Это вносило коррекцию в планы – мимо такой компании незаметно не проскользнешь. Ковалеву пришлось осторожно выбраться из кустов, обогнуть «кочегарку», а затем уже открытым порядком приблизиться как бы со стороны офицерского городка.
– Стой, кто идет? – заметив постороннего, окликнул его часовой, хрюкнув мембраной противогаза.
– Генерал Ковалев, ФСБ. Прибыл для проверки работы группы дезактивации.
– На предмет чего? – удивился офицер.
– Представьтесь, пожалуйста, – попросил Ковалев.
– Капитан Слободкин. Можно ваши документы?
– Они под защитным костюмом.
– Не волнуйтесь, тут безопасно, – успокоил Ковалева капитан.
Пришлось снять перчатки, расстегнуть полу ОЗК и показать удостоверение.
– Проверка на предмет выявления оставленной при эвакуации секретной информации, – объяснил Ковалев. – И… И возможной ее утраты.
– Ого. Это вы о чем?
– О том, что ситуация внештатная. Эвакуацию проводили лица, не имеющие соответствующего допуска секретности. Поэтому мне поручено осмотреть и, если что, подчистить лишнее и доложить, если чего-то не хватит.
– Понятно. Только должен предупредить, что никаких предметов из бункера вынести не получится. Все, что можно подвергнуть дезинфекции, будет обработано. Но все, что горит, должно быть сожжено.
– Я в курсе, – соврал Ковалев.
«Хорошо, что камеру взял», – подумал он.
– Вы знакомы со схемой бункера? – уточнил капитан.
– Да. Можете не утруждаться, я сам справлюсь.
– Спасибо, товарищ генерал. Подчиненным не доверяете такую работу?
– Такую нет.
Ковалев протиснулся в приоткрытую дверь «кочегарки», а дальше бутафория заканчивалась и начинался настоящий бункер, защищенный по всем правилам современного фортификационного искусства. Ковалев соврал, со схемой бункера он был знаком слабо, но грохот пластиковой тары и хрюканье противогазных мембран привели его в нужное помещение. Это был зал, в котором во время эксперимента размещались Бражников и операторы. Но шум раздавался и из других помещений – дезинфекции подвергалось все, включая вспомогательное оборудование.
Ковалев прикинул, где Бражников мог оставить инструкцию. В компьютере? Вряд ли. Несмотря на то что полковник сам был высококлассным программистом, он понимал, что в нештатной ситуации все будет выключено и инструкция не найдет адресата. Он должен был действовать наверняка, а самым надежным средством хранения информации как была, так и осталась бумага.
– Ничего из бумаги пока не трогать! – громко произнес Ковалев. – Листы на столах, журналы. Я просмотрю, потом можно будет уничтожить.
Он принялся, для отвода глаз, листать журналы, потом перебрался к рабочему месту Бражникова, запомнив его с записи видео. Да, Бражников позаботился о том, чтобы инструкция не затерялась. Он написал ее на нескольких листах крупным, но нетвердым из-за болезни почерком, а на титульном указал: «Инструкция по стабилизации объекта 4–2». Скромненько и со вкусом. Ковалев отснял все листы несколько раз, для верности, затем титульный, чтобы не бросался в глаза, вложил в один из журналов, собрал все в стопку и положил на пол вместе с бумагами.
– Это можно уничтожать! – сообщил он.
Сердце Ковалева едва не выскакивало из груди от радости. Бражников оставил инструкцию на бумаге! А это означало, что она существует в единственном экземпляре, который вскоре будет предан огню. А фотокопия только у Ковалева. Лучше не придумаешь. Идеально.
Но генерала интересовало и еще кое-что. Он перебрался в серверный зал, где располагались стойки с жесткими накопителями. К счастью, все они были промаркированы, во избежание путаницы при замене дисков в случае выхода их из строя. Все банки данных были собраны в отзеркаленные массивы, для надежности, чтобы если какой накопитель выйдет из строя, на зеркальном остались бы все необходимые данные. В луче фонаря, разрезающего непроглядную тьму, мелькали надписи: «Карты», «Орбитальные данные», «Рабочие программы», «Архив».
К удивлению Ковалева, все модули были на месте. А то уж мелькнула шальная мысль, что заражение могли использовать именно для того, чтобы под шумок эвакуации тиснуть основное программное обеспечение, в котором, собственно, и содержалась вся методология расчетов «Американки».
«Может, модули на месте, да дисков нет?» – подумал Ковалев.
Он хотел было вынуть модуль с надписью «Рабочие программы» из гнезда, но столкнулся с тем, что это невозможно было сделать в грубых перчатках ОЗК. А снимать их в чумном бункере не хотелось совершенно.
«А может, Бражников и не сливал ничего, – вдруг подумал Ковалев. – По себе ведь сужу. Сам готов слить информацию и Бражникову это приписываю. Хотя… В таких делах должна властвовать презумпция виновности».
Хотя, конечно, если Бражников и задумал слить расчеты, то все же не на бумаге, как думалось изначально. Описание системы – да. Но сами программы можно слить только на электронных носителях. Описание тоже могло представлять ценность, но программы ценнее многократно. Стоит их проанализировать, и можно пару лет сэкономить на воплощении идеи с нуля.
