Не время умирать — страница 37 из 43

Крид внимательно посмотрел на музыканта. Этот простой человек оказался на удивление проницательным.

— Может быть, музыка — это способ прикоснуться к вечности? — предположил он.

— Возможно, — согласился Ван Лэюэ. — Хорошая мелодия живёт дольше человека, который её сочинил. Песни переходят от отца к сыну, от учителя к ученику. В каком-то смысле они бессмертны.

— А разве это не тяжело — создавать бессмертное искусство, оставаясь смертным?

Музыкант задумался.

— Знаете что? Это даже лучше. Если бы я жил вечно, то не торопился бы создавать музыку. Зачем спешить, если времени бесконечно много? А так... так каждая песня может оказаться последней, поэтому стараешься вложить в неё всю душу.

Крид поражённо смотрел на простого уличного музыканта. Этот человек случайно произнёс слова, которые больнее любого меча резанули по самому болезненному месту его существования.

— Простите, — сказал Ван Лэюэ, заметив изменение в выражении лица Крида. — Я сказал что-то не то?

— Наоборот, — тихо ответил Крид. — Вы сказали что-то очень правильное.

Музыканты тем временем начали новую композицию. На этот раз это была радостная мелодия — песня о весне, о пробуждении природы, о молодой любви. Флейта щебетала, как птицы, струны звенели, как ручьи, барабан отбивал ритм, напоминающий стук дождя по листьям.

Толпа слушателей оживилась. Несколько молодых пар начали танцевать прямо на площади. Их движения были простыми, но грациозными — они кружились, взявшись за руки, смеялись, наслаждались музыкой и обществом друг друга.

Крид наблюдал за танцующими, и в его сердце поднималась странная смесь тоски и радости. Тоски — потому что он никогда не сможет так беззаботно радоваться жизни, зная, что она конечна. Радости — потому что эти люди умели находить счастье в простых вещах.

Ветер снова изменил направление, теперь он дул с востока, принося запахи ночи — прохладной земли, цветущих деревьев, далёких гор. Фонари на площади мерцали в воздушных потоках, отбрасывая движущиеся тени на лица слушателей.

— Красивый вечер, — заметил подошедший к Криду пожилой китаец в одеждах торговца. — Такая музыка, такой ветерок... Жить бы да жить.

— А вы не боитесь смерти? — неожиданно для себя спросил Крид.

Старик удивлённо посмотрел на него.

— Боюсь, конечно. Но не настолько, чтобы из-за этого не жить. Смерть неизбежна, а вот такие вечера... — он указал на музыкантов и танцующих, — такие вечера случаются не каждый день.

— Мудрые слова.

— Да нет, простые. Я торговец тканями, всю жизнь считаю деньги. Но иногда выхожу на улицу послушать музыку и понимаю — вот она, настоящая ценность.

Музыканты плавно перешли к медленной, почти интимной мелодии. Это была песня о расставании — не горьком, а светлом. О том, как влюблённые прощаются на рассвете, зная, что встретятся вечером. О том, как мать провожает сына в дальнюю дорогу, благословляя его на подвиги.

Танцующие пары притихли, прижавшись друг к другу. В их объятиях было что-то трогательное — понимание хрупкости момента, желание сохранить его как можно дольше.

Крид закрыл глаза и позволил музыке полностью заполнить сознание. В звуках эрху он услышал свою собственную историю — бесконечные скитания, встречи и расставания, поиски смысла в бессмысленном существовании. Но теперь, под открытым небом, в окружении живых людей, его история звучала не как трагедия, а как баллада.

Печальная, да. Но красивая.

Ветер стих, и на площади воцарилась особая тишина. Даже дети перестали шуметь, заворожённые музыкой. В этой тишине каждая нота звучала особенно ясно, каждый звук имел свой смысл.

— Господин, — снова обратился к Криду Ван Лэюэ, когда мелодия закончилась. — Вы не хотели бы сыграть с нами? У вас лицо человека, который понимает музыку.

— Я не умею играть на ваших инструментах, — ответил Крид.

— А на каких умеете?

Крид задумался. За века жизни он освоил множество инструментов разных народов.

— На лире. Это греческий инструмент, похожий на вашу цитру.

— Интересно! — оживился музыкант. — А можете спеть? Голос — тоже инструмент.

Крид колебался. Он не пел на публике уже несколько столетий. Но что-то в этом вечере, в этих людях, в музыке располагало к открытости.

