— Там были следы пыток, — с тяжелым вздохом сказал Стиверс. — Его пытали, и точно не мои люди. Если всплывет факт, что ректором академии был завербованный русской разведкой человек, то я потеряю свое место быстрее, чем успею охнуть. Никто не оставит на должности того, кто все знал, но ничего не сделал.
— Вот только у наших с тобой стран есть свои договоренности, — продолжила я за него. — Если всплывет то, что ты не просто знал, но еще и всячески содействовал в решении неких вопросов, головы полетят все. И у власти останутся лишь нужные министру люди, которые понятия не имеют, как руководить страной.
— Правильно мыслишь, — кивнул он, подтверждая мою догадку. — Убийством Канвижера кто-то пытается убрать разом всех кандидатов на следующие выборы. Ланвельда – как всеобщего любимчика. Меня – как реальную угрозу шатающегося под Депесар стула. Через полтора года начнется агитация, а я смогу развестись. Неженатый политик с амбициями, ректор независимой академии и любимчик всех женщин. У меня были бы неплохие шансы. Добавь сюда мое имя, состояние и нейтральное отношение к действующей власти. Все недовольные и нейтралы пошли бы под моими лозунгами. Ланвельд для них не настолько большая угроза. Он думает шаблонами и подвержен влиянию рыжей овцы, которая подведет его под монастырь.
— Черт, — тихо выругалась я сквозь сжатые зубы, — ты прав, сейчас не лучшее время, чтобы играть в любовь. Нас конкретно подставляют. Если кто-то знал, что Канвижер наш агент, то непременно догадается, что под видом эксперта пошлют следака, способного найти и устранить виновного в его смерти.
— Правильно, — кивнул он, — и как только ты прибыла в стены академии, то попала под их прицел. Теперь мы все играем на одной стороне, ибо ставки в игре слишком высоки.
— Мы должны найти того, кто использовал яд и пытал ректора, — усевшись ему на колени, я уперлась головой в плечо мужчины. — У меня нет слов, какая это большая подстава. Связного нет, мы фактически отрезаны от мира, а убийца все еще среди нас. Весело… Ничего не скажешь!
— И самое печальное во всем этом, — хохотнул Инетер, — то, что от работы постоянно отвлекают идиотские мысли и желание немедленно трахнуть тебя на любой пригодной поверхности.
— Идиот, — засмеявшись, я ударила его ладонью по другой стороне груди, — но я бы не отказалась от секса, может, хоть тогда бы полегчало.
— Это вряд ли, — серьезно сказал блондин. — Пошли работать, ведь именно труд сделал из обезьяны человека.
— А из человека бессмертного пони, — с сожалением протянула я и согласилась с его словами.
Глава 6
После познавательного диалога мне оставалось лишь ждать, какое решение примет Ланвельд. Но факт того, что каждый из нас оказался в глубокой заднице, не отпускал до самой ночи. Стоило только остаться одной, как все дурные мысли разом обрушились на меня. Словно кто-то специально собрал нас троих вместе. Моя любовь к Тонсли, одержимость Ланвельда Стиверсом, попытка Инетер забыться в моих объятиях. Это бесконечной красной нитью шло через всю историю наших взаимоотношений. И если кто-то попытается распутать этот причудливый клубок, то поймет, что у него нет ни конца, ни начала.
Подобно Уроборосу, кусающему самого себя за хвост, наши взаимоотношения в какой-то степени напоминали бесконечный любовный треугольник, в котором вершины не могли определиться, кого же первого придушить или отлюбить. Парадокс, что я раз за разом пыталась привести в голове к стабильному знаменателю, но ни черта не получалось. А теперь стало в десяток раз сложнее. Осознание давило на плечи и не позволяло поднять голову. Казалось, вся жизнь давно уже осталась где-то за пределами придуманного мною мира…
Если подумать логически, то и вариантов было немного. Либо мы отыщем преступника и докажем, что министр все подстроила, сфабриковала алиби для исполнительницы заказного убийства. Либо все дружно сядем… Причем, сдается мне, камеру нам тоже выделят одну на троих. Было у меня нехорошее предчувствие. А в то, что дело от и до шито красными нитками, даже наивной души человек не поверил бы. Устроить подобное кому-то одному просто нереально. Для столь масштабной игры и попытки задеть сразу две разведки мира нужно тщательно готовиться.
А на такое способна лишь группа лиц, причем наделенная силой и властью. Значит, искать мы должны в направлении, приближенном к политике. В этом я была уверена. Никто больше не стал бы развозить из этой ситуации трагедию. Стиверс был прав, и каждый его довод звучал весьма убедительно. У меня еще оставались подозрения на его счет, но их стало значительно меньше. Те факты, которые вскрылись накануне, делали любые попытки уличить его в обмане бессмысленными. Из нас всех от смерти Канвижера он терял больше всех.
Любой мог бы попытаться разыграть эту карту и предоставить следствию фальшивые улики, указывающие на Ланвельда. Он его политический конкурент, к тому же до начала предвыборной гонки осталось не так много времени. Изучив газеты, я поняла, что рейтинг действующего министра магии стремительно катится вниз. Доверие народа к ней составляло меньше пятнадцати процентов, и это с учетом того, что опрос проводился государственным изданием, финансируемым из бюджетных средств. Что же там на самом-то деле? Отрицательный курс?
