Эрик посмотрел на Нотти и спросил:
— Ты что-нибудь поняла?
Увы, Нотти тоже беспомощно покачала головой.
Дельфин презрительно фыркнул и замолчал.
Виктор успел. Когти рвали опутавшие белого Единорога ветви, оборачивающиеся зеленоватыми склизкими щупальцами, тянувшими Тэль в разошедшуюся ткань Пути. Дракон обхватил спутницу лапами, рванулся вверх; зелёные вервия лопнули, и Виктор едва не очутился над вершинами этого проклятого леса. Тэль немедля лягнула его копытцем в пузо (как только ухитрилась!) — вниз, мол, скорее вниз!..
И точно — Путь задрожал, теряя очертания, едва Единорог оторвался от него, и вновь обрёл вещественность, чуть только Тэль коснулась здешней «земли» (или что это было). Бока белого единорога вздувались и опадали, на губах пузырилась пена. Ничего подобного Виктор никогда не видывал, и в голову лезло одно лишь дурацкое «загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?».
Лес вокруг них вновь замер, застыл, однако по нему пробегали волны, точно по театральному занавесу, за которым вовсю крутится мощный вентилятор. Виктор прислушался — оттуда доносились звуки, каких здесь быть никак не могло.
Приятный женский голос очень правильно выговаривал слова:
— А теперь прослушайте программу передач Всесоюзного радио… «Пионерская зорька» — в шесть часов сорок минут; обзор газеты «Правда» в семь часов. Радиожурнал «Земля и люди» — в семь часов двадцать минут…
Виктор ощутил, как земля уходит из-под драконьих лап. Встряхнул рогатой головой, прислушался вновь, но голос диктора никуда не исчез, правда, сделался отрывистым, словно кто-то разрезал магнитофонную ленту и кое-как склеил:
— Передача «В рабочий полдень» — двенадцать часов сорок минут… Стихи поэтов Анголы — четырнадцать часов тридцать минут… «Рабочее движение» — пятнадцать тридцать… Концерт мастеров искусств Таджикской ССР в девятнадцать часов…
Виктору очень хотелось всем телом броситься на притворяющуюся лесом преграду, смять её, разорвать, сжечь безумие драконьим пламенем; и, наверное, он бы бросился, если б Единорог не заржал неистово, вставая на дыбы.
«Нет!»
Тэль помчалась, наклоняя рог, словно рассекая им неведомое. Виктор нехотя последовал за ней — хотя этот голос дикторши наверняка был такой же ловушкой, извлечённой из его памяти.
Волшебный лес по обе стороны проложенной Тэль тропы дрожал, гнулся, словно под ветром, вековые стволы изгибались, как водоросли в бурю. Всё громче и отчётливее звучали голоса большого города, и отнюдь не современной Виктору Москвы: кто-то выхватывал фрагменты старых передач и швырял их на ветер, точно страницы разорванной книги. Смешивались воедино ударные вахты в честь какого-то съезда партии, трудовые успехи строителей БАМа и открытие новых станций метро, осуждение антипартийных группировок, чемпионство московского «Спартака», освобождение Киева от фашистов и бойкот Олимпиады-80.
Это были голоса людей, множество голосов — дикторы, комментаторы, а наравне с ними — те, кто обсуждал всё это на кухнях огромной страны, от Нарьян-Мара до Кушки и от Калининграда до Петропавловска-Камчатского.
Доносились звуки улиц и вокзалов, «скорый поезд номер два сообщением Москва — Ленинград отправляется с третьей платформы», «куда ты на своём жигулёнке?!», «хотите — берите с нагрузкой», «товарищи, запись на новогодние заказы в помещении профкома, все запомнили?»…
Это сводило с ума. Уже не воспоминания о друзьях — Виктор судорожно искал в хаосе звуков голоса родных, мамы, отца, других. Голоса школьных приятелей, голоса институтских друзей; жизнь, которая ушла и которой уже никогда не будет. Голоса, которых он никогда уже не услышит…
Стоп! Что значит «никогда не услышит»?! Баба Вера жива! Мама жива! Да и друзей-приятелей, пусть не всех, найти можно!.. Что за уныние, Дракон?
Лес меж тем сделался совсем прозрачным — ну, словно картинка в старом телевизоре. Через неё просвечивали грязно-серые стены пятиэтажек, заросшие дворы меж ними, сушащееся бельё на верёвках; Виктор даже разглядел немногочисленные машины: горбатые «Запорожцы», старые «Москвичи» и всего один жигулёнок. Начало семидесятых, судя по всему. Или середина? Впрочем, неважно.
«Мир Изначальных властно протягивает руки…» — начало привычно думаться ему.
«Нет, — вдруг заспорил он с самим собой. — У Обжоры это был настоящий хаос. Условный. Дома из ниоткуда, парнишка-солдат неведомо какой армии, а скорее, просто отражение моего страха, а тут… слишком уж подробно, слишком уж детально. Не похоже!..»
А Путь, пролагаемый Тэль, доселе шедший стремительно и прямо, вдруг запетлял, и сама она заметалась из стороны в сторону, словно пытаясь отыскать тропу средь топкого болота. Исчезли последние следы волшебного леса, Дракон и Единорог оказались на городской окраине: здесь сходились относительно новые кварталы пятиэтажек, упираясь в покосившиеся избы какой-то деревеньки, очевидно, сносимой в соответствии с очередным пятилетним планом.
