Распинав по сторонам рухлядь, дернула дверь на себя. Полоса света — неяркого, призрачного — ударила в глаза. Она поднялась по ступеням на улицу: пыль улеглась, над землей повисла утренняя дымка. Пропали звезды, а солнце еще не поднялось.
Однако, ночь не прошла для нее просто так. В то время, когда мыслями она возвращалась на западную окраину мира, мозг действовал, взвешивал шансы и искал подходящий вариант. А когда отыскал возможность, дал команду очнуться.
Сверившись со схемой улиц в голове, девушка рысцой направилась к дому Лориани. Вряд ли, студент решился на путешествие ночью — слишком опасно. А если даже так, то он не мог далеко уйти. Она нагонит беглеца или, если снова откажет удача, дождется у владения, а потом — заявит права на висельника. У нее получится. Юстина быстрее и ловчее его.
В душе кипела злость и обида — на саму себя, на студента, на… Маму? «Почему та бросила ее, когда Юстина больше всего нуждалась в заботе и прощении?»
Глаза заволакивало алым туманом. Она пачкалась в поднятой пыли и крови тварей, каким не посчастливилось выскочить из-за угла — до тех пор, пока не добралась до владения.
Там она не увидела студента, но нашелся другой. Грубый кожаный жилет и перчатки с широкими раструбами служили ему защитой. Лицо скрывала видавшая виды широкополая шляпа. В руке мужчина держал странного вида, будто собранный из отдельных звеньев, меч.
Рядом стоял Иглао — худой, заросший по глаза щетиной. Он был переодет в штаны с рубахой и крепко держался на ногах.
Сжав рукояти непослушных клинков, Юстина Эбберг выдавила:
— Ты украл. Верни его, сейчас же… мне.
И со всем ожесточением, какое не досталось попавшим под руку тварям, бросилась на врага.
Под утро, когда над домами забрезжил рассвет, отряд миновал рыночную площадь. Оставив по левую руку опорный пункт городской стражи — безнадежно пустой и заброшенный — измученные дорогой люди поднимались в гору.
«До дома на крыльях долетим» — это, конечно, Арно приукрасил…
Шли ни шатко, ни валко — всю ночь. Им пришлось отбить не одно нападение тварей. Ноша, которую пришлось тащить от самого провала на плечах, тянула к земле. Кто-то молча прихрамывал, кто-то, сыпля под нос бранные слова, баюкал оцарапанную, подвязанную к груди руку.
От провала под водонапорной башней до владения, по прямой, было рукой подать. Однако вновь приходилось петлять и часто останавливаться: то на привал, то для того, чтоб разведать дорогу. Большое количество тварей, выползших из-под камней да развалин, вынуждали каждый шаг делать с оглядкой.
Пыль осела, появилась возможность сносно дышать и видеть дальше собственного носа — казалось бы, это должно улучшить настроение, поднять боевой дух. Да, куда там…
Фибус, как и другие члены малочисленного отряда, всюду слышал смерть. Она бродила рядом, опустив руку на плечо. Было тепло, а он кожей чувствовал холод, исходящий от костлявой длани. Кутаясь в одежды мерзкой нечисти, стрекоча из-за угла и освистывая из сокрытого во тьме переулка, старуха не отступала ни на шаг. Заходя вперед, старалась вырвать из мира живых очередную жертву.
И однажды ей вновь удалось сделать это. На узком мосту над пересохшей речкой выбор пал на варвара по имени Квол. Он шел замыкающим, и должен был уже ступить на шаткую деревянную основу, как притаившаяся в тальнике тварь — богомол-недомерок — подсекла ему ноги и утащила в кусты.
Никто не успел среагировать — люди на другом берегу молчали, безмолвствовал и Квол. Из кустов доносился звук раздираемой плоти. Поздно было бросаться отбивать товарища — тут понял бы и глухой, что спасать, по сути, больше некого. Тьма надежно скрывала от глаз то, что человеку видеть не хотелось бы, но богатое воображение, без спроса, в красках рисовало кровавую расправу в уме.
Потом, когда удалились от реки на пару кварталов, их ждало вознаграждение за пережитый ужас. С десяток двухвостых тварей тащили что-то волоком через широкий проспект. Они не выказывали агрессии и двигались целеустремленно — в центр. Это-то привлекло внимание Лориани.
Полагая, что тут творится небывало странное, он приказал напасть. Чудовища могли действовать сообща, например — при дележке добычи, но для сколько-нибудь сложных дел не годились абсолютно. Как и не поддавались многодневной дрессуре. Охотников, желавших поставить на службу хозяев подземного мира, в Сар-городе было в избытке. Ровно столько же, сколько и безуспешных попыток их приручить.
Рассеяв недовольно стрекочущую стаю, и перебив двухвостых по одной, отряд наткнулся на тела. Одного Фибус видел впервые — молодой и безусый парень лет двадцати на вид. Дышал он слабо и, кажется, бредил в забытии. О том, чтобы взять с собой такую обузу, не могло быть и речи.
