— А… э…
— Ты вслух бормочешь, милый. Фразу кошки Лой, между прочим. И ещё спрашивает меня, зачем я собралась с ним!..
— Послушай, но я же никогда!..
— Ти-хо, тихо, — Тэль вдруг оказалась совсем близко, приложила чуть пахнущую неведомыми травами ладошку к его губам. — Знаю, что никогда. Не злись, милый. Но Единороги должны присматривать за своими Драконами. Огонь воплощённый силён в вас, его ничем не затушишь.
— И что? — возмутился Виктор. — Это ж не значит, что я кинусь на всякую…
— Эльфиек никогда не хватает на всех, — промурлыкала Тэль, — а некоторые из них весьма соблазнительны, вдобавок владеют чарами, что способны на время одурманить даже Дракона Воплощённого.
— Да не нужны мне эти эльфийки!..
— А кошки? — прищурилась Тэль.
— Кошки хороши в своём исконном виде. Вот как в Рос… то есть в Изнанке. А когда они начинают превращаться в женщин…
— Они и не превращаются, только в особых условиях, — Тэль на цыпочках пробежала к кухне. — Хлеб, сыр, колбаса, укроп, кинза, лук — явитесь!
…Нож ловко и ладно стучал по доске. Если Неведомый клан и не обладает «всей силой» где-то там в мире, то вот тут он, похоже, достиг совершенства.
— Готово, — Тэль взяла старомодную плетёную корзинку, ту самую, с которой нашла Виктора после их прыжка с моста в реку, когда пришлось спасаться от Наказующих клана Воды. — Пошли. Ты полетишь, я поскачу. И я открою Путь.
— А может, всё-таки обычным образом?
— Обычным — это я у тебя на спине, между крыльев? — спросила Тэль.
Виктор кивнул, неожиданно почувствовав себя донельзя глупо.
— Лой просила о срочной помощи. Они с Ярославом и остальными в беде. — Тэль сдвинула брови. — Ты оставишь её в опасности?
— Её?
— Ну прости, прости. Не буду тебя кусать, — повинилась Тэль. — Если ты готов, то — в дорогу!
Последние наставления Всеволоду были даны. Как ни странно, Тэль обошлась без непременных «одевайся теплее» и «если промочил ноги — сразу переоденься». Просто обняла сына, взглянула в глаза:
— Приведи её домой. Пожалуйста.
— Не беспокойся, мам. Всё в порядке, пап. — Всеволод тоже был готов. Оделся он излишне франтовато на взгляд Виктора: чёрные брюки и рубашка, белый шейный платок, чёрный плащ с белой подкладкой, скреплённый серебряной застёжкой в виде драконьей головы. На поясе, в чёрных ножнах, висела короткая шпага с серебряной рукоятью — тоже в виде драконьей головы. Одежды просто вопияли: «Идёт ученик мага, а может быть, и юный маг, не мешайтесь под ногами!». А вот тем, кто поумнее, символы Дракона сказали бы и большее: этот человек под личным покровительством Повелителя, не трогать и подчиняться!
— Не слишком заметно? — спросила Тэль задумчиво, на секунду опередив аналогичный вопрос Виктора.
— На востоке неспокойно, — ответил Всеволод. — Всегда найдутся задиры и грабители. А такой костюм их отпугнёт… ну, кроме самых жадных и глупых. Но жадных и глупых я не боюсь.
Виктор и Тэль переглянулись.
— Да, ты прав, — решила Тэль. — В дорогу! Мы уйдём первыми, ты следом.
Виктор молча снял с пальца перстень. Чёрное золото и несколько крошечных, но чистых бриллиантов. Протянул его сыну.
— Держи. Ты знаешь.
Всеволод кивнул. И бережно взял перстень.
…Эрик разделся. Но только до трусов. Нотти, к счастью, на стриптизе не настаивала. Пока парень жался к костру, она торжественно, будто выполняя какой-то ритуал, поднимала на вытянутых руках то штаны, то футболку, то куртку — мгновенно налетал порыв ветра, трепал одежду, и через минуту Нотти бросала её Эрику, уже сухую, тёплую и словно бы даже отутюженную.
— С тобой никакой стиралки не надо, — буркнул Эрик, натягивая джинсы.
— Стиралки? Прачки?
— Нет, стиральной машины, — Эрик заинтересованно посмотрел на девушку. — Не знаешь, что это такое? Ты из этого мира? Тут волшебство, а техники нет, верно?
— Да знаю я! — Нотти бросила ему футболку и покрутила в воздухе рукой. — Там такая круглая дверца, да? И за ней крутится одежда? А потом начинает гудеть и сильно крутиться?
— Точно, — ответил Эрик. Прекрасная теория рассыпалась на глазах. — Жаль, что ты не помнишь, откуда ты.
— А ты помнишь?
— Я из Владивостока. Город такой, в России.
— Это на востоке, да? У моря? — небрежно спросила Нотти. — Я учила. А как ты сюда попал?
Эрик беспомощно махнул рукой. Получалась полная ерунда! Девушка умела колдовать, никаких сомнений, такое только в кино увидишь. Одета в старом европейской стиле. При этом знала про Россию и Владивосток. И про бытовую технику тоже.
Да где же они?
— Я прыгнул с обрыва, — мрачно сказал Эрик.
— Хотел умереть? — деловито уточнила Нотти. Помахала в воздухе носками Эрика, брезгливо поморщилась и кинула ему. — Ты бы их менял почаще, что ли… Так что хотел — умереть? Или превратиться в ветер?
