«Всегда».
Сердце у меня подпрыгнуло к горлу.
Я вошла в дом, и на меня снова напали: Тини положил лапы мне на грудь, а Эли только посмеивался, глядя на это.
– Лежать, Тини. Я никуда ее не отпущу в ближайшее время, так что подластишься к ней позже.
Тини лизнул меня в подбородок, и я вздрогнула.
– Я не ласкаю собак.
– Я просто в шоке. – Он снял очки и положил рядом со стопкой нераспечатанной почты. Теперь он был не Эли из «Харкнесс», а мой Эли.
«Мой?»
Было смешно и жалко думать о нем так, но меня все равно затопило облегчение.
– Это из-за тщеславия? – спросила я.
– Что? – Он взял что-то с полки, а Тини, обойдя нас, возбужденно запрыгал. Собаки всегда так бесстыдно счастливы? Наверное, что-то в их крови. Если это исследовать, а потом выделить, получится хорошее лекарство от депрессии.
– Очки. Ты носишь их только на работе. Ты пытаешься выглядеть не как бывший хоккеист, а как ботаник?
– Я ношу их только на работе, потому что, по словам моего офтальмолога, у меня зрение сильно пожилого мужчины, и мне нужны очки для чтения и работы на компьютере.
– Ах.
– Но спасибо, что сказала мне, что я выгляжу как упрямый качок.
– Я не...
– Тише. Я знаю. Пошли.
Теперь я поняла, что он взял с полки – поводок.
О нет.
– Куда?
Он прицепил поводок к ошейнику Тини.
– Выгуливать собаку.
Я сделала шаг назад, и Эли последовал за мной. Осторожно взял мою руку и вложил в нее поводок.
– Я не могу отвечать за...
– Если ты останешься, придется отрабатывать свое содержание.
Я покачала головой.
– На самом деле я не...
– Любишь домашних животных? – Эли посмотрел на меня так, словно, чтобы я не сказала, это его не удивит. Как будто знал затененные, скрытые части меня. По крайней мере, он знал, что они существуют. – Пойдем.
Он произнес это с доброй интонацией, но непреклонно, и у меня не осталось выбора.
Когда Тини что-то привлекало на тротуаре, он рвался туда, натягивая поводок, и я следовала за ним. Соседи, гуляющие со своими собаками, часто останавливались. Люди обменивались любезностями с Эли, а собаки энергично обнюхивали задницу Тини.
– Не это я себе представляла, когда сюда приехала, – пробормотала я, подчиняясь очередному капризу Тини. Эли казался невозмутимым и ни разу не попытался отобрать у меня поводок, даже когда Тини погнался за белкой, заставив меня бежать за ним. Должно быть, со стороны это зрелище напоминало сцену из мультфильма Looney Tunes.
– Не волнуйся, я трахну тебя позже, – пробормотал Эли, когда мы уже возвращались к дому. Он кивнул пожилой даме, которая выгуливала пуделя, до жути похожего на нее. Я посмотрела на Тини, затем на Эли. Между ними тоже было сходство: растрепанные, вьющиеся каштановые волосы. Это что-то значило? – Но раз уж в этот раз ты пришла ко мне, я подумал, что мы могли бы сделать все по-моему.
– Мы всегда все делаем по-твоему.
– Правда?
Нет, и я знала это. С самого начала это я устанавливала границы, обращалась с просьбами, возводила заборы. Вероятно, потому, что с самого начала чувствовала, что Эли будет готов преодолеть их. Его роль была четко определена: уважать мои желания, следовать моему примеру. Но за последние дни стало очевидно, что ему хотелось чего-то смутно-неопределенно большего, и это смутно-неопределенно пугало.
– Не волнуйся. Я не собираюсь просить тебя о чем-то скандальном, например, покататься со мной на коньках. – Он посмотрел на меня с нежным весельем, как будто я была ребенком, который все еще верил в лепреконов на краю радуги. – Это не свидание или что-то столь же морально извращенное.
И все же это беспокоило не меньше.
Дома Эли потратил пару минут, чтобы отправить файлы своей команде в «Харкнесс», а затем усадил меня на табурет, пока готовил мясо с кускусом и острыми, аппетитными приправами.
– Это последнее из твоих фирменных блюд?
– Ага. Мне придется выучить еще, если хочу продолжать заманивать тебя сюда.
«Правда? Уверен, что хочешь, чтобы я была рядом?»
– Где Майя?
– В кемпинге.
– Разве у нее нет летних занятий?
Он покачал головой.
– Перерыв. Она уехала сегодня рано утром.
Я пришла сюда, чтобы не оставаться наедине с мыслями, но под ритмичные звуки шинковки, шипящих на сковороде овощей, мои мысли вернулись к Флоренс. К тому, что она сделала. К тому, как она рационализировала свои действия, будто существовало веское оправдание ее поведению. За годы нашего знакомства должен был быть хоть один тревожный звоночек намекающий, что она способна на такое. Но я его упустила.
– Расслабься, – сказал Эли, напугав меня. Он обхватил меня за плечи и начал разминать узлы между лопатками.
– Я расслаблена.
– Конечно.
– Так и есть.
– Рута. – Что-то легкое и теплое коснулось моей макушки. Возможно, его нос. – Если ты здесь для того, чтобы не думать об этом, тогда не думай.
– Прости. Знаю, я – плохая компания. Мне нужно быть более...
