Последовала небольшая пауза, необходимая для перевода, после чего Брайан поблагодарил его. Торрес приблизился к нему еще на шаг, держа теперь уже обе руки в карманах. Он заговорил негромким голосом, в котором проскальзывали нотки грусти и интонации, скорее, отца, а не прокурора.
— Брайан, это твоя мать сидит вон там?
Снова наступила тишина. Взгляд Брайана медленно сместился к столу защиты и остановился наконец на Линдси. В глазах его Джек не увидел ни следа гнева или враждебности. Казалось, Брайан умоляет свою мать простить его.
А Линдси по-прежнему отказывалась смотреть на него.
— Да, это моя мама, — ответил Брайан.
— Хорошо, — продолжал Торрес. — Ты понимаешь, что в этом зале суда обязан говорить только правду. Не имеет значения, кто при этом на тебя смотрит.
Джеку не понравился намек на то, что его клиентка может побудить сына к лжесвидетельству, но он решил повременить с протестом. В том, чтобы окончательно сбить с толку мальчика, который лишь подтвердил, что обязуется говорить правду, не было никакого проку.
— Да, я буду говорить правду, — сказал Брайан.
Торрес выдержал паузу, словно зловещая тишина должна была стать подходящей прелюдией к его следующему вопросу. Наконец мрачным и резким тоном он спросил:
— Брайан, ты застрелил своего отца?
Брайан посмотрел на мать, и в первый раз после того как мальчик вошел в зал суда, Линдси взглянула прямо в глаза своему сыну. Этот взгляд был таким мимолетным, что Джек даже не был уверен, видел ли он его на самом деле или это просто игра воображения. Но он мог бы поклясться, что Линдси едва заметно отрицательно покачала головой.
Мальчик перевел взгляд на прокурора, а потом обратился непосредственно к присяжным.
— Нет, я не убивал своего отца.
— Благодарю тебя. У меня больше нет вопросов.
Торрес повернулся и уселся на свое место. Брайан, похоже, был готов встать и уйти, но Джек быстро вскочил на ноги, показывая, что суровое испытание еще не окончено.
— Мистер Суайтек, перекрестный допрос? — спросил судья.
— Да, ваша честь.
Джек подходил к свидетелю черепашьим шагом, ноги его словно налились свинцом, он с трудом переставлял их. Брайан выглядел перепутанным насмерть, и Джеку стало тошно при мысли, что он впервые встретился с собственным сыном именно так и сейчас он для него — плохой большой адвокат защиты, в упор разглядывающий десятилетнего мальчика, дающего свидетельские показания. Джек на мгновение задумался над тем, кто выбирал Брайану одежду, кто причесывал ему волосы, кто успокаивал его, говоря, что не нужно беспокоиться и что скоро все закончится. Джек хотел пробиться сквозь разделяющую их стену враждебности и отчуждения и стать другом, к которому Брайан мог бы обратиться. Он хотел, чтобы в маленьком доме на Гуантанамо никогда не случилось бы всего этого ужаса. Ему хотелось ослабить узел галстука и протянуть мальчику через перила руку, и пусть тот решает, как быть дальше.
Ему хотелось сделать все что угодно, только не то, что ему предстояло и что он должен будет сделать.
Джек шагнул вперед, стараясь пробиться сквозь стену ужаса и ирреальности происходящего, пытаясь обрести опору под ногами и найти достойную цель. Мальчик был свидетелем. Не просто очередным свидетелем, а ключевым свидетелем обвинения. Он находился в зале суда с одной-единственной целью — помочь прокурору упрятать свою мать за решетку. А работа Джека заключалась в том, чтобы уберечь мать Брайана от тюрьмы, удержать Линдси от того, чтобы она взяла на себя вину сына.
— Доброе утро, Брайан, — обратился к нему Джек.
Брайан молчал. Он явно не нуждался в любезностях Джека, и недоверие, крупными буквами написанное у него на лице, лишь усиливало повисшее в воздухе напряжение. Ни один здравомыслящий человек не позавидовал бы Джеку, которому предстояло выставить сына своей клиентки убийцей. И никто, за исключением членов его команды, не мог представить себе ту чудовищную боль, которая сейчас терзала адвоката защиты. Больше никто не знал о том, что Джек выступал против собственного сына.
— Брайан, как давно ты лишился слуха?
— Очень давно.
Джек кивнул. Ответ был правдивым, хотя и уклончивым. В истории болезни Брайана, которую передал Джеку Алехандро Пинтадо, содержались все подробности, проливающие новый свет на причину болезни мальчика. Собственно говоря, только после того как Джек узнал, почему в действительности Брайан лишился слуха, он сумел иначе взглянуть на дело против Линдси, и это могло теперь послужить хорошей отправной точкой для начала перекрестного допроса.
— Как ты лишился слуха? — спросил Джек.
Мальчик передернул плечами, он явно был в замешательстве и не хотел отвечать на вопрос.
Джек продолжал:
— Все, что ты должен сделать, это сказать правду. Это все, что мы хотим услышать. Просто расскажи нам правду.
— Это был несчастный случай, — нехотя выдавил Брайан.
— Несчастный случай, — повторил Джек. — Как это случилось?