— Ничего я не хотел, — сказал Эрик. — Сам не понимаю, что на меня нашло. Будто что-то позвало, потащило ночью из квартиры, забрался на ограду и…
— Твой мир тебя вытолкнул, — спокойно сказала Нотти. — Это известная штука. Ты живёшь в мире, где нет волшебства, верно?
— Верно. Ну, всякое говорят, — Эрик натянул сухие носки. — Но, по-моему, нет. Только в книжках и кино.
— У нас этот мир называют Изнанкой. Кроссовки дай, — попросила Нотти. — Сухая обувь — самое важное, так мама говорит.
Она опять на миг запнулась, задумалась и с огорчением покачала головой.
— Слова только вспоминаются… даже лицо мамино не помню. Так вот, если в мире нет магии, то ты для него слишком тяжёлый. И ты проваливаешься.
— В мир, где есть магия?
Нотти замерла, стоя с кроссовками в поднятых руках. Вокруг кроссовок свистел ветер.
— Наверное, — сказала она неуверенно. — Ведь то, что я делаю, это магия?
— Да.
Нотти кинула ему обувь.
— Так значит, если меня сюда вытолкнуло, если я провалился… — Эрик помолчал. — Я тоже волшебник?
Нотти пожала плечами. И, отмерив пальцами что-то совсем крошечное, показала Эрику.
— Может быть, на вот столечко. Даже капля магии делает тебя тяжёлым для Изнанки… Гляди, светает!
Небо и впрямь посветлело. Тучи развеивались, уплывали от берега в море. Появился алый отблеск на горизонте.
— Погоди, а… а ты сама? Тебя тоже вытолкнуло?
— Меня? — нахмурилась Нотти.
— Ну да. Тебя. Если я — слишком тяжёлый для своего мира, значит, и ты тоже! Эвон что можешь!
Девушка помедлила, прикусывая губу. Делала она это неосознанно, но настолько по-особенному, что мысли у Эрика закрутились совершенно определённые.
— Может, ты тоже из России? Потому мы друг друга и понимаем…
— Мы же не по-русски говорим, — напомнила она.
— А ты и русский знаешь? То есть помнишь?
Нотти наморщила лоб и вдруг прочитала:
— У Лукоморья дуб зелёный,
Златая цепь на дубе том…
И, хотя все слова были совершенно понятны, Эрик враз ощутил, что это и впрямь иной язык. Тот, на котором они заговорили здесь, был нерусский русский, а этот — настоящий, русский русский.
— Так ты наша! — обрадовался Эрик. — Из России! Просто забыла, откуда!
— Я учила… — мучительно пыталась вспомнить Нотти. — Но кто меня учил? Как?
— А школу? Школу не помнишь? Подружек? И… ну… парней там…
Последние слова он выдавил как можно небрежнее, но на всякий случай отвёл глаза.
— Нет. Никаких парней, — отрезала она.
— А ещё стихи помнишь? Как там дальше?
Стихи Нотти помнила, про «дядю самых честных правил», и про «скажи-ка дядя, ведь не даром», и даже «Шёл с работы дядя Стёпа, видно было за версту» — заклинило её на дядях, которых в русской поэзии оказалось удивительно много. Однако вот чьи стихи — отшибло начисто.
— Не, — наконец призналась она жалобно. — Ничего. Пусто. Помню, что мама и папа были… но и только.
— И дядя был? — пошутил Эрик. И бодро сказал. — Зато теперь я уверен. Ты наша, провалилась, как и я…
— А откуда я знаю, что именно «провалилась»? И про Изнанку откуда?
Приходилось признать — да, этого в русских школах не учили.
Ладно, об этом он подумает чуть позже. Пока что они живы, более-менее здоровы, и пора решить, что делать дальше.
Эрик, одевшись и обувшись в сухое, чувствовал себя гораздо лучше — вот только хотелось пить и есть. Он встал, потянулся и осмотрелся.
Да, всё так, как и казалось ночью. Узкая полоска пляжа под высоченными скалами. Изборождёнными трещинами, но почти отвесными, а кое-где поднимающимися и с отрицательным уклоном — море тысячелетиями било в них, подтачивало, размывало.
— Подниматься будет… тяжело, — растерянно сказал Эрик.
— Но придётся это делать быстро, — добавила Нотти. — Прилив.
Вода и впрямь прибывала с пугающей быстротой. Эрик смерил взглядом расстояние — похоже было, что через пять-семь минут море подберётся к подножью скал.
— Нотти… — сказал Эрик внезапно охрипшим голосом. — Слушай… такие дела. Я не заберусь, наверное. Точно не заберусь.
Они вышли за ворота — Виктор в «дорожном», с рюкзаком за плечами, и Тэль — в не слишком практичном платье, с золотым лаком на ногтях, с корзинкой на сгибе локтя.
— Перекидывайся, — строго сказала она. — И лети за мной. Не отставай, никуда не сворачивай…
— На эльфиек не заглядывайся…
— Вот именно, — прежним тоном продолжала Тэль. — И будь готов меня защитить.
Виктор немедля расправил плечи.
И молча смотрел, как жена сделала шаг, другой, и…
Он, как всегда, пытался поймать момент превращения. И, как всегда, его пропустил.
Белый единорог тряхнул шелковистой гривой. Исчезла Тэль, исчезла корзинка; витой рог во лбу грозно склонился, точно перед атакой. Ударили копыта, единорог распластался в беге, устремляясь прямо к завесе дремучего леса в отдалении — перемахнул через живую изгородь, помчался по лугу, всё быстрее и быстрее, словно лоскут снежного пламени на фоне расцветающей весенней земли.