Каток был его вторым домом. И в этом доме он стоял напротив женщины, которую любил, и которая ничего, абсолютно ничего, не сказала в ответ на его признание в любви. Эли очень хотелось надеяться, что она заманила его сюда, чтобы сказать, что видит будущее, в котором ответит на его любовь, но более вероятно… следующие двадцать минут она собиралась покорно изливать благодарность за то, что он помог ей с патентом.
Если она предложит минет в знак благодарности, то он заревет, как гребаный младенец.
– Не за что, – сказал Эли, опережая ее.
Рута растерянно взглянула на него.
– Поэтому мы здесь? Чтобы ты могла поблагодарить меня за патент.
Она прикусила губу, и Эли готов был опустошить свой банковский счет, чтобы иметь возможность самому ее освободить.
– Полагаю, я должна это сделать. Мы можем?.. – она указала на лед.
Конечно. Почему бы и нет. Если они будут катиться бок о бок, ему не придется смотреть на нее, пока она говорит, как высоко ценит его помощь.
– Мне следовало написать тебе. Я не хотела устраивать засаду.
Они двигались по льду в унисон. Как будто им суждено было быть вместе или что-то в этом роде.
– Но ты хотел покататься вместе, и я... я подумала, что ты, возможно, оценишь такой широкий жест.
Эли покачал головой.
– Не уверен, что мы с тобой любим широкие жесты.
– И, тем не менее, ты так много сделал для меня.
– Правда?
– И не единожды, – она беззвучно рассмеялась. – А теперь я не знаю, чем тебе оплатить. Ты вернул то, что было невероятно ценно для меня, и я теряюсь в догадках, как сделать для тебя хоть что-то отдаленно похожее. Ты обрек меня на неудачу.
Это было мило. Даже прелестно. Но благодарность – последнее, чего Эли хотел от нее.
– Я ценю это. Правда. Но я сделал это не для того, чтобы услышать, как сильно ты благодарна...
– Очень сильно. Но поскольку ты уже знаешь, мы можем пропустить эту часть и перейти к следующей.
«Спасибо, черт возьми!»
– К какой?
– Извинения. – Рута развернулась и проехала перед ним задом наперед, как будто ей было важно смотреть на Эли, когда говорит. – Ты просил меня доверять тебе, всегда был правдив со мной, а я обращалась с тобой так, будто ты в любой момент можешь меня облапошить. И за это я прошу у тебя прощения, Эли.
Извинения удручали его еще больше, чем благодарность.
– Ты только что узнала правду о Флоренс. Ожидаемо, что ты слегка потеряла веру в людей, – он ободряюще улыбнулся и затормозил. Рута тоже, в нескольких футах впереди. – Если не возражаешь, я поеду домой.
– Возражаю.
Он склонил голову набок.
– Что, прости?
– Я возражаю. Мне есть, что еще сказать. – Эли почувствовал прилив теплой, робкой надежды, пока она не добавила: – О том, что ты сделал для нас с Винсом.
«Когда же он перестанет обманывать себя?»
– Делал не я, а адвокаты, и я с радостью передам им твою благодарность. Хорошего...
– Прекрати. – Рута ухватила его за рубашку, прямо за планку с пуговицами, и потянула к себе. Палец коснулся его кожи, и это прикосновение было таким же возбуждающим, как всегда. – Пожалуйста. Дай мне сказать. Пять минут.
Она выглядела такой чертовски ранимой, и в то же время, до одурения красивой, что из Эли едва не вышибло весь дух. Ему, было больно находится рядом с ней, но сказать: «Нет» тому, кого любишь, казалось невозможным. Он мог дать ей пять минут из своей оставшейся жизни. Он мог дать ей что угодно.
– Конечно.
Эли снова заскользил по льду.
Она тоже, на этот раз рядом с ним.
– Я... – она замолчала, открыла рот, снова закрыла, что было совсем не похоже на Руту, которую он знал. А потом, когда он уже собирался подтолкнуть ее, наконец, спросила: – Могу я рассказать тебе историю?
– Ты можешь рассказать мне все, что захочешь.
Она кивнула.
– Раньше я считала, что люди, их истории и финалы могут быть либо счастливыми, либо трагичными. И я всегда причисляла себя ко второй категории.
Эли так хотелось обнять Руту, но он позволил ей продолжать.
– Но потом я встретила тебя и впервые задумалась, а нет ли в моих рассуждениях изъяна? Возможно, не все так однозначно. Может, люди могут быть и счастливыми, и грустными. Возможно, их истории запутанны и сложны. И финал не обязательно должен заканчиваться тем, что все сюжетные линии связываются в красивый бантик, но они и не обязательно заканчиваются трагедией.
– Я рад, что ты теперь так думаешь. – Эли не кривил душой. Может, Рута и лишила его душевного покоя, но он все равно хотел, чтобы она обрела свой. Похоже, кроме «отвлекаться», «облажаться» и «самоуничтожаться», у слова «влюбиться», есть еще синоним – «мучиться и наслаждаться», причем одновременно.
– Но ты сказал, что это не так.
В ее взгляде было столько сожаления, что Эли почувствовал его, как свое собственное.
– Извини, я не понимаю.
– В «Клайн». В конференц-зале, – она с трудом сглотнула, – ты сказал, что у нас самая трагичная история в мире.
Оказывается, речь о его признании в любви.
– Я не имел в виду...
– И я хочу, чтобы ты знал: что наша история не обязательно должна быть трагедией. У нее не обязательно должен быть плохой конец. Ей вообще не обязательно заканчиваться.