На этом фоне фигуры Стиверса и Ланвельда выглядели намного убедительнее. Брюнет с прочной семьей, громкой фамилией и послужным списком на пару монографий. Блондин с не менее громкой фамилией, поддержкой сторонников магии и ее развития и далеко не идеальной репутацией, которая играла ему на руку. С такими конкурентами в списке самовыдвиженцев Депесар могла рассчитывать лишь на почетное третье место. Основная борьба развяжется именно между парнями, о белобрысой моли никто и не вспомнил бы уже на третьи сутки жарких дебатов.
Если рассуждать логически, вот за что можно взять тех, кто фактически стоит над законом? К Стиверсу не подкопаться, он сам может сместить Депесар по подозрениям в чем-либо. Для главы спецслужбы, которая подчиняется лишь номинально главе военки, это не составит проблем. А за Ланвельда говорят его старые заслуги и народная любовь, которой нет конца и края. Сталкивать их лбами тоже бесполезно. Эти два придурка со школы мутузили друг друга почем зря. Никто и не почешется разбираться, чего они не поделили и с какого дубу рухнули. Все и так прекрасно знают, что, запустив их в клетку к мантикоре, можно услышать жалобные вопли последней уже через пять минут, проведенных в их компании. Они и мертвого до печенки достанут!
Если так рассуждать, то остается лишь одно – особо тяжкое преступление первой степени. Убийство с применением пыток и незарегистрированного яда и пособничество с целью сокрытия улик с места преступления. Обвинений в таком будет достаточно, чтобы оба даже носа не смели показывать в приличном обществе. Кто-то знал, на что давить, и разыграл все так, чтобы они в очередной раз перегрызли друг другу глотки и попытались рассказать миру правду. Вот только каким образом во все это вписывалась я сама, не знаю. Моя ненависть к Ланвельду и тяга к Стиверсу – не настолько сильные чувства, чтобы с их помощью чего-то провернуть.
Всегда оставался шанс, что, вводя еще одну переменную, можно не угадать с итоговым результатом. Но кто-то так смело манипулировал нами, что у меня не оставалось шансов докопаться до истины. Одурачить две разведки мира мог разве что Анелийс Стиверс, но он, к счастью, помер в тюрьме, как я узнала от Гевеленны, и никто по этому поводу не горевал. Семья освободилась от его гнета и зажила так, как сама того хотела. Потому Инетер и сказал, что он последний. Никого, кто бы продолжил род, не осталось после новостей о кончине лорда. Официально не объявляли, но узкому кругу лиц было о том известно, и, кажется, я не должна была в него входить.
Вопрос оставался лишь в том, кто был достаточно сильным и бесстрашным, чтобы разыграть настолько пугающую многоходовку. Ни Камелд, ни сама Анминура не были гениями. В идеально выстроенном плане без огрехов чувствовалась рука настоящего знатока подковерных игр. А все таковые, о которых я знала, были либо мертвы, либо в тюрьме. К тому же под ударом оказывались совершенно не связанные на первый взгляд люди, о связях которых мог знать лишь тот, кто находится с ними на расстоянии вытянутой руки.
Это одновременно усложняло и упрощало дело. Круг подозреваемых сужался, но все же был вариант, что за нами шпионили разные личности, которые просто получали деньги от неизвестной нам третьей стороны. Черт, вот не вовремя отец Инетера сыграл в ящик, тут бы его мозги пригодились нам всем. Думалось мне, он бы эту загадку решил на раз-два, и уже к вечеру связанный виновник висел бы на цепях в подвалах их фамильного особняка и истекал кровью, не имея возможности сдохнуть под пытками.
Но увы, этот талант сгинул в сырой земле. Хотя так даже лучше, туда ему и дорога. Боюсь, будь он сейчас жив, мы бы все плясали под его дудку и даже не понимали бы того, что идем против собственных желаний и амбиций. От воспоминаний опять заболела голова, и я постаралась успокоиться. Сейчас не время и не место страшиться призраков прошлого. У меня еще слишком много рабочих документов на столе, чтобы предаваться безделью и вести молчаливый монолог с самой собой.
Ласточка в очередной раз сообщила мне о посетителе, и я, лишь тихо вздохнув, постаралась принять более суровый и загруженный вид. В кабинет неторопливым шагом вошла Инистра и, осмотрев меня с головы до пояса, звонко фыркнула. В отличие от нее самой, на мне не было кричащих украшений, вульгарного выреза и выкрашенных в алый цвет волос. Нет, в блондинку я тоже перекрасилась, но достаточно давно, чтобы не обращать на это внимания. А тут так и слезились глаза от насыщенности тона.
— Чем обязана столь неожиданному визиту с вашей стороны? — вскинула я бровь и кивнула на гостевое кресло.
— Хотела узнать, на сколько ты тут, — ничуть не стесняясь, она закинула ногу на ногу. — Не хотелось бы, чтобы на дне рождении Сюзен ты пересекалась с Абелиусом. Он для меня слишком важен, чтобы ты травмировала его психику своими выкрутасами.