– Но это на самом деле не чума? – выкрикнул кто-то с места.
Журналисты в зале загалдели.
– Нет, – понизив голос, ответил Думченко. – И не вздумайте, даже «из лучших побуждений», ради ваших проклятых тиражей и рейтингов, брякнуть это слово. Я приложу все усилия, чтобы любого из вас, кто сейчас находится в этом зале, упечь за это как за общественно опасные деяния. Сейчас на выходе каждый даст подписку о неразглашении, в присутствии представителя МВД, генерала Головина. Но даже если вы откажетесь от этого, не дай бог, если прозвучавшее только что слово появится в публикациях или прозвучит с экранов, сроки получите вполне реальные.
– Чушь, нет такой статьи!
– Это вы глубоко ошибаетесь, – раздался от входа голос генерала Головина. – Минуточку, я дойду до микрофона.
Он взобрался на трибуну и тяжелым взглядом окинул притихших журналистов.
– Так вот, вы ошибаетесь, – продолжил он уже в микрофон. – Наверняка известная вам статья двести семь УК РФ. Ее объективная сторона, к вашему сведению, заключается не только в ложном, то есть не соответствующем действительности, сообщении о готовящемся взрыве, поджоге или ином действии, создающем опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба, но также иных общественно опасных последствий, например массовых отравлений, распространения эпидемий и прочего. Это официальная информация, можете проверить хоть в вашем любимом Интернете по запросу «объективная сторона преступления статья 207». Официальный диагноз, который вы можете озвучить без риска уголовного преследования…
– Атипичная лихорадка, пневмония, – подсказал Олейник. – Все. Пресс-конференция окончена. Все свободны. Официальный пресс-релиз получите у пресс-секретаря в обмен на уведомление о возможной ответственности за распространение общественно опасной информации.
Руководители штаба ТОРС направились к выходу из конференц-зала. Когда они вернулись в кабинет Думченко, там их уже ждали другие члены штаба, готовясь к продолжению совещания.
Наталья представила Пичугина Головину.
– Это человек, благодаря которому, отчасти, мы добыли известную вам важную информацию, – сообщила она. – Олег Пичугин.
– Очень приятно.
– Виктор Владимирович. – Наталья присела на свободный стул рядом с генералом. – Давайте уточним обстановку на настоящий момент. Пришла информация?
– Конечно, Наталья Викторовна, все у дежурного эпидемиолога, она готовит отчет на девять вечера. Мне прислали результаты допроса раненого казаха, и вам как, с подробностями или конспективно?
– Лучше с подробностями.
– Тогда не выйдет. Протокол допроса лежит в кабинете инфекциониста восемьдесят первой больницы. Ребята мои уехали уже, все вымотались и нервничают. Я получил фотоотчет с протокола, но он написан от руки таким почерком, что со смартфона не прочесть. Так что давайте кратко и своими словами. Согласны?
– Не знаю… Честно говоря, я не могу отделаться от беспокойства.
– По поводу? – уточнил Олейник, услышав фразу подчиненной.
Он пересел поближе.
– По поводу нашей версии о таксисте Ширяеве как о первом зараженном, распространившем болезнь дальше. Кстати, я не познакомила вас, – Наталья жестом указала на Пичугина. – Олег Иванович Пичугин. Он еще и представитель от ФСБ, неофициально. Но их ведомство уже оказало нам своевременную и важную помощь.
– Версию диверсии отрабатываете? – с пониманием кивнул Олейник. – Есть смысл, да. Но Наталья Викторовна, что стало причиной ваших сомнений? Из ФСБ нет никаких данных на этот счет. И я не думаю, что они могли проворонить подобную ситуацию. Это же для них будет еще тот скандал!
– Интуиция, наверное. Что-то не вяжется. Я даже могу объяснить, что именно. Мы как раз с Олегом Ивановичем говорили, но я не довела мысль до конца. Теперь она у меня окончательно сформировалась. Понимаете, Ширяев ни в каком виде не может быть первым заболевшим. В Москве заразиться легочной формой естественным путем просто немыслимо.
– Значит, вы, Наталья Викторовна, тоже поддерживаете намеренное заражение? – Олейник вздохнул. – Не хотелось бы, конечно. Но тогда вас должно волновать не то, что Ширяев не первый, а скорее то, что он может оказаться не единственным.
– Но мы выявили всех пассажиров, кроме одного, – напомнил Думченко.
– Вот! Вот! – Наталья подняла палец. – Вот, у нас уже концы с концами не сходятся! Неужели вы не видите?
– Чего именно?
– Владелец симки, которого не удалось найти, некий Алексей Мартынов. Он не найден даже при содействии ФСБ, и его местоположение неизвестно, насколько я понимаю.
– Верно понимаете, Наталья Викторовна, – подтвердил Головин. – Его нет в базе московской регистрации, паспорт выдан одним из районных отделов Хабаровска, черт знает когда. Единственное, что майор Самотохин успел выяснить – это отсутствие Алексея Мартынова по месту регистрации в Хабаровске и что в списках пропавших без вести его тоже нет. Мы всюду разослали сторожевые листы, но на то, чтобы хоть один из них сработал, наш клиент должен засветиться хотя бы при покупке железнодорожного билета. Согласно записи Пичугина, SIM-карта триангулировалась в последний раз за городом, но не вечером, а утром. Мои оперативники туда еще не добрались. Точнее, добрались, но координаты не точные, там сотовых баз мало, а домов много. Ходят, аккуратно допрашивают. Как что-то найдут, сразу доложат Самотохину, а он мне.
