Зал был переполнен людьми в костюмах и вечерних платьях. Небольшой оркестр готовился играть, и официанты пробирались сквозь толпу, неся большие подносы с напитками и закусками. Мой желудок сжался при мысли о том, что я буду есть среди этих людей.
– Вот Эрик, – сказала Флоренс, указывая туда, где возле выставленного на показ виновника торжества собралась небольшая толпа. – Я тебя представлю. Он скажет: «Ты слишком молода и красива, чтобы весь день проводить в лаборатории», или что-нибудь в этом роде. Так что заранее извиняюсь.
Он этого не сказал. Н сказал другое: «Если бы знал, что у биоинженеров такие прекрасные формы, возможно, сменил бы специальность». Поскольку я любила Флоренс и «Клайн», я не упомянула, что без колебаний подала бы на него в суд за сексуальное домогательство, а просто дружелюбно улыбнулась, глядя на него сверху вниз. Благодаря высоким каблукам, я возвышалась над ним, и наслаждалась очевидным дискомфортом Соммерса, когда тому приходилось вытягивать шею, чтобы произнести свою чушь.
Пока они с Флоренс болтали, я, пытаясь скрыть скуку, смотрела по сторонам. Затем тон Соммерса сменился на радостно-удивленный.
– А, так ты пришел! Только посмотри на себя!
Обернувшись, я увидела Конора Харкнесса, и у меня упало сердце.
– Нет, сэр, это вы посмотрите на себя! – его улыбка была само очарование.
У Конора был легкий акцент – ирландский, по словам Тиш, которая провела лето в Дублине по программе исследовательской стипендии. По первому впечатлению он показался мне старше Эли, но теперь, когда рассмотрела поближе, я могла сказать, что он просто рано поседел. У него было магнетическое воздействие, которое я могла почувствовать, даже не будучи в сфере его притяжения. Мужчины и женщины оборачивались, чтобы взглянуть на него, задерживая взгляд, и Конор, казалось, привык производить подобный эффект.
Они с Соммерсом обнялись как отец и сын, которыми легко могли бы быть, они излучали ауру, свойственную тем, кто происходит от старинных богатых семей.
– Дамы, это Конор Харкнесс, близкий друг семьи, – Соммерс ухмыльнулся, представляя их друг другу. – Я так рад, что ты пришел, Конор. Ты знаешь Флоренс Клайн и... – он непонимающе уставился на меня, забыв мое имя, и я не пришла ему на помощь.– Эм, Роза?...
– Рута, – произнес глубокий, знакомый голос рядом с Харкнессом. – Доктор Рута Зиберт.
Мои легкие превратились в бетон.
– А, отлично, – Соммерс потер руки. – Я вижу, вы все знаете друг друга.
– Вы знакомы с Эли Киллгором, сэр? Он партнер в «Харкнесс».
«Он здесь. Стоит прямо тут».
– Не был знаком, но рад познакомиться с тобой, сынок. Ты случайно не играешь в гольф?
– Мне больше нравится хоккей, – приветливо сказал Эли с явным южным акцентом. В мягком свете его глаза казались такими же темными, как мои, и я не могла оторвать взгляда.
– Ну, ты отлично выглядишь, – Соммерс восхищенно оглядел его широкие плечи в костюме-тройке. – Я вырос в Висконсине и тоже любил играть. Потом, конечно, я постарел.
– Возраст ощущается. Раньше я ввязывался в самые жестокие драки на льду и на следующий день возвращался на каток. Потом мне стукнуло тридцать. Теперь у меня болит спина еще до того, как я встаю с постели.
Смех Соммерса был искренним. Конора Харкнесса – гладким и сильным, с тонкой опасной гранью, которая явно должна была понравиться богатой стороне Соммерса. Эли, с другой стороны, был настоящим мужчиной. Внешне простой, приятный парень, который умел пользоваться электроинструментами, спасал котят из горящих домов и знал статистику драфта НФЛ. Привлекателен по целому ряду других причин.
Я подозревала, что они годами оттачивали взаимодействие. На самом деле, я была готова поставить на это свой патент.
– Это будет неприятной новостью, – сказал Харкнесс, внезапно посерьезнев, – но Эли играл за «Сент-Клаудских Хаски».
Соммерс покачал головой.
– А я за их непримиримых соперников: «Боевых Ястребов».
Эли задумчиво кивнул.
– Что ж, сэр, полагаю, на этом наш разговор окончен.
Соммерс снова довольно рассмеялся.
– Вот что я тебе скажу, сынок, хоккейные клюшки и клюшки для гольфа не так уж сильно отличаются. Как насчет того, чтобы в это воскресенье я научил тебя нескольким движениям?
Эли прошелся языком по внутренней стороне своей щеки, притворяясь, что обдумывает это.
– Я не могу допустить, чтобы кто-то увидел, как я уклоняюсь от боя с «Ястребом», не так ли?
– Черт возьми, не можешь.
Это было такое непринужденное общение, которое заставляло меня чувствовать себя лишней и неуместной, как будто я случайно забрела в мужскую раздевалку. Все тот же старый мужской клуб, теперь в ярком свете. Стоящая рядом со мной Флоренс была забыта. Меня никогда даже не существовало.
– Конор, мне нужно познакомить тебя со своей женой. Я говорил тебе, что мы останавливались на курорте твоего отца, когда ездили в Ирландию, верно? Мы пару раз ужинали с ним и его женой.
