не оценит.
И тут произошло то, чего сама Наталья не ожидала. Прямо в пространстве ее воображение прочертило яркую линию, выходящую из ствола пистолета и ведущую ей прямо в живот. Сразу стало понятно, что это вычисленная мозгом траектория полета пули, определенная по изометрическим искажениям круга, образованного срезом ствола. Она увидела палец Ковалева, который потянул за спусковой крючок. Адреналин потоком хлынул в кровь, и Наталья поняла, что при таком представлении выстрела она успеет увернуться не от пули, а уйти с траектории выстрела раньше, чем Ковалев выстрелит.
Наталья резко развернула корпус так, чтобы линия траектории прошла мимо ее живота. Грохнул выстрел, девятимиллиметровая пуля шмелем прогудела в паре сантиметров от кожи, не причинив вреда, и прошила переборку у люка. Наталья, не теряя времени, сделала рывок вперед, провоцируя Ковалева на еще один выстрел, но в последний момент снова ушла в сторону, запрыгнув ногами на кресло.
Пуля снова прошла мимо, но Наталья поняла – чем меньше дистанция, тем сложнее мозгу просчитывать положение ствола из-за больших изометрических искажений и внесения большей погрешности. Теперь траектория пули виделась не как линия, а как довольно широкий вероятностный конус, более яркий в центре и размывающийся по краям. Конус, как луч фонаря, метнулся ей в лицо, а метка спускового усилия почти моментально оказалась в желтой зоне. Наталья едва успела присесть, пуля чиркнула по волосам, даже чуть зацепив кожу.
Но зато теперь Наталья оказалась в очень выгодной для нее позиции – сидя, опираясь руками о спинку переднего кресла, словно кошка. Один прыжок, и она, оттолкнувшись руками и ногами, ударом плеча сбила Ковалева с ног, одновременно ухватив руку с пистолетом. Наталья боялась, что Ковалев вывернет оружие и уже в упор прострелит ей сердце. Поэтому ее усилие было направлено от себя, чем и воспользовался Ковалев.
Все время, пока он стрелял, он не видел Наталью, она исчезала и всякий раз возникала в новом месте, а он никак не мог уловить ее движений и сработать на упреждение. С каждым ее броском он все более явственно понимал, что проиграл. Сдаваться не было смысла. Он ей живой не нужен, а пройти круги ада в тюрьме, даже если его и сольют втихаря, он считал выше своих сил.
Ощутив, что Наталья не позволяет ему направить оружие на нее, Ковалев понял, что ничего не мешает ему направить ствол себе в голову. Его глаза в последний раз встретились с глазами Натальи, грянул выстрел, и пуля, войдя в подбородок, вынесла генералу всю затылочную кость, вместе с мозгами. Комок густой крови и жира струей ударил в переборку и пятном остался на двери, ведущей в кабину пилотов. От пули в двери, чуть ниже пятна, тоже осталось небольшое отверстие.
Наталья отпихнула от себя мертвое тело, слушая, как затихает вой выключенных турбин. Она села рядом с девочкой, осмотрела ее ногу и произнесла:
– Ничего, милая, все теперь будет хорошо.
Люди в салоне высунулись из-за спинок кресел, но Наталья не обращала на них внимания, лишь автоматически пересчитала – трое. На полу валялась оброненная Ковалевым сумка с похищенным диском. По взлетке, в сторону самолета, двигались несколько полицейских машин, «Скорая» и две пожарные, прорвавшиеся в обход пламени через технический въезд.
– Все теперь будет хорошо, – бормотала Наталья, поглаживая девочку по голове.
Экстремальный режим, на который ее вывел АКСОН, давал о себе знать. Пот стекал ручьями по всему телу, мышцы ломило от боли, есть хотелось так, что в глазах темнело, а в голове пели огромные медные трубы.
Наконец нога Ковалева перестала дергаться, и сделалось еще спокойнее.
Эпилог
– Это, скажу вам, было нечто! – произнес Головин в дежурке, отвернувшись, чтобы дать Наталье возможность надеть брючный костюм. – Если бы не вы, он бы тут не только все разнес, но еще бы и улетел на этом самолете вместе с заложником. Знаете, чей это самолет? Китайского министра! Вот это был бы скандал так скандал. А теперь по всем новостям крутят, что это генерал Головин руководил операцией по задержанию опасного преступника и предателя.
– Влетит вам за разгром, – поправив пиджак, предположила Наталья.
– Не влетит. Правда, трое полицейских погибли, это вот действительно трагедия. А из гражданских, слава богу, никого не зацепило. Повезло. Отделались только ушибами и переломами. Все же со второго этажа падать – это совсем не то, что с пятого. Но вы… Я отражу это в рапорте.
– Не надо, – попросила Наталья. – Не надо ничего нигде отражать. Хватит и записей на мобильники, когда я тут дефилировала босиком. Зачем мне такая известность? Мне бы чуму одолеть с вашей помощью. А эта слава пусть достается вам. Ведь если бы вы не поверили мне, не встали на мою сторону, сами понимаете, было бы все совсем по-другому. Ковалев увез бы эту машинку, а Олега…
– Чуму мы победили, – уверил ее Головин. – Благодаря вашему ночному звонку мы всех пропустили через столь мелкое сито, что блоха не проскользнет. Но главное, мне удалось выяснить, как и где заразился Санбаев!
– Ого! Вот это здорово! Это очень важно! И где же? Вы можете повернуться, я переоделась.