Эли ровно скользил по льду. Он не хотел, чтобы надежда, его надежда, придала словам Руты смысл, который она в них не вкладывала.
– Ей вообще не обязательно заканчиваться, – медленно повторил он. – Когда мы разговаривали в последний раз, я подумал, что мы и не начнем вовсе.
– Мне жаль, что я заставила тебя так думать. Наверное, – она покачала головой, продолжая катиться рядом с ним с безупречной осанкой и грацией. – Наверное, наша проблема – это секс.
– Секс?
– Да.
Он фыркнул от смеха.
– Если и есть одна вещь, которая никогда не была проблемой между нами, так это секс.
– Это не то, что я имела в виду. Секс отличный, и я хочу еще, – она прикусила губу. – Но это затмевает другие вещи, которые я хочу делать с тобой. Говорить. Слушать. Просто быть рядом. Это так ново для меня: жаждать чьего-то присутствия. Хотеть поделиться с тобой. Ужинать с тобой – желательно, чтобы ты готовил для меня.
Надежда взбудоражила кровь, и та зашумела в ушах.
– Значит, в моем лице ты получаешь дешевую кухонную прислугу, – пробормотал он, чтобы заглушить шум. Рута давала ему очень мало. Он признался в любви, а она, что наслаждается его обществом. Однако Эли готов был взять и это. Видимо, он был полной размазней.
– Я и сама умею вкусно готовить...
Резко оттолкнувшись коньком ото льда, Эли преградил ей путь. Рута ухватилась за него, чтобы не упасть. Они стояли так близко, он мог сосчитать ее ресницы, видеть, как она сжимает губы, чтобы они не дрожали.
– Рута, чего ты хочешь?
– Я пытаюсь сформулировать, но у меня плохо получается.
– Правда?
Ее бледные щеки вспыхнули.
– Говори, что хочешь сказать, – приказал он. – У тебя есть две минуты.
Она потратила тридцать секунд, просто оглядывая каток, ища… Черт его знает, что она искала, но Эли снова ощутил страх, что увидел слишком много в слишком малом. Но, в конце концов, Рута глубоко вздохнула, и когда заговорила, ее голос звучал твердо и уверенно:
– Я думала, что никогда не буду счастлива. Но с тобой, Эли ... Раньше я никогда не чувствовала такого, поэтому мне потребовалось время, чтобы облечь это в слова.
Сердце у Эли билось где-то в горле.
– Какие слова?
– С тобой я чувствую себя в безопасности, – ответила она.
Он заставил себя молчать.
– Я чувствую твое одобрение, – продолжила Рута.
И снова он молчал.
– И если во мне чего-то недостает, ты…
Этого он не мог вынести.
– Рута, в тебе всего достаточно.
Она отвела взгляд и вытерла щеку тыльной стороной ладони.
– Есть еще одно чувство. Оно росло между нами, и я не знала, как это назвать. Даже, когда я доверяла тебе. Даже, когда мои мысли всегда были заняты тобой, я все еще не находила подходящее слово.
– Какое слово?
– Любовь.
Мир остановился, кувыркнулся и вернулся в исходное состояние, но он был ярче, резче, слаще.
Идеальнее.
– Если ты все еще хочешь, чтобы я любила тебя, то я смогу, потому что уже люблю. – Две слезинки скатились по ее скулам. – А если уже не хочешь, то все равно я буду тебя любить. Но если ты дашь мне еще один шанс...
Эли хотелось рассмеяться. Ему хотелось закружить ее. Хотелось попросить выйти за него замуж прямо сейчас, пока не передумала.
Рута пожевала губу.
– Ты мне отказываешь?
– Боже, ты такая… – он покачал головой, затем обхватил ее ладони своими и наклонился ближе, вдыхая ее аромат. – Я люблю тебя. Ты – мой первый и единственный шанс.
Глаза у нее ярко заблестели.
– Да?
– Да.
Его до самых костей пронзила радость. В груди стало жарко. Словно Рута вытащила оттуда нож, которым сама же и пронзила. У нее все еще была сила уничтожить его и, вероятно, всегда будет. Но Эли надеялся, что Рута будет милосердна.
– Значит ли это, что мы собираемся встречаться? – серьезно спросила она, с трудом выговаривая последнее слово.
Эли не удержался и прижал большой палец к ее полной нижней губе.
– Это значит...
«Что ты моя, – кричала первобытная часть его натуры. – Что я забираю тебя себе, и буду беречь и приумножать, как сокровище».
– …что я собираюсь быть полностью откровенным. Я не всегда был таким с тобой, и это было ошибкой. Хорошо?
Она кивнула.
– Это значит, что я не собираюсь даже думать о том, что у нашей истории может быть плохой конец. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Она снова кивнула.
– И я буду видеть тебя каждый день. Научусь готовить больше блюд, буду упаковывать тебе ланч и вкладывать туда милые записочки. Я буду спрашивать, где ты хочешь переночевать: у себя или у меня, и при этом всегда предполагать, что мы проведем ночь вместе. Я буду думать о тебе, все чертово время, и поливать твои растения, когда тебя нет в городе, и держать тебя за руку на людях. Я собираюсь поцеловать тебя на публике и организовать для тебя вечеринку-сюрприз. Буду отправлять сотню сообщений в день с глупыми картинками, которые, по-моему, тебе стоит увидеть. Я чертовски прилипчивый, Рута. Ты сможешь это сделать? Ты сможешь жить со мной как со своим парнем?