– Более?
– Привлекательной, болтливой, общительной.
Он обошел меня, чтобы посмотреть в глаза.
– Правда, нужно?
Я пожала плечами. Эли вернулся к плите и, как настоящий повар, перемешал овощи в сковороде.
То, что я практически не умею нормально общаться с людьми, давно не было для него секретом. Но что, если Эли не понимал насколько все плохо? Вдруг он думал, что знает меня, а на самом деле…
– Если тебе чего-то и недостает, то мне все равно, – сказал он. – Ты мне нравишься такой, какая есть. Я уже говорил это раньше, но повторю. Ты забавная, хотя и любишь притворяться, что это не так. Ты верная: иногда не тем людям, но это все равно качество, которое я глубоко ценю, особенно после того, что произошло десять лет назад. У тебя сильное чувство справедливости. Ты обдумываешь все и предпочитаешь промолчать, чем лгать, даже самой себе, – он начал раскладывать еду по тарелкам, и с улыбкой добавил: – К тому же, как мы уже установили, ты фантастическая любовница, от которой потрясающе пахнет.
Мне следовало рассмеяться над его шуткой и отмахнуться от остального, но сердце у меня бешено колотилось где-то в горле.
– Я не знаю, что сказать.
– Ты могла бы вернуть комплимент.
– Я должна восхвалять твое чувство справедливости и нравственности?
– Не на эту часть.
– А, – я кивнула. – Ты тоже хорош в постели, – сказала я категорично, и мое сердце пустилось вскачь, когда он рассмеялся глубоким грудным смехом. – Ты не обижаешься на меня?
– За что?
– Если бы Флоренс не обворовала вас десять лет назад, у меня не было бы такой карьеры, как сейчас.
– У тебя все равно была бы карьера. – Он поставил обе тарелки на стол и подождал, пока я присоединюсь к нему.
– Конечно, я бы работала где-нибудь в другом месте. Но мой проект финансировался за счет того, что было взято у тебя.
– Я не обижаюсь на тебя за это. Хотя, похоже, что ты обижаешься на себя. И мы согласились, что не будем говорить сегодня об этом, – не сводя с меня глаз, Эли зачерпнул вилкой еду и начал есть. – Винсент не возвращался?
Я моргнула от резкой смены темы.
– Нет. Я звонила юристам по недвижимости, но сейчас лето. Некоторые в отпуске, некоторые мне не по карману, некоторые не принимают новых клиентов. Я хочу выкупить его долю, и у меня есть немного денег. Я откладывала на первый взнос за дом. Или на тот случай, когда моя машина покинет этот бренный мир. Или на случай, если мне понадобится новая почка.
– Эти три вещи имеют совершенно разную стоимость.
– Любите смотреть «Правильная цена» (прим. американское телевизионное игровое шоу, в котором участники соревнуются, угадывая цены на товары), мистер финансист?
Он улыбнулся.
– Ешь. Все остывает.
Я предполагала, что мы перейдем к сексу после ужина и загрузки посудомоечной машины, но оказалось, что существует такая штука, как хоккей по средам. Когда Эли взял меня за руку, скрепив наши пальцы в замок, и подвел к дивану, а затем включил телевизор, я не знала, как реагировать, но не протестовала.
То, как он обнимал меня, казалось одинаково чужим и знакомым. Я позволила себе пойти по пути наименьшего сопротивления и прильнула к Эли. Он был теплым. От него приятно пахло. Помимо секса, я никогда не прикасалась к кому-либо так долго, но контакт с ним успокаивал. Просмотр командных видов спорта в моем списке приятных занятий занимал место где-то ниже выщипывания колючек из кактуса. Однако, как ни странно, мне понравилось. Правда, понравилось.
Я была настолько расслаблена, что когда, то ли тридцать секунд, то ли сорок минут спустя, Эли пробормотал: «Это какая-то чушь!», я растерянно моргнула.
– Что случилось?
– Тот штрафной, что назначил судья.
– Ах.
– Игрок, что владел шайбой, отскочил в сторону, чтобы избежать столкновения. Защитник едва чиркнул его по коньку, и защитника наказали за подсечку. Давай, мать твою! – он махнул рукой, такой очаровательно раздраженный. – Судьи были дерьмовыми весь сезон, – пробормотал он, быстро глянул на меня, уже хотел вернуться к игре, но остановился и пригляделся ко мне повнимательнее. – Что это за лицо? Если считаешь, что его наказали справедливо, то, клянусь богом, я оставлю тебя на милость силам природы.
– Сегодня вечером очень тепло, так что природа будет ко мне милостива. А в хоккее я вообще ничего не понимаю, даже правил не знаю.
Он улыбнулся.
– Не волнуйся, я не собираюсь тебя учить.
Я озадаченно посмотрела на него.
– Ты много лет провела на катке, и если бы хоккей тебя интересовал, то давно бы узнала. Я не собираюсь навязывать тебе свои дерьмовые увлечения.
В груди вдруг стало тесно. Глаза защипало.
– Не будешь?
– Не-а. Просто скажи мне, что я прав, а рефери – говнюк.
Я проглотила комок в горле.
– Ты прав, и судья – говнюк.
– У тебя это врожденное.
Мы обменялись улыбками. Сила, тянущая меня к Эли, была не нова, но сейчас она ощущалась по-другому. Намного сильнее, и я просто не могла этого вынести.