К сожалению, ценность инструкции, находящейся на руках Ковалева, целиком зависела от того, продал ли Бражников информацию американцам или же нет. Если продал, то инструкция имеет огромную ценность, можно заручиться поддержкой ЦРУ в обмен на стабилизацию обломка, чтобы все секреты остались секретами. Только в этом случае «Американка» сама по себе будет чего-то стоить. Но если Бражников не передавал информации, то инструкции грош цена. Американцам тогда скорее выгодно будет потерять спутник и использовать факт ошибки Бражникова в политических целях.
И тут Ковалева осенило.
«Какая разница? – подумал он. – Какая разница, что сделал Бражников, если диски на месте? Можно выкрасть их и передать ЦРУ. Если Бражников уже сделал это, то можно будет шантажировать «западных партнеров» инструкцией по стабилизации обломка, а если нет, то продать все оптом, но гораздо дороже».
Идея привела к мощному выбросу адреналина. Генерала, привычного к критическим ситуациям, аж затрясло от возбуждения. Он готов был вынуть диски прямо сейчас, чтобы не оставлять дело на волю случая, но этому мешали два обстоятельства. Первое – в перчатках это сделать было невозможно, болтики крепления модуля в стойке можно было отвернуть только голыми пальцами. Обеззараживание в серверном зале еще не проводилось, так что снятие перчаток запросто могло привести к заражению. Второе – в зал в любой момент мог войти кто-то из солдат или сержантов. А дел много. Надо вынуть модуль, достать из него жесткие накопители, куда-то незаметно переложить, потом собрать модуль и поместить обратно в гнездо. В этом случае никто не хватится отсутствующих дисков, пока снова не запустят систему, а это случится не скоро.
Для всего этого требовалась, во-первых, спокойная обстановка, а во-вторых, следовало дождаться обеззараживания серверного зала. Дышать без противогаза все равно будет нельзя, но, когда все обработано дезраствором, можно рискнуть снять перчатки, вынуть диски и делать ноги.
Вернувшись в зал, Ковалев дождался, когда все бумажные документы, включая инструкцию Бражникова, переместят к бассейну охлаждения, обольют бензином и подожгут. Больше тут пока нечего было делать. Воспользовавшись тем, что солдаты собрались у бассейна «посмотреть, как горит», генерал утащил одну из канистр с дезинфицирующей жидкостью и спрятал ее под столом, в уже обработанном планшетном зале.
Выбравшись из бункера, он дождался, когда двое бойцов обдадут его ОЗК дезраствором из распылителей, после чего сообщил капитану, что никаких нарушений не выявлено, а документы преданы огню.
Ковалев отошел в сторону, стянул ОЗК и противогаз и побрел к оставленной на обочине машине. Там, свалив защитный костюм в багажник, он просмотрел снимки на камере. Все они были четкими и отлично читались. Он выбрал лучшие и сложил в отдельную папку на флеш-карте. Оставалось ждать. Чтобы не вызывать ненужных подозрений, генерал отыскал боковой съезд и спрятал там автомобиль среди низких темных кустов.
Оставалась одна проблема – часовые у входа. Возможно, их снимут после дезактивации бункера, опечатают дверь и уедут. Это наиболее вероятный вариант. Но, с другой стороны, идиотов в командовании хватает, кто-то может перестраховаться и оставить часовых у входа в бункер. Тогда их придется убить, но пистолет, даже такой тихий, как ПСМ, не годился. Ночью выстрелы неизбежно привлекут внимание. К тому же по пулям можно будет очень быстро выяснить, кто стрелял, объявить на Ковалева охоту и задержать, не дав добраться до аэропорта. Такой вариант не годился. Нужен был хороший нож. Не просто кухонник, с которого в ответственный момент соскользнет рука или у которого обломится лезвие, а серьезный агрегат, который можно было бы использовать как оружие. Мачете, например. Вот только где взять мачете, да еще ночью, в закрытом гарнизоне?
С другой стороны, часовые не дадут приблизиться, так что нож бесполезен. Часовые отдадут команду остановиться и назвать себя, как только увидят потенциального нарушителя. И их двое. Молодые ребята, вооруженные автоматами с примкнутыми штык-ножами. Это весьма не простая цель для атаки.
Подумав, Ковалев решил пока не дергаться. Когда дезактиваторы уберутся, надо будет посмотреть, остались часовые или нет, а потом уже принимать решение. Впрочем, время безжалостно летело, а темная часть ночи летом очень короткая. Потом, когда забрезжит рассвет, все будет в разы труднее проделать.
Позвонил Кирилл.
– Да! – ответил Ковалев.
– Они выехали из Роспотребнадзора, – сообщил Кирилл. – В смысле Евдокимова и Пичугин. Я их веду, все штатно.
– Молодец. И хорошо, что позвонил. С Евдокимовой действуй по обстановке. Насчет Пичугина я уже сказал – он в переговорах участия принимать не должен.
– Понятно.
Ковалев задумался. С одной стороны, он не хотел давать Стежневу лишней информации, но с другой – его низкая информированность могла стать причиной провала. Если Лемех действительно вживил Евдокимовой АКСОН, то дым будет стоять коромыслом. Стежневу одному просто не справиться. И надо как-то дать ему это понять, не вызывая особых подозрений.