.
Он повесил трубку и прикрыл глаза, погружаясь в покой и уют большого кожаного кресла. Телефон зазвонил в то самое мгновение, когда его тело расслабилось. Он ответил, добавив в голос капельку недовольства и раздражения.
— София, клянусь могилой своей матери, что со мной все в полном порядке.
На другом конце линии возникло явное замешательство, потом раздался голос:
— Это Джек Суайтек?
Джек выпрямился в кресле.
— Да, извините. Я принял вас за другого. Кто это?
— Меня зовут Марица Родригес. Бывшая Марица Торрес.
— Должно быть, вы…
— Я бывшая жена Гектора Торреса.
Джек хотел было из вежливости сказать, что принял ее за дочь, хотя по голосу чувствовалось, что звонит немолодая женщина.
— Чем могу вам помочь?
— Я бы хотела встретиться с вами, — сказала она.
— Зачем?
— Я слежу за вашим судебным процессом с самого первого дня. Должна заметить, что у меня сразу возникли сомнения в том, что Гектор нашел настоящего виновного в преступлении. Но когда я узнала, как он обращается с вашей клиенткой, все сомнения исчезли. Бедная женщина. Однако это очень похоже на Гектора. Он всегда обращается с жертвой, как с преступником, особенно если приходится иметь дело с женщиной, подвергшейся насилию.
— Вы хотите что-то сообщить мне по поводу процесса?
— Можно и так сказать. Я только что смотрела вечерние новости. И, когда увидела, как мой бывший муж распинается по поводу долгой дружбы, связывающей его с вашим отцом, я поняла, что больше не могу этого вынести. Я должна вам кое-что рассказать.
— Что именно?
— Э-э… — Она умолкла, словно не знала, какова будет реакция Джека на ее слова. — Это по поводу вашей матери.
Джек оцепенел. Ему было над чем поразмыслить, а завтра предстояло вновь скрестить шпаги с Торресом во время представления опровергающих доказательств. Но он уже достаточно долго занимался своим делом, чтобы знать, что люди, которые охотно готовы разговаривать сегодня, завтра могут не раскрыть рта.
— С удовольствием поговорю с вами, миссис Родригес. А теперь скажите мне, где вам удобнее встретиться.
Глава сорок девятая
Джек встретился с Марицей Родригес у нее дома в Пайнкресте.
Южную Флориду нельзя было назвать колыбелью Мак-Мэншн — огромных ранчо стоимостью несколько миллионов долларов, настолько похожих одно на другое, что их можно было рассматривать как типовые домики для презренных богатеев, — но она была близка к этому. По окрестностям прошлись бульдозеры, и старомодные постройки пятидесятых годов, напоминавшие коробки из-под обуви, сменились особняками площадью девять тысяч квадратных футов, где потолки высотой двадцать футов, сплошные стеклянные стены и четырехзначные ежемесячные счета за кондиционирование воздуха считались обычным делом.
Джек сидел на кожаном диване в огромном зале. Предполагалось, что он станет сердцем жилища, но, подобно большинству этих новых домов, в которых ему довелось побывать, зал выглядел нежилым и безликим — мраморные полы, стены цвета небеленого полотна, лепнина на потолке такой высоты, что требовался телескоп, чтобы разглядеть мелкие узоры. За спиной у миссис Родригес стояло огромное черное пианино, еще один характерный признак стиля Мак-Мэншн. Создавалось впечатление, что музыкальный инструмент, на котором никто в доме не умел играть, поставлен здесь для того, чтобы смягчить холодную атмосферу зала.
— Мой бывший муж был очень неравнодушен к вашей матери, — заявила она, глядя на него поверх чашечки с кофе.
Джек попытался скрыть удивление.
— Очевидно, это было давным-давно, — сказал он. — Моя мать умерла при родах, когда я появился на свет.
— Это было много лет назад, еще до того как мы с Гектором встретились. До того как Гектор приехал в эту страну.
— Странно, что вы говорите об этом сейчас, — заметил Джек. — Недавно один из моих друзей рассказал мне о том, что Гектор очень похож на давнего возлюбленного моей матери, еще когда она жила в Бехукале. Он клянется, что это в самом деле был Гектор Торрес.
— Вероятно, он прав.
— Единственная проблема заключается в том, что парня звали Хорхе Бустон, а не Гектор Торрес. Разве что Гектор потом сменил имя и фамилию.
— Мне об этом ничего не известно, — заявила она. — Разумеется люди иногда так поступают. Особенно в том случае, когда, попав сюда, они становятся ярыми противниками правительства Кубы. Если у вас на Кубе осталась семья, то смена имени и фамилии позволяла уберечь ваших близких от преследования за вашу антикастровскую деятельность в эмиграции. Но Гектор никогда не заикался о том, что ему пришлось изменить фамилию.
— Насколько вам известно, ваш бывший супруг все время был Гектором Торресом?
— Да. Однако человек, изменивший имя и фамилию, не будет рассказывать об этом всем и каждому. Полагаю, все зависит от того, почему он пошел на это.
— Наверное, вы правы, — протянул Джек, размышляя. Он мог бы и дальше развивать эту тему, но ему не хотелось слишком отклоняться от главного предмета разговора. — Когда вы сказали, что ваш бывший супруг был очень неравнодушен к моей матери, что вы имели в виду?
Она вздохнула, словно не знала, как облечь это в слова.
— Позвольте мне рассказать с самого начала. Мы с Гектором встретились здесь, в Майами, в 1967 году, а поженились в 1968-м.
— К тому времени моя мать уже умерла.
— Правильно. Вы были совсем маленьким, когда Гектор подружился с вашим отцом.
— Зачем ему было становиться другом моего отца, если он жить не мог без моей матери?
Именно это мне и хотелось узнать.
— А его вы не спрашивали?
— Спрашивала. Он что-то объяснил мне, но ответ и так был очевиден. Он по-прежнему любил ее.
Джек в растерянности покачал головой.
— Подождите минуточку. Он подружился с моим отцом, потому что продолжал любить мою мать?
— Могу сказать вам, что, когда Гектор приехал в эту страну, он намеревался разыскать вашу мать, даже после того как познакомился со мной. Известие о ее смерти подкосило его. Откровенно говоря, мне кажется, что он подружился с вашим отцом по одной-единственной причине — потому что только так мог узнать, что случилось с женщиной, которую он по-настоящему любил.
— Но они с отцом оставались друзьями всю мою жизнь, сколько я себя помню.