— Я сам во всем виноват.
— Ты сам лишил себя слуха?
Мальчик кивнул.
— Как ты это сделал?
Брайан отвел глаза в сторону.
— Наушники.
— Ты слушал громкую музыку, не так ли, Брайан?
— Да.
— На протяжении многих месяцев ты надевал наушники, постоянно увеличивая при этом громкость. Правильно?
Мальчик снова кивнул в знак согласия.
— Всякий раз, когда ты проделывал это, твой слух понемногу ухудшался. К тому времени, когда тебе исполнилось пять лет, ты стал совершенно глухим.
Брайан не ответил, но слова Джека предназначались, главным образом, для присяжных.
— Это так, Брайан?
— Да.
Джек подошел ближе. Он был уверен, что знает ответ, но он должен был задать вопрос. Пришло время проверить его версию, и он страшно сожалел о том, что проверять ее придется на Брайане.
— Почему ты так поступал, Брайан?
Мальчик покачал головой.
— Брайан, твои мама и папа часто ругались?
Мальчик подождал перевода, потом сказал:
— Да. Все время.
— Твой отец когда-нибудь бил твою мать?
И снова пауза. Брайан обвел глазами зал суда, явно ожидая помощи. Наконец он ответил:
— Да.
— Она плакала?
Брайан утвердительно кивнул.
— Она кричала?
— Да.
— Как ты себя чувствовал, слыша, как мама кричит и плачет?
— Не очень хорошо.
— Плохо?
— Ужасно.
— Настолько плохо, что ты больше не хотел ничего слышать? — спросил Джек.
— Да.
Прокурор вскочил с места.
— Судья, мне очень не хотелось вызывать сына обвиняемой для дачи показаний, но я хотя бы старался быть кратким. А то, что происходит сейчас, вообще не укладывается ни в какие рамки.
— Протест отклонен. Но, мистер Суайтек, ведите себя деликатнее.
«Ведите себя деликатнее, — подумал Джек. — Если бы он только знал».
— Да, ваша честь. — Джек повернулся к свидетелю и спросил, — Брайан, ты когда-нибудь сердился на своего отца?
— Иногда.
— Твои мама и папа поссорились в ту ночь, когда погиб твой отец?
— Да.
— Она кричала?
— Я не мог этого слышать.
— Но ты видел, как они ссорились, не так ли? — продолжал Джек.
— Да.
— И в голове у тебя отдавались их крики?
На лице ребенка появилось страдальческое выражение.
— Да.
— Получается, что, несмотря на глухоту, ты все равно слышал крики мамы. Они отдавались у тебя в голове?
Юный свидетель кивнул.
— Твой отец бил маму той ночью?
— Я не помню.
Джек почувствовал, что ребенок лжет. Но на теле Линдси не были обнаружены следы побоев, когда в дом прибыла полиция и нашла тело Оскара.
— В ту ночь твой отец сделал что-либо с твоей мамой? Что-либо, отчего ты вышел из себя?
Мальчик задрожал всем телом.
— Он заставил ее делать кое-что. То, что заставлял всегда.
— Что именно?
— То, что она делала с лейтенантом Джонсоном.
Джек глубоко вздохнул. Он должен был довести допрос до логического завершения, но не был уверен, что у него хватит на это сил.
— Брайан, — произнес он напряженным голосом. — Ты видел вещи, которые делали твой отец и лейтенант Джонсон?
— Я знаю, что они делали.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что они отвели маму в спальню. И заперли дверь.
— Ты видел, как они входили в спальню?
— Да.
— Сколько раз ты видел, как это происходит? В течение скольких ночей?
Ребенок пожал плечами.
— Более одного раза?
— Да.
— Более пяти раз?
— Да.
— Более десяти раз?
— Да.
— Это случалось много раз на протяжении длительного времени, не так ли, Брайан?
Мальчик кивнул.
Джек изо всех сил старался оставаться хорошим адвокатом и вести перекрестный допрос по правилам. Но он был человеком, и с его стороны было вполне естественно сопереживать мальчику, который, в конце концов, потерял мать. Джек испытывал то же самое чувство гнева, когда узнал, как он сам лишился матери. Ему часто хотелось найти кого-нибудь, кого можно было бы обвинить в этом, на кого можно было бы направить свой гнев. В этом смысле у Брайана было преимущество. Он знал, кто встал между ним и его мамой. Он точно знал, кто должен ответить за все.
— Мистер Суайтек, у вас еще есть вопросы? — поинтересовался судья.
Джек заставил себя встряхнуться и сосредоточиться на стоящей перед ним задаче. Брайан уже ответил отрицательно на вопрос, стрелял ли он в своего отца, поэтому не было смысла возвращаться к этой теме. Джек, однако, решил зайти с другой стороны.
— Брайан, — спросил он серьезным тоном, — тебе когда-нибудь хотелось, чтобы твой отец умер?
Брайан посмотрел на Джека, потом перевел взгляд на женщину, которая жестами повторяла вопросы. Ему исполнилось всего десять лет, но, похоже, он уже умел чувствовать подвох и ловушку. Джек видел, как он ерзает на стуле, как обдумывает вопрос, который заставил его разрываться на части. Одна часть хотела ответить, другая — нет.