— Могу попробовать, — согласился он.

Ван Лэюэ радостно махнул рукой остальным музыкантам.

— У нас гость! — объявил он. — Музыкант из далёких западных земель!

Толпа заинтересованно загудела. Крид вышел в центр круга, чувствуя на себе десятки любопытных взглядов. Странно — он командовал армиями, беседовал с императорами, но сейчас волновался больше, чем во время любой битвы.

— Это песня моего народа, — сказал он. — О путешественнике, который ищет дорогу домой.

Он начал петь на древнем кельтском языке. Мелодия была простой, но проникновенной — она рассказывала о моряке, чей корабль разбился о скалы, и который теперь бродит по чужим землям, надеясь найти путь к родным берегам.

Слушатели не понимали слов, но музыка говорила на универсальном языке. В голосе Крида звучала тоска по дому, который он, возможно, никогда не увидит, усталость от бесконечных странствий, и одновременно — надежда на то, что где-то впереди его ждёт покой.

Ветер снова усилился, подхватывая звуки песни и разнося их по ночному городу. Где-то в домах люди останавливались, прислушиваясь к незнакомой мелодии. Где-то старики вспоминали собственную молодость и дальние страны, которые видели в грёзах.

Когда песня закончилась, на площади воцарилась тишина. Потом раздались аплодисменты — не громкие, а какие-то особенно тёплые.

— Красиво, — сказала та самая старушка с внучкой. — Очень печально, но красиво.

— Как жёлтые листочки, — добавила девочка.

Крид улыбнулся ребёнку и снова почувствовал то странное умиротворение, которое приходило к нему в редкие моменты гармонии с миром.

Музыканты заиграли финальную мелодию вечера — что-то лёгкое и радостное, предназначенное для того, чтобы люди расходились по домам в хорошем настроении. Толпа постепенно редела, слушатели кланялись артистам и уходили в ночь.

Крид тоже собрался уходить, но Ван Лэюэ остановил его.

— Спасибо за песню, — сказал музыкант. — Давно не слышал ничего такого... настоящего.

— Спасибо вам за вечер, — ответил Крид. — Я многое понял, слушая вашу музыку.

— Что именно?

Крид задумался, подбирая слова.

— Что красота не зависит от длительности. Ваша песня длится несколько минут, но в ней больше жизни, чем в некоторых веках.

Ван Лэюэ кивнул с пониманием.

— Приходите ещё, — пригласил он. — Мы играем здесь каждый вечер, когда погода хорошая.

— Обязательно, — пообещал Крид.

Он покинул площадь и медленно направился ко дворцу. Ветер сопровождал его, играя полами халата, принося ночные ароматы и звуки засыпающего города. В его душе поселилось странное спокойствие — не решение проблемы бессмертия, но принятие её.

Возможно, смысл был не в том, чтобы искать конец, а в том, чтобы наполнить содержанием то, что есть. Как эти простые музыканты, которые создавали красоту, зная о краткости жизни. Как эти танцующие пары, которые радовались моменту, не думая о завтрашнем дне.

Крид шёл по ночному Лояну, и впервые за много лет чувствовал себя не проклятым бессмертным, а просто человеком, наслаждающимся прекрасным вечером в прекрасном городе.

На следующий день после меланхоличной прогулки по Лояну Крид встретился с Лун Хэем в том же Павильоне Лунного Света. Дракон выглядел слегка расстроенным — вчерашняя неудача в поисках способа снятия бессмертия явно тяготила его не меньше, чем самого Крида.

— Прости, что не смог помочь, — сказал император, наливая чай в тонкие фарфоровые чашки. — Возможно, стоит отправить гонцов в другие страны, поискать знания у персидских магов или индийских мудрецов...

— Не стоит, — покачал головой Крид, удивляя собеседника своим спокойствием. — Вчера вечером я понял кое-что важное.

— Что именно?

— Что секрет не в том, чтобы прекратить существование, а в том, чтобы наполнить его смыслом. — Крид отпил горячего чая, наслаждаясь его тонким ароматом. — И знаешь, что пришло мне в голову? Хочу научить тебя готовить.

Лун Хэй поперхнулся чаем.

— Готовить? Меня? У меня есть сотня лучших поваров империи!

— Именно поэтому ты не умеешь готовить сам, — усмехнулся Крид. — А это большое упущение. Приготовление пищи — одно из самых древних и благородных искусств. Когда готовишь собственными руками, вