– Тини, лежать, – ласково велел Эли, и гигантский пес, потрусил обратно, виляя хвостом. Он смотрел на меня с выражением, которое анатомически не могло быть улыбкой, но было очень похоже на то.
Я прижалась к Эли, который тут же меня обнял, и спросила:
– Он ... голоден?
Эту собаку, должно быть, скрестили с лошадью. Мех у него был тридцати оттенков коричневого, а язык вываливался изо рта, как древний свиток.
– Всегда. – Все еще держа одну руку на моем бедре, Эли наклонился, чтобы несколько раз энергично погладить собаку, отчего та взмахнула хвостом и залаяла от блаженства.
Возможно, приход сюда был ошибкой.
– У тебя аллергия на собак? – спросил он, заметив мой дискомфорт.
Я покачал головой, не спуская глаз с огромного пса.
Его звали Тини? Это он-то «крошечный»? Какого черта?
– Ты ведь не боишься собак?
Я не боялась. Или, может быть, боялась. Я недостаточно общалась с собаками, чтобы быть уверенной.
– Я не любитель домашних животных.
– Понятно. Ты ненавидишь животных, – в его голосе звучало веселье.
– Я не знаю.
Мне просто нравится сохранять уважительную дистанцию. Кот Тиш, Брюс, игнорировал меня, что меня вполне устраивало. Но Тини радостно кружил вокруг, жаждая объятий и похвалы, которые, по его мнению, я могла дать в любой момент.
– Ну, ты ему определенно нравишься.
Какой бы пушистой не выглядела его шерсть, я не собиралась ее трогать. Я где-то читала, что собаки могут отличить хороших людей от плохих, и мне не хотелось знать «вердикт».
– Тебе… э-э… нужно его выгулять?
– Не так поздно. У нас большой двор, и у него свободный доступ. Но он хочет перекусить в полночь. Ты убежишь от страха, если я тебя отпущу?
Осознав, что впилась ногтями в его предплечье, я разжала пальцы.
– Извини.
Эли выпутался из моих рук с улыбкой, которая выглядела почти ласковой, и исчез на кухне, сопровождаемый чудовищем. Услышав возню, скрип шкафчиков и тихое, терпеливое бормотание, я поймала себя на том, что улыбаюсь, и не была уверена почему.
Какое мне дело до того, есть ли у Эли собака, или перепелка, или стая выдр?
Когда Эли вернулся, вытирая вымытые руки о джинсы, я сразу же спросила:
– Где спальня?
– Не так быстро, – я склонила голову набок, и он улыбнулся. – Я хочу историю. Прежде чем мы поднимемся наверх.
Ах, да. Наш обмен.
– Ужасную, которая доказывает, какой я плохой человек?
– Не имеет значения, какую, пока это правда, – он помолчал, – и пока только я ее буду знать.
– Мои истории все такие.
Я уже рассказала ему о том, в чем никогда не призналась вслух ни одной живой душе. И он тоже – я знала это, не спрашивая. И у меня еще осталась отличная история для него:
– Когда мне было одиннадцать, Тиш и Ниота – ее младшая сестра – начали упрашивать родителей завести щенка. Они сделали презентацию в PowerPoints, расклеили плакаты по всему дому. Тиш больше нравились кошки, но если они собирались завести домашнее животное, то был необходим компромисс, а Ниота, будучи младшей, неохотно шла на уступки. В итоге они взяли из приюта Элвиса, помесь чихуахуа. Он был ... громкий и маленький. Он притворился, что меня не существует, и я отвечала ему тем же, и при этом, – я сглотнула, – маниакально завидовала этому псу. Потому что он каждую секунду каждого дня оставался с Тиш и ее семьей. Его кормили, о нем заботились, в нем души не чаяли. В то время как мне приходилось возвращаться домой и иметь дело с...
«Моей непредсказуемой матерью, младшим братом, который становился все более агрессивным, пустой кухней, запахом плесени и мыслями о том, чем я заслужила все это?»
– …много с чем. Итак, я смотрела на Элвиса и была так обижена, что снова и снова думала: «Почему на его месте не я?». Это стало похоже на... на раковую опухоль, пускающую метастазы при каждом общении с Тиш. Потребовалось много времени, чтобы отучить себя от этой привычки. Возможно, я так и не преуспела полностью.
Я ждала, что мои щеки запылают от стыда, как это бывало всегда. Но трудно винить себя, когда Эли не высказал ни упрека, ни отвращения. Он просто открыто принял историю, которую я носила в себе более десяти лет, как будто это было такой же естественной частью меня, как губы или рука.
– Твоя очередь, – сказала я.
Он кивнул. Глубоко вздохнул.
– В прошлую пятницу меня не было в городе. Я напился водки с несколькими коллегами, вернулся в отель и начал писать тебе письмо. Напечатал длинный-длинный текст, описывающий каждую вещь, которую представлял, как делаю с тобой. Я ничего не пропустил, но это было далеко не все. Я описывал, не стесняясь в выражениях, и исключительно подробно. Практически гребаная инструкция. К счастью, я заснул до того, как нажал кнопку отправить.
Сначала я почувствовала себя обманутой и чуть не обвинила его в мошенничестве – это была не та история, которая обнажает голую уродливую правду. Но это не мне было решать, не так ли? Возможно, для Эли признание в потере контроля было именно таким.
– Хочешь знать последнее, что я написал? – спросил он.
Я кивнула, сердце бешено колотилось в предвкушении.
– Как сильно я хочу подчинить тебя своей воле и трахнуть, – он покачал головой, издав печальный смешок, и кивнул на лестницу. – Все еще хочешь пойти в мою спальню?
Я не потрудилась ответить, а просто начала подниматься. Когда обернулась, чтобы проверить, идет ли Эли, то подловила его на том, как он пялится на мою задницу. В его улыбке не было раскаяния, как будто смотреть на мое тело – его священное право, и он планировал им воспользоваться.
Спальня была такой, какой и ожидалась у взрослого мужчины, который не планировал принимать гостей: просто обставленной, в основном опрятной, с неубранной двуспальной кроватью и минимум разбросанной одежды. Окна выходили на улицу, и Эли все равно задернул шторы. Когда он повернулся, я уже скинула туфли и рубашку.
– Остановись, – приказал он.
Я посмотрела на свои шорты.
– Хочешь, я их оставлю?
– Не-а. – Он подошел ближе. – Позволь мне сделать это.
– Вряд ли рационально.
И не сексуально. На мне была одежда, в которой я ходила за продуктами.
– Давай, Рута. Ты должна знать, что я собираюсь относиться к сегодняшнему вечеру как ко второму шансу, который, как я думал, мне никогда не выпадет.
Каждый щелчок, который издавала собачка, перепрыгивая с зубчика на зубчик, громко отдавался в тихой комнате. Эли расстегивал молнию, как будто разворачивал подарок. Затем, не сводя с меня глаз, просунул руку в шорты и кончиком указательного пальца коснулся хлопка моих трусиков. Мягко коснулся.
– Мило.
Он имел в виду «мокро». Я почувствовала влагу между бедер, и теперь он тоже.
– Тебя это не должно удивлять.
– Мне не нужно удивляться, чтобы наслаждаться этим. – Мои шорты слетели вниз по ногам. – Тебе, ведь, не нужно, чтобы я это говорил, что твое тело – самое совершенное, что я видел?
Я склонила голову набок, глядя, как он наблюдает за мной: с жадным желанием. Он задержал взгляд на моей груди, животе, бедрах. Все это даже хоть сколько-нибудь не было близко к совершенству. Но я любила свое тело, даже со всеми недостатками. Мне нравилось, что оно могло делать на льду и вне его, на какое удовольствие было способно, как выглядело в платьях, которые мне нравилось покупать. Мне нравилось, что оно без потерь пережило все невзгоды, с которыми столкнулось за первые восемнадцать лет. И мне нравилось, что Эли был того же мнения о нем, что и я.
– Я рада, что ты так думаешь. Не стесняйся использовать его так, как тебе хочется.
У него перехватило горло.
– Ты, черт возьми, понятия не имеешь, о чем говоришь, Рута.
Он прикоснулся ко мне так, словно возвращался в место ежегодного отпуска – знакомое и в то же время вечно желанное. Мой кружевной бюстгальтер не подходил к трусикам, но Эли было все равно. Он обхватил ладонью мою левую грудь, большой палец нашел мой уже твердый сосок, и потер.
Я закрыла глаза, выгибаясь ему навстречу.
– Тебе это нравится, не так ли? – он снова потер сосок, и у меня перехватило дыхание, а когда ущипнул, мне пришлось проглотить стон. – Знаешь, что я хочу сделать с тобой?
– Что?
Он открыл рот, затем закрыл и рассмеялся.
– Ты бы до смерти перепугалась, если бы я тебе сказал.
– Нет.
Он покачал головой.
– Это требует много доверия, общения, – он опустил руку, и я остро ощутила потерю, – времени.
– У нас этого нет.
– Знаю. – Его улыбка не была счастливой. Он расплел мою косу, отступил на шаг, чтобы еще раз взглянуть, и, казалось, остался еще более доволен. – Три раза.
Я нахмурилась, сбитая с толку.
– Позволь мне заставить тебя кончить три раза, прежде чем ты уйдешь.
Я попыталась вспомнить, кончала ли я столько раз с кем-нибудь раньше. Или одна.
– Это может быть слишком амбициозно.
– Может быть.
Он пожал плечами, и мне понравилось, что он не вел себя так, как будто знал мое тело лучше, чем я сама. Его самоуверенность не заявляла о себе громко, она просто была: спокойная и непреклонная.
– И все же позволь мне попробовать, – он уткнулся носом в мою шею и вдохнул. – Ты так хорошо пахнешь. Каждый день я думал о том, как хочу поцеловать твою сладкую киску. Можно?
Он умело мной управлял: давал мягкие указания, краткие инструкции, точные команды. Он хотел, чтобы я оказалась на кровати, на коленях, мои бедра по обе стороны от его головы, и исполнила все без особых усилий. Он все еще был одет, а я, обнаженная, сидела на его лице. Я почувствовала, как он проводит языком по всей длине щелки, начиная с клитора, и взрыв удовольствия был таким неожиданным, что я упала и уперлась ладонями в матрас, чтобы не рухнуть на Эли.
– Слишком много? – спросил он, продолжая целовать, посасывать и покусывать.
Мне пришлось подавить стон.
В прошлый раз ему потребовалось некоторое время, чтобы найти мои точки и правильный ритм, а, теперь, когда он знал основы, он представлял реальную опасность и упивался этим.