«Это опасно. Он и я не должны быть вместе в одном помещении».
– Когда мне было восемнадцать или девятнадцать, – сказал Эли, – я работал в лаборатории в качестве младшего научного сотрудника, и случайно перепутал настройки резервуара с жидким азотом. Моя лаборатория потеряла несколько важных клеточных линий, которые хранились в ней. Это была глупая ошибка, которая отбросила их исследования на недели назад, – он прикусил щеку. – Все предположили, что это была техническая неисправность, и я позволил им так думать, хотя и чувствовал себя чертовски виноватым. В следующем семестре я перешел в другую лабораторию.
Я удивленно уставилась на него.
– Зачем ты мне это рассказал?
Его губы скривились.
– Просто признаюсь тебе в кое-чем ужасном. Я подумал, что это может быть нашей фишкой.
Я вспомнила машину. Свое признание о брате, его признание о сестре, и вдруг сказала:
– Однажды я случайно раздавила череп мыши, когда надевала ей на ухо идентификационный зажим, – я сглотнула. – Аспирант, который курировал меня, сказал, что в этом нет ничего особенного, и я притворилась, что мне все равно, но я не могла с этим справиться. С тех пор я не работаю с лабораторными животными.
Эли ничего не сказал, и не отреагировал никак иначе, как и тогда, в машине. Мы просто смотрели друг на друга без разочарования и взаимных обвинений. Просто два ужасных человека с ужасными историями, которые больше судили себя, чем друг друга. Я первой отвела взгляд, когда больше уже не могла этого выносить, взяла яблоко и пошла в камеру влажности. Эли последовал за мной, и я не возражала.
– Здесь жарко, – прокомментировал он. – Пломба вскрыта? Я могу взглянуть.
– Здесь просто очень мало места, и мотор постоянно работает. Готов? – я запустила таймер прежде, чем он успел ответить.
Надо признать, он был хорошим помощником. Знал, как, где и что регистрировать, не просил повторяться и ни разу не выглядел скучающим, пока я снимала показания. Он задавал вопросы о моих исследованиях, о компании, о работе, которой я занималась до прихода в «Клайн», но, казалось, инстинктивно понимал, что меня не следует беспокоить, когда я собираю образцы или разбавляю их буферными растворами.
Было понятно, что с его стороны это лишь поверхностный интерес, поэтому я отвечала на большинство вопросов, понимая, что эти сведения никак не навредят Флоренс. В «Клайн» мы выполняли важную работу, а Флоренс была фантастическим лидером. Я хотела, чтобы Эли знал, как многого мы достигли, а еще я хотела, чтобы он чувствовал себя злодеем из-за, пусть и законных, но аморальных планов «Харкнесс» относительно нашей компании. Но он не казался расстроенным, только слушал и задавал вопросы. Но прежде всего, он казался полностью в своей стихии. Как будто его место было в лаборатории.
– Сколько времени прошло? – спросила я, беря новый наконечник пипетки.
– Меньше пяти минут...
– Я имею в виду, с тех пор, как ты в последний раз был в лаборатории.
Он оторвал взгляд от блокнота и посмотрел на меня с непроницаемым лицом. Такое можно сделать только намеренно.
– Не считал.
О, он считал. Знал с точностью до дня. Я была уверена.
– Почему бросил?
– Не помню.
Мы стояли так близко, что я практически могла осязать ложь, которую он произнес.
– Ты не помнишь, почему решил быть менеджером хедж-фонда, а не ученым?
– Ты действительно мало что знаешь о частных акциях, не так ли?
Я крепче сжала пипетку.
– Зато ты много знаешь о пищевой инженерии.
– И что это нам дает?
– Ничего. Потому что нет никаких «нас». – Я так стиснула руку, что случайно надавила большим пальцем на выталкиватель пипетки и уронила наконечник. – Черт!
Я опустилась на колени и нагнула голову к полу.
– Вот, держи.
Я подняла глаза. Сидя на корточках передо мной, Эли протягивал ладонь, где лежал наконечник.
Слишком близко.
Ближе, чем когда-либо с той ночи.
– Спасибо, – сказала я, но наконечник на забрала: не знала, могу ли доверять Эли.
Он смотрел на меня так, словно мог заглянуть мне в голову и увидеть, какой беспорядок там творится. Взял мою руку, осторожно разжал и положил наконечник на ладонь, а потом нежно сжал.
Между нами было два слоя перчаток, и я едва ощущала тепло, но Эли держал меня так, будто имел на это полное право.
Мое сердце забилось где-то в горле, а к щекам прилил жар.
– Ты думала об этом так же много, как и я? – голос у него был хриплым, скрипучим из-за того, чему я не решалась дать название, но могла бы легко определить состав.
– Я не знаю, как много ты думал об этом.
Он тихо рассмеялся.
– Много.
– Тогда, да. – Я облизнула губы, и почти взмолилась, чтобы Эли не смотрел на мой рот таким взглядом.
– Я хотела бы, чтобы был способ закончить это.
– Рута, – он сглотнул,– думаю, есть способ.
– Какой?
– Ты его тоже знаешь.
Да, знала. То, что мы начали тем вечером, еще не закончено. Ничего еще не закончено.
– Это плохая идея.
– Разве?
– Ты из «Харкнесс». Я из «Клайн».