«Ничего, ничего, — подумал Виктор, успокаивая себя. — На Пути всегда так. Видения, призраки, морок. Ничего особенного, совсем-совсем ничего. Нас они не видят, их вообще не существу…»
— Ма-а-ам! Смотри! Смотри же! — завопил какой-то мальчишка. Целая стайка детей бросила игру посреди заросшего травой двора и вытаращилась — явно на них с Тэль!
С лавочки у подъезда аж поднялись три старушки.
Забивавшие «козла» мужики в трениках и майках вылупились тоже.
Постойте, это что же?! Они нас видят?
А почему не разбегаются в панике?
— Чего там, чего орёшь? — недовольный женский голос. Дородная тётенька в застиранном сиреневом халате без рукавов появилась на ближайшем балконе. — А, кино небось снимают! Чучела везут!
«Я тебе покажу „чучело“!» — немедленно взъярился господин Дракон, и тут же ощутил внезапную команду Тэль: «Перекидывайся!»
Виктор очень надеялся, что панические нотки в этой мысли ему почудились.
Однако исполнить команду поспешил. В такие моменты с супругой лучше было не спорить.
Взглянул на себя — клетчатая ковбойка, лёгкие летние брюки. Дешёвые сандалеты на босу ногу. Тэль в бриджах до колен а-ля Наталья Варлей в «Кавказской пленнице», бело-зеленоватой блузке с короткими рукавами и лихо заломленном беретике. Корзинка с припасами, увы, исчезла, то ли не выдержала боя, то ли превращений. А позади них…
Позади них и впрямь виднелись два чучела — дракона и белого единорога, на платформе, и грузовичок впереди неё, из которого, судя по всему, они с Тэль и вылезли. Древний ГАЗ-51, если кому интересно.
— Тэль? Тэль, что это?
— Не знаю, — она обернулась, в глазах плескался ужас. — Я такого… я никогда не…
— Во что мы упёрлись?.. Где Путь?
— Не знаю, сказано же!
Такой он своего Единорога, женщину Неведомого клана, — «ты не знаешь, насколько мы сильны», — ещё не видывал.
Виктор шагнул к ней, обнял за плечи. Плечи подрагивали.
— Сбилась с дороги?
— С Пути невозможно сбиться. — Боже, что это? Да она сейчас расплачется! — Путь есть Путь. Единорог творит его сам, прокладывает сквозь Хаос. В этом наша суть. Дракон выжигает огнём отжившее, тень его крыл позволяет подняться новому. Это ваше дело. А мы — мы пролагаем Пути.
Договорить она не успела, потому что вся ребячья стайка уже мчалась к ним, сломя голову.
— Виктор! — запаниковала Тэль.
— Дяденька! Тётенька! А это что? А это куда? А это для чего? — вопросы посыпались градом. И только один паренёк, пониже других и посерьёзнее, глядел нахмурившись и морща лоб, словно пытаясь что-то уразуметь.
— Кино. Кино снимаем, — выдавил Виктор. — «Единорог и Дракошка». Вот… задержались…
— Дядя, а вы откуда приехали? — вдруг спросил серьёзный мальчик. — Там же дороги нет. Это на Ивановское просёлок, там же мост разобрали…
— Уже починили, — автоматически ответил Виктор. Тэль, болезненно морщась, озиралась по сторонам, словно и впрямь отыскивая дорогу. — Дети, как проехать… к центру?
Ничего лучше в голову ему не пришло.
— Так как ехали, так и ехайте! — выпалила бойкая девчонка с косичками. — Прямо, по Коммунистической. А потом направо по Святым Ударникам. А потом…
— А потом Ленина, — встрял другой мальчуган. — Она напрямик идёт!..
— Спасибо, дети, — не своим голосом сказала Тэль. — Витя… поехали…
Поехали?..
Супруга уже забиралась в кабину.
Делать нечего. Господин Дракон полез следом.
Если это иллюзия — то превосходная.
— Тэль! Что мне с этим делать?
— Будто я знаю! Кто у нас с Изнанки, ты или я?
— Я не шофёр! Никогда им не был! И на таком… раритете… не ездил!
— Я тем более!
— Ладно, тихо, тихо! Сейчас разберёмся…
Н-да, дизайн спартанский. Ничего лишнего. Никаких тебе подушек безопасности и тому подобного.
— А ключи?
— Какие ключи?
— От зажигания.
— Дракону нужен ключ, чтобы возжечь пламя? — искренне удивилась Тэль.
— Ты что, совсем?! — яростно прошипел Виктор. — В Москве не бывала, на машинах наших не ездила никогда?
— Ездила. Но… не смотрела, как там и что, — смутилась Тэль. — И вообще, я девочка! Девочкам это знать не положено!
— Феминистки тебя б живьём слопали, — мрачно сказал Виктор. Детвора так и стояла у обочины, пялясь на чучела. — Но как-то же ты этот грузовичок изобразила! И детали все на месте. Ну, почти.
— Не знаю, как у меня это получилось, — призналась Единорог.
— Именно что не знаешь. Но ни замка зажигания, ни ключей нет.
В памяти всплыло полузабытое слово «перегазовка». Чёрт возьми, что это такое?
— Дракон возжигает пламя, — тихонько повторила Тэль. — Он сам есть и ключ, и замок…
— Ключ, замок… Дорогая, где мы вообще? Куда ехать?
— Ты же слышал. По Коммунистической, потом по Ударников, потом по Ленина…
— Это что, настоящий город? В России? Не видение, не мираж? Мы что, в Изнанке?
Тэль покачала головой.
— Я бы знала. И просто ушла б обратно. Но это не Изнанка. Или, во всяком случае, очень необычная Изнанка. Что говорит тебе твоё сердце, Владыка?