– Так вот, – продолжила Наталья, получив подтверждение своих слов. – У нас было семь рейсов Ширяева. В одном случае три человека, в остальных по одному, согласно записям диспетчера. Нашли всех, кроме Мартынова. Так? Но заболевший у нас, можно сказать, один, если не считать самого Ширяева.
– Этот, как выразился Пивник, «педегас», – хмыкнул Головин. – Простите, Наталья Викторовна.
– Остальные в этой квартире тоже заражены, – напомнил Олейник. – И персонал бригады «Скорой». Мы получили данные смывов, согласно им в квартире на Никитском обнаружена иерсиния пестис. А еще палочка в легких у погибших казахов, только что прислали результаты вскрытия из морга первой инфекционной.
– Я не о количестве зараженных, Иван Иванович, а о линии инфицирования. Очевидно, что на момент стычки один из казахов был уже мертв, а у остальных были силы драться. Логично предположить, что они утром заразились от него, привязали его к кровати и куда-то уехали. Куда неизвестно. Это раз. Эта линия возможного распространения нами пока никак не прорабатывалась. Это первое, что меня беспокоит. Получается, что они заразились, пока возились, привязывали Санбаева. Потом куда-то съездили, и, только вернувшись, спустя часов шесть от момента заражения, приехали, и перерезали друг друга. То есть они все это время находились в инкубационном периоде и заразу не выделяли.
– Да. Ездить они могли куда угодно, на вызов, к примеру, на какой-нибудь тайный утренник с однополыми поцелуйчиками. Или в магазин. Но к этому времени, как вы верно заметили, они, скорее всего, еще не были заразны. Так что вероятность распространения А20 по этой линии мне кажется маловероятной.
– Хорошо, если так, – ответила Наталья. – Но это еще не все. Что, если мы ошиблись в главном? Посмотрите сами, мы Мартынова не нашли. А он, по-видимому, тоже ехал с Ширяевым, причем его вызов был последним за смену. А остальные пассажиры здоровы.
– Хм… – Олейник поправил очки. – Понимаю. Выходит, что либо все пассажиры здоровы, включая Мартынова, а сам Ширяев заразился иным путем, либо заразился только Мартынов и находится неизвестно где.
– Именно так, а умерший от чумы казах, получается, повисает в воздухе.
Над столом воцарилась мрачная пауза.
– Безрадостная картина у вас вырисовывается, Наталья Викторовна, – признал Олейник. – Выходит, что мы целый день гонялись за призраком, а в это время болезнь, по совсем другим каналам, распространялась по Москве.
– Не думаю, – подал голос Пивник. – Были бы заболевшие, кто-то уже бы обгатился в «Скогую». Я бы не стал паниковать ганьше вгемени.
– Моисей Наумович! – возмутилась Наталья. – Вы хотите дождаться, когда на город обрушится шквал вызовов с температурой и кашлем? Когда на «Скорой» пойдут задержки по два-три часа? Тогда нам придется не один корпус перепрофилировать, а больше половины клиник. А дальше что? Закрыть город? Вы забыли, что в Москве больше двадцати миллионов жителей, включая гостей Каждый выявленный больной это как минимум десятки контактных!
Пивник выкатил на нее рачьи глазки, но не нашелся, что возразить.
– Позволите высказаться? – спросил разрешения Пичугин. – У меня возникла более радужная, если так можно сказать, версия.
– Поделитесь, – кивнул Олейник.
– Возможно, все концы с концами как раз сходятся. Я думаю, что никакой Мартынов не вызывал таксиста Ширяева и не ехал с ним. Куда проще предположить, что некогда приобретенная им SIM-карта, которую он кому-то отдал, бродит по Москве из рук в руки, от одного приезжего к другому, и, в конце концов, оказалась в руках казаха, умершего на…
– На Никитском бульваре, – подсказал Головин.
– Да, спасибо. В смысле, что это он, казах, а не Мартынов, вызвал такси.
– Интересная идея, – согласился Олейник. – выходит, я прав, и мы гоняемся за призраком. За призраком этого Мартынова. А настоящий больной – казах? Интересно…
Ему, как коренному москвичу, эта мысль раньше попросту не приходила в голову, так как он сам и все его знакомые, имея российские паспорта, всегда покупали SIM-карты на свое имя. Только после слов Пичугина он прикинул, сколько в Москве обитает людей с гражданством Казахстана, Таджикистана, Узбекистана, и все ведь пользуются SIM-картами, купленными кем-то для них. Такой вариант, никому из руководства штабом не пришедший в голову, мог быть более чем вероятен.
– Это можно легко проверить, – с улыбкой сообщил Головин и набрал номер Самотохина.
Переговорив с подчиненным, он вернулся за стол и сообщил:
– Похоже, Олег Иванович прав. Дело в том, что адрес, куда Ширяев отвез последнего клиента, и адрес, по которому произошла поножов