– Я не гражданская, Вика, ты забыла?
– Но не оставаться же здесь? – обессиленно махнула руками девушка.
И я, оглядевшись, поняла, что она права. Черный дым заполонил практически всю территорию заставы, на земле возле столовой валялись пустые бутыли и тазики. Видимо, когда огонь на крыше подошел слишком близко, они тушили его даже своими питьевыми запасами. Это значит, что глубинка все же замерзла.
Спустя полтора часа приехал командир на патриоте и со спутниковым телефоном. По которому он тридцать минут отчитывался перед генералом. Еще спустя час приехала пожарная машина. Когда и тушить-то особо нечего было. Изумительная скорость, если учесть, что дизель загорелся около двенадцати дня, а спасать нас приехали в начале шестого. Вот она – глубинка нашей родины. Когда потушили догорающую дизельную, дыма стало еще больше. Видимость была лишь на расстоянии вытянутой руки.
На саму заставу заходить я побоялась. Да и Роман, словно цербер, не пустил бы меня туда. Когда надо – его невозможно найти, а когда не надо – он оказывался тут как тут и выговаривал мне, как я плохо себя веду и не слушаю его. Ну да, он же начальник… как я могу его ослушаться?
– Все, – спокойно сказал мне Калинин, подойдя ко мне со спины, я же вздрогнула от неожиданности. – Я договорился с командиром. Ты поедешь с остальными женщинами на Калинду, поживете пока втроем в приежке.
– Рома.
Мужчина взял меня за плечи, не дав мне повернуться, прислонился головой к моему затылку и продолжил:
– Без разговоров. Это приказ командира, так что будь добра, выполняй, Ворон. Пока не привезут новый дизель. Ты же умная женщина.
Я уже открыла рот, чтобы высказать ему все, что думаю, но он сжал руки на моих плечах крепче, тем самым заставив проглотить слова, так и не сорвавшиеся с губ.
– Так вот, ты должна понимать, что без электричества здесь делать нечего. Ты тупо застудишься, и все. В общем, принцесса, не вредничай и делай, что тебе говорят.
– Хорошо, – согласилась и тут же хмыкнула: – Только, как я понимаю, вы с командиром уже все за меня решили.
– Совершенно верно. Волгин обещал, что завтра – ну послезавтра край – привезут новый дизель. Пока установим, пока проверим – дня три-четыре все займет.
Я кивнула, но Калинин не спешил меня отпускать. Мы молча простояли так какое-то время, казавшееся бесконечным. Хорошо, что рядом никого не было, в том числе командира. Хотя… Хотя в тот момент мне было и на это безразлично: ну увидел бы, и что? Сообщил отцу? Ну и бог с ним… неважно. Все неважно, кроме того, что Роман наконец-то рядом, спустя безумно долгие три месяца.
Я собрала вещи первой необходимости и вместе с Викой и женой новенького уехала на Калинду. Босюсика пришлось оставить на заставе, так же как и Маруську с новорожденными котятами. Роман с Антоном обещали за ними присматривать.
Перед тем как уехать, мы с Викой накидали несколько тулупов к коробке, в которой жили новоиспеченная мамочка и её котята. Босюсику повезло меньше, в квартиру к Курковым мы побоялись его пускать.
На Калинде нас троих разместили в шестиместной приежке и даже выделили маленький навесной дверной замок. В столовой нам оставили вкусный ужин. На этой заставе был штатный повар, гражданский из местного населения.
Да, на сельской заставе жизнь шла по-другому. Не было того состояния невесомости. Будто ты замер в вакууме и мир сузился до двух единственных зданий и пятнадцати человек. На Калинде жизнь била ключом, в селе было целых три магазина. А еще была сотовая связь. И буква “Е”, обозначающая слабое, но подключение к интернету. Я смотрела на свой гаджет и пыталась понять, что же мне с ним делать.
За все эти месяцы я общалась лишь с братом, звонила ему во время выездов в магазин за продуктами либо когда меня ставили в наряд на семьсот семнадцатый километр, там была связь. На этом все мое общение с внешним миром заканчивалось. Пару раз я в “Вотсапе” отвечала школьной подруге, что жива-здорова, и все.
Одногруппницы и одногруппники пропали еще тогда, когда я впала в немилость к отцу. Вот и вся институтская дружба. А родители… С ними я не общалась с августа, да и не хотелось.
Телефон в моих руках ожил, на нем загорелась фотография любимого братика.
– Да, Сенечка, – преувеличенно бодро ответила я.
– Настя, что там у вас произошло? – затараторил брат, и я, встав с одноместной койки, подошла к окну.
– Ты о чем, дорогой?
– Я тебя спрашиваю, – повышая громкость, продолжил Арсений.
– У меня все в порядке, вот… – Оценила увиденное через грязные стекла окон и размеренно ответила: – На заснеженный пейзаж любуюсь, на людей. Выходные у меня, Сень, а что?
– Папа с мамой поругались, – почти шепотом произнес брат. – Сейчас, подожди. – Послышался звук быстрых шагов, затем два хлопка, видимо, домовой и машинной дверей. – В общем, матери позвонили и сказали, что на вашей заставе пожар. Она давай отцу звонить, ругать его.