– Представляете, Санбаев, оказывается, на трассе Актобе – Оренбург сбил чумного верблюда. Это было ночью с субботы на воскресенье. Мне казахские коллеги сообщили. Нашли его машину со следами наезда и труп самого верблюда в кустах. Он его сбил, представляете, кровь попала на горячие части мотора, на радиатор и в печку…
– Ничего себе… – Наталья задумалась. – Редкая случайность. Стихийно возникший аэрозоль с чумной палочкой… Да еще в питательной кровяной среде. Это надо взять на заметку, спасибо. Так ведь и чумной суслик может оказаться под капотом. Хорошо, что теперь не осталось белых пятен. Но мне от вас нужна еще кое-какая помощь.
– Вы о Пичугине? Ну конечно! Вопросов нет! Все же у меня достаточно высокая должность, чтобы со мной стали разговаривать на Лубянке. Сейчас возьмем машину и сразу же едем к ним в управление. Диск-то теперь у нас. Можно помурыжить официально, но я не бюрократ, поедем обменяем на вашего приятеля. Это достаточное доказательство невиновности Олега Ивановича. Давно его знаете?
Наталья Викторовна улыбнулась, опустила глаза.
– Всю жизнь. Его нужно поскорее освободить. Он и так за день пережил слишком много. Помогите мне.
Они добрались до машины Головина, и водитель, включив проблесковые маячки, помчал в сторону города. Наталье очень хотелось есть, почти до потери сознания, мучительно, остро, до головокружения! Но она не могла себе позволить тратить время на поход в магазин, пока Пичугин под подозрением. Только уже на Лубянке, когда генерал направился в управление ФСБ с похищенными данными, она позволила себе добежать до супермаркета – бывшего гастронома № 40. Там она набрала охотничьих колбасок, багета, паштета, сыра, двухлитровую бутыль минеральной негазированной воды, а на выходе, в киоске, купила ведро спортивного питания и стакан для смешивания.
Устроившись на парапете у входа в метро, как бездомная, не обращая внимания на косые взгляды прохожих, Наталья размешала в шейкере протеиновый порошок и жадно принялась пить живительный коктейль, заедая его колбасками, откусывая сыр и хрустя багетом. По всему телу от этого разливалось приятное тепло. Наелась очень быстро. Желудок просигнализировал, что полон сладкой болью, и принялся месить полученную пищу.
Сложив остатки в пакет, Наталья отдышалась, чувствуя, как наваливается релаксация сытости. Такое бывает при не очень сильном алкогольном опьянении. Состояние было приятным, но клонило в сон. Наталья решила, что лучше посидеть в машине, чем клевать носом на улице.
Она вернулась в бронированный «Мерседес» Головина, уселась на заднее сиденье и бросила пакет и ведро с питанием в ноги. События прошедшего дня мелькали у нее перед глазами, словно пестрые фигуры в калейдоскопе.
Примерно через полчаса из дверей управления показались Головин и Пичугин. Наталья с облегчением вздохнула, и ее сонное состояние развеялось без следа. Аналитик на ходу потирал запястья, видимо, все это время провел в наручниках. На щеках его был заметен синеватый наждак щетины, под глазами фиолетовые круги от бессонной ночи. Трудно было понять, били его или нет. Хотя вряд ли. Он просто смертельно устал.
– Я твою машину разбил в хлам, – виновато сообщил он, увидев в салоне Наталью.
– Ничего страшного, я твою пока заберу, – отшутилась она.
Судьба «Шкоды» в этот момент заботила ее меньше всего.
– Куда вас подвезти? – спросил Головин, усаживаясь с краю.
– К Роспотребнадзору, – ответила Наталья с ехидной улыбкой. – Там остался мой новый «Форд».
Пичугин хмыкнул. Головин отдал приказ водителю, и тот тронул машину с места.
– Спать хочу, умираю, – сообщил Пичугин. – И еще, я водку пил, часа в три ночи, правда, но вдруг привяжутся? Сможешь рулить?
– Я теперь много чего смогу, – ответила Наталья, ощущая, что протеиновый коктейль неплохо справляется с восстановлением сил. Ты где живешь? Хотя…
– Я на Юго-Западе… – Слова Пичугину давались все труднее.
– Слушай, а может, махнем в Василию Федотовичу? Я за него волнуюсь, если честно. Человек немолодой, а сегодня столько переживаний.
– Я не против, если он мне разрешит пристроиться хоть в собачьей конуре.
Наталья и сама видела, что Пичугин держится из последних сил. Конечно, он старался не подавать виду, но периодически его глаза неконтролируемо теряли фокус, да и походка сделалась еще более осторожной, чем раньше. Тут и без медицинского образования было понятно, в чем дело.
С Натальи же, напротив, после еды слетели остатки усталости и излишнего возбуждения. Мышцы по-прежнему гудели от не привычных телу нагрузок, но это ощущение было приятным, словно глубоко в организме шла работа по восстановлению и очистке жизненно важных систем.
Но главное было не в этом. И уж точно не в том, что сказал ей Олейник по телефону. Мол, заслуга в предотвращении эпидемии целиком принадлежит именно ей, Наталье Викторовне Евдокимовой, а они, дескать, с Думченко, два старых догматика, едва не допустившие одну из казней египетских в отдельно взятой Москве. И что они оба будут ходатайствовать о представлении Евдокимовой Натальи Викторовны к правительственной награде.