– Верно, но прямо сейчас мне насрать на «Харкнесс», на «Клайн», – его голос звучал самоуничижительно, словно ему не нравились собственные чувства, – и на все другое, кроме...
«Тебя, меня, нас…»
Я хотела, чтобы он это произнес, и в тоже время ненавидела себя за это.
– Не думаю, что ты мне нравишься как личность. Мне определенно не нравится то, что ты делаешь, и я не уважаю это.
Если ему и было больно, он этого не показал.
– К счастью, это совсем не обязательно.
Он был прав. Я закрыла глаза и представила, что говорю «да». Представила тот самый способ, которым можно все закончить. Как это было бы приятно, и какой покой и удовлетворение я почувствую потом. Ни его имя, ни голос, не будут вызывать у меня никакой мгновенной, неконтролируемой реакции.
Я могла бы это сделать, а потом перестану его хотеть. Так было всегда: я ведь никогда не повторяюсь.
Однако…
– Флоренс бы это не понравилось.
Впервые Эли казался искренне расстроенным.
– И это для тебя важнее всего? Одобрение Флоренс?
– Не ее одобрение. Ее благополучие.
Он медленно откинул голову назад.
– Хорошо. – Он выглядел разочарованным, возможно, во мне, но говорил небрежно. Это несоответствие раздражало, даже когда он слегка сжал мои пальцы в последний раз. – Тогда, может быть, тебе следует знать, что...
Он не закончил предложение. Потому что дверь открылась без предупреждения, и на пороге застыли Флоренс и Джей, смотря на нас сверху вниз.
ГЛАВА 8. КАК НАЧАТЬ НОВУЮ КНИГУ, НЕ ДОЧИТАВ ТУ, ЧТО УЖЕ ВЗЯЛА В БИБЛИОТЕКЕ
РУТА
– Все было не так, как ты думаешь, – сказала я позже тем же вечером, накладывая зеленую фасоль на край тарелки так резко, что звон эхом разнесся по гостиной.
Обычно я с нетерпением ждала ежемесячные ужины с Флоренс и Тиш. Это было весело и не противоречило моим пунктикам насчет еды и общения.
Только сегодня вечером мне было не очень весело.
– Это вообще ничего не значило, – я постаралась говорить ровно, чтобы не выглядеть пятилетней девочкой, которая обмочилась в кровати, хоть и заверяла маму, что ей не нужно сходить на горшок перед сном.
– Я слышала другое, – Тиш помахала передо мной фасолинкой, – что вы с Эли Киллгор страстно обнимались на полу лаборатории у камеры влажности.
Джей и его болтливый язык. Даже парень, который раз в неделю приходил пополнять запасы в торговых автоматах, несомненно, был в курсе сегодняшних событий. Группа «Клайн» в WhatsApp, к которой я так и не удосужилась присоединиться, вероятно, уже заказала фан-арт.
– Никаких объятий не было.
– Зачатие без объятий. – Тиш погладила подбородок. – Сюжет усложняется.
– Мы просто искали наконечник для пипетки.
– К сожалению, сюжет сужается, – она сдулась.
– Ты уже взрослая, Ру, – голос у Флоренс был теплым от понимания, но я слышала нотки неудовольствия, которые она не смогла скрыть. – Тебе не нужно оправдываться.
– Не говоря уже о том, что это происходило в лаборатории и, следовательно, было проявлением крайне непрофессионального поведения, из-за которого отдел кадров заставил бы нас пройти годы дополнительного обучения по борьбе с сексуальными домогательствами, – Тиш с наслаждением откусила кусочек.
Я указала на нее вилкой.
– В прошлом году ты встречалась с парнем из юридического отдела и занималась с ним сексом как минимум в трех конференц-залах.
– Это было хорошо, – сказала она с набитым тофу ртом.
– Для меня было бы лучше не знать о том, сколько разврата творится в моих лабораториях. Правда, Ру, мне бы и в голову не пришло указывать тебе, с кем… тебе делать все, что захочешь, – в ее тоне все еще слышались нотки обиды и беспокойства, – но…
– Ты можешь стать второй Мата Хари, Ру, – добавила Тиш.
– Кем?
– Она была самой крутой шпионкой во время Первой мировой войны. Или Второй? Или во времена разграбления Рима. Я не знаток истории. Я имею в виду, что ты могла бы переспать с Эли в обмен на информацию.
– Это крайне неэтично, – Флоренс удивленно покачала головой. Я была готова оставить этот вопрос, но она добавила: – Тебе следует быть осторожной из-за того, какой он человек.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну что ж, – она сделала глоток бабл ти (прим. чай, в который добавляются различные фруктовые сиропы, сливки, молоко и пр. а потом взбиваются до появления пузырьков), собираясь с мыслями. – Эли и его друзья из «Харкнесс», и ты знаешь, что «Харкнесс» делает с «Клайн». Я просто думаю, что любой, кто чувствует себя в праве взять чужое без спросу в одной ситуации, может захотеть сделать то же самое и в другой.
Я вытаращила глаза.
«Неужели Эли действительно стал бы...»
– Почему он обратился к тебе? Он хотел узнать что-то конкретное? – спросила Флоренс.
– Просто краткий обзор моего проекта. Общая информация о «Клайн», которую он мог найти в Интернете или спросить буквально любого другого.