Второй, несмотря на куда более тяжелое состояние, вызвал у Фибуса неподдельный интерес. Многозначительно хмыкнув, он откинул в сторону капюшон тюремной робы, скрывавший осунувшееся заросшее щетиной лицо. После чего разогнулся, кряхтя, как старый дед — словно за время путешествия прибавил лет этак сто, и приказал Герхарту взвалить висельника на плечи.
Понимал, что незапланированным довеском к первой ноше значительно отсрочит свое возвращение — люди вымотались до предела, но поступить иначе не мог. Он должен был говорить с Высшим только с позиции силы.
Болезненно реагируя на каждый шорох, они продолжили путь. Нападения продолжались. Их удавалось отбить — где-то легко, где-то, случалось, много труднее. Четко ощущалось, как заметно потерял в числе отряд. Всего один человек сгинул на мосту, а чувствовалось — будто стали слабее. Тот варвар в бою заменял троих.
Обнаружив, что шепчет молитвы позабытому богу, чей злой лик не спешил воссиять над домами, Фибус внезапно осознал — он по-настоящему опасался остаться в одиночестве. Никогда раньше подобные мысли не посещали его полысевшую голову. В привычной среде — меж людей самых разных сословий, всегда знал, как будет действовать в той или иной ситуации. Извернется — найдет компромисс! Но не тогда, когда судьбу невзрачного коротышки решает грубая сила, которой он и противопоставить может только собственный дряблый живот — не больше. Переговоры, где он мог бы удачно блеснуть умом, посреди захваченного нечистью города вести было не с кем.
Впрочем, чем дальше они удалялись от провала, тем меньше тварей встречалось на пути. Похоже, что-то держало их у центра. Неведомая и невидимая, крепкая нить.
Огромные, размером с железнодорожный вагон, гусеницы — томно-медлительные, усыпляющие бдительность наигранной ленцой, — куда-то запропастились. Исчезли, затерявшись в кривых переулках, и богомолы. Все меньше двухвостки мозолили взгляд.
А потом и вовсе — стали попадаться трупы. Рассеченные пополам и вдоль; а иногда — будто руками разодранные на части. Ошметки подсыхающих белесых тушек усыпали дорогу к владению.
В песке, пропитанном черной кровью, читался след человека: слишком маленький для воина-мужчины, и по-кошачьи мягкий для взращенного в городских подворотнях сорванца. Аккуратный отпечаток легкой обуви на женской ноге — мокасины.
На холме же, у владения, усталым путникам явилась странная, не лишенная красок, картина. Двое там увлеченно пытались убить друг друга: схватились серьезно — не разнять; другой, в нерешительности застывший у ограды прокурорского дома, с интересом следил за происходящим, и, кажется, не замечал гостей. Он не спешил убегать, но так же, и не горел желанием вмешиваться в драку.
Вглядевшись, Фибус улыбнулся: быть может, зря пенял на Последнего бога? Людей за ночь погибло преизрядно, но желаемого все-таки достиг.
«Стоит ли ему вмешаться?» — он кинул взгляд на подчиненных.
Герхарт стоял неподалеку, в одной руке сжимая меч, в другой — держа рогатины наперевес. Вряд ли парень сможет что-то противопоставить тем забиякам. Его профиль — вразумлять упершихся словами. Сметут и растопчут, едва откроет рот…
Арно? Самый сильный боец из тех четверых — выдохся и никуда уже не годится. Неразумно терять верного человека по прихоти. Дел еще предстоит немало, ему нужно отдохнуть.
Тогда что… другие?
Другие нисколько не лучше, а, кроме того, немало уступают варвару в мастерстве. Обернулся — тяжело пыхтя, подчиненные Гнеда сгибались под тяжестью удвоившейся ноши. На плечах у каждого по близнецу того доходяги, что ждал исхода боя на обочине мостовой. Висельники не выказывали движения. Дышали редко, жизнь едва теплилась в облаченных в тюремную робу телах.
По всему выходило — тоже придется ждать.
Лориани не брезговал риском. Но только тогда, когда шансы на успех в затеянном деле можно было разглядеть без особых усилий и технических средств. Сейчас же, он чувствовал, что без последнего ему никак не обойтись.
Коснувшись локтя Арно, Фибус дал сигнал остановиться. Скомандовал устало:
— Все, привал.
Тут было относительно тихо. Отойдя ото сна, Разделенный мир готовился приветствовать непрощенного бога. Его скорбный лик, упрямо взбираясь по крышам ближайших домов, стремился в недосягаемую высь.
А вдалеке, вздымая над собой клубы пыли, веером рассыпая по сторонам выбитое из камня крошево, в смертельном танце кружились двое. В такт учащенным ударам сердца сверкали остро отточенные клинки.