– О, если у нее было два ужина с папой, я должен принести ей свои глубочайшие извинения.
Для меня это не прозвучало как шутка, но Соммерс фыркнул.
– Флоренс, ты ведь тоже не знакома с моей лучшей половиной, так ведь?
– Пока нет, – сладко ответила она, но при этом было похоже, что она готова рвать и метать.
– Тогда пошли, или я окажусь в немилости. Я как раз на днях рассказывал ей о «Клайн»… – Уводя своих гостей Соммерс болтал без умолку, не подозревая о царившем между ними напряжении.
Наконец, после бесконечного, тянущегося мгновения мы остались вдвоем. Эли и я. Одни в комнате, полной людей.
Угольно-черный костюм тройка сидел на нем невероятно хорошо, и не только из-за пошива. Было что-то в прямой линии его носа, завитке волос, наклоне бровей, что соответствовало этому образу и подчеркивало привлекательность. Каким-то образом ему было так же комфортно в этой обстановке, как и в моей лаборатории.
Я просто не понимала этого человека.
Он подошел ближе, глядя прямо в мои глаза.
– Ну, – сказал он своим глубоким, спокойным голосом, и я не ответила.
Что тут было сказать? Ладно? Ты учился в колледже по спортивной стипендии? Лучше бы я никогда не писала тебе в том чертовом приложении. Ты выглядишь по-другому. Меньше похож на моего Эли, а больше на мужчину, который...
«Мой Эли? О чем, черт возьми, я только думаю?»
– Что ты здесь делаешь? – спросила я.
Он вздохнул. Официант остановился, чтобы предложить нам бокалы с... чем-то. Эли взял один, протянул мне, а затем выпил свой одним глотком.
– То же самое, что делаешь ты и твой босс.
«Болтаете с членом правления «Клайн»? Фантастика!»
– Ты знал, что мы будем здесь?
Его губы дрогнули.
– Несмотря на твое впечатление обо мне, я не знаю всего. – Его глаза скользнули вниз по моему телу, следуя за мерцающими бликами на зеленой ткани. Казалось, они опомнились на полпути и внезапно вернулись к моему лицу.
Мы не могли просто оставаться здесь, посреди переполненной комнаты и молча смотреть друг на друга.
– Ты действительно собираешься играть с ним в гольф? – спросила я.
– Вероятно. Если только Дева Мария не приснится Флоренс во время лихорадки и не прикажет ей передать нужные нам документы.
– Думаю, что она атеистка.
– Значит, буду играть в гольф. Или ты хочешь ее уговорить?
– Я?
– Почему бы и нет, если «Клайн» нечего скрывать?
Я тихо фыркнула.
– С чего бы это?
– Чтобы избавить меня от самого тупого гребаного вида спорта во вселенной?
Я улыбнулась. Затем мое веселье померкло.
– Он отвратителен.
– Кто?
– Соммерс.
– Да. Как и большинство мужчин его возраста и обладающих подобной властью.
– Это не дает ему право, верно?
– Да, – согласился Эли тоном хориста, который не совсем понимает, почему ему читают проповедь. – Поверь мне, я хочу увидеть, как он потерпит крах и сгорит так же сильно, как и ты.
– Уверен, что ты не один из них?
Эмоции промелькнули на его лице слишком быстро, чтобы их можно было расшифровать. Затем он неторопливо начал:
– У моей матери было красивое серебряное кольцо, одна из тех бесценных семейных реликвий, которая передавалась из поколения в поколение по женской линии. Когда мама умерла, я взял кольцо, думая, что подарю его своей сестре, когда она станет достаточно взрослой. Но потом ей очень, очень захотелось отправиться в путешествие со своими друзьями. У меня просто не было денег, чтобы отправить ее, понимаешь? Поэтому я сказал себе, что это легко исправить. Я заложу кольцо, а потом вовремя выкуплю, – он печально улыбнулся. Мне не нужно было, чтобы он говорил, как все закончилось. – Несколько месяцев спустя сестра спросила меня, знаю ли я, где кольцо. И я притворился, что понятия не имею, о чем она говорит.
Я посмотрела в его открытые, немигающие глаза и пожалела, что не могу спросить: «Сколько тебе было лет? Как умерла твоя мать? Почему ты продолжаешь обнажать передо мной худшие, самые уязвимые части себя?» Вместо этого я рассказала нечто ужасное о себе:
– Когда мне было одиннадцать, я украла тридцать четыре доллара пятьдесят центов из ящика стола в доме моей лучшей подруги, – я заставила себя выдержать пристальный взгляд Эли, несмотря на стыд, точно так же, как он выдерживал мой. – Они никогда ничего не запирали, когда я была рядом, потому что доверяли мне. Они относились ко мне как к своей. И я обворовала их.
Он кивнул, и я кивнула в знак молчаливого согласия с тем, что мы оба – ужасные люди. Мы столько раз снимали маски, что теперь они валялись на полу, разбитые вдребезги.
Но это было хорошо.
У нас все было хорошо.
Заиграла группа, оборвав этот момент. Эли вернулся к своему обычному дружелюбному настрою, когда зазвучала успокаивающая, плавная мелодия, идеально соответствующая этому скучному событию. Несколько пар начали покачиваться в такт.
– Нам надо потанцевать, – предложил Эли.