– Ох, – показательно охнула я: мне было смешно, что первой обо всем узнала мама, это ей позвонили…. Конечно, возможно, отец к тому моменту тоже был уже в курсе всего, но все же я не ожидала, что и у матери есть свои осведомители.
– Настя, ты только представь, мама повысила голос на отца. Она кричала, Настя, я не слышал такого с тех пор…
– С тех пор, как ты в восьмом классе пошел в театральный кружок. Я помню, как она отстаивала твои интересы. Везунчик.
– Наськин…
– Да, да. Необычно, согласна. Так что договаривай, раз уж начал, мне правда даже интересно стало.
– Нет уж, сначала ты мне в деталях обо всем расскажи. Я фиг что понял из их криков.
– Подожди, Сень, ты же говорил, что они ругались по телефону… – Я прикусила губу в ожидании чего-то интересного и присела обратно на кровать.
– Ну это сначала, а потом отец приехал домой – и понеслось.
– Стоп. Сеня, ты сказал, что папа приехал в рабочее время домой, или я ослышалась?
Разговор становился все интереснее, я быстро поднялась и, улыбнувшись нахмурившейся Вике, покинула приежку.
В ленинской комнате никого не было. Я, дойдя до самого дальнего окна и облокотившись на подоконник, рассказала брату о пожаре во всех подробностях. Потому что знала: это тот случай, когда информация в обмен на такую же информацию.
– Крутяк, Наська, весело там у тебя.
– Да уж, в гробу я видала такое веселье. Теперь давай ты.
– Ну что я могу тебе сказать? – Сеня замолчал, что-то промычал и, тяжело вздохнув, все же начал: – Ты сидишь там?
– Слушай, говори уже, не надо тут всяких театральных пауз и приемов.
– Ну, смотри, я предупредил. В общем, это была мамина инициатива – отправить тебя в такую глухомань. Как раз там у нее кто-то знакомый. – Я молчала, да и что мне было на это ответить? – А вот что в итоге все переигралось с твоим окончательным местом службы – это уже так захотел отец.
– И что? – обессиленно шепнула я. Какая разница, кто первый, кто второй, – все едино… Мои родители решили проучить меня. Жестоко проучить.
– Я думал, тебе будет интересно. Мама планировала тебя на месяцок туда, лишь бы ты про Слесаренко думать перестала, а отец уперся рогом, говорит, что ты и там неплохо устроилась. Да и пользы больше от тебя будет там, чем здесь. Что он мог иметь в виду, как ты думаешь?
– Сень, понятия не имею. Да и, если честно, не хочу. Не хочу я копаться в их мотивах и планах. Если скажу, что мне все равно, то совру, но я хочу, чтобы мне было наплевать на это.
– Насть…
– Сень, у меня уже ночь почти, я спать хочу.
– Прости, сестра, блин, Наська. Я не хотел тебя еще больше расстраивать.
– Да-да, ты просто хотел получить информацию.
– Ну, прости меня, дурака. Да и вообще, любопытство не порок.
– А большое свинство, Арсений. Я не обижаюсь, но правда очень спать хочу.
Я чмокнула трубку и сбросила вызов. О словах брата следовало подумать, но не сегодня – сегодня мне оставалась прямая дорога в кровать. Спать. Спать. Спать.
Глава 16Хорек в шоколаде
Дизель привезли, как и обещали, на следующий день, ближе к вечеру. К ночи его уже запустили, и на следующее утро заработала глубинка с водой. Но нам возвращаться не разрешили.
– Поживите там еще денек, – звучало из телефонной трубки.
Калинин был непреклонен и никаких моих доводов не хотел слышать: нечего вам здесь делать, и все. Я теряла терпение. Связь и наличие целых трех магазинов совсем не радовали… Мне хотелось обратно в мой ставший уже родным лес.
Пыхтя как тот ёжик, вышла из здания заставы и наткнулась взглядом на сидящую в курилке Вику.
– Ты чего? – удивилась я.
Девушка хлюпнула носом и, так и не выкинув сигарету, отвернулась от меня.
– Вот только давай без нотаций. Мне Ромки хватает.
Я присела рядом и тихо произнесла:
– Я не собиралась тебя поучать, просто очень удивилась, застав тебя здесь. За три с половиной месяца я ни разу не видела, чтобы ты курила.
– Значит, хорошо скрывалась, – усмехнулась Виктория и, наконец-то сделав последнюю затяжку едкого дыма, затушила сигарету.
– И?
– Что «и», Настя?
– Ну-у-у, я же вижу, что что-то не так.
Куркова повернулась и серьезно посмотрела на меня.
– Тебе оно надо?
Только сейчас я заметила, что у Вики слегка припухший и красный нос и такие же красные глаза. Как говорится, на мокром месте.
– Пойдем погуляем, поговорим. – Не дожидаясь положительного ответа, я поднялась с места и потянула девушку на себя. Она не стала противиться и просто молча пошла следом.
Мы отправились к воротам, затем вышли за территорию, и, лишь когда я чуть не свернула на дорогу, ведущую в село, Вика схватила меня за локоть и потянула в противоположную сторону, на протоптанную лесную тропинку.
Все же лес здесь был безумно красивым – что летом, что зимой. Сейчас усыпанные снегом высокие ели словно освещали наш путь, тогда как солнце спешило сесть за горизонт.
– Не боишься замерзнуть? – Я первой нарушила тишину, накинув поверх шапки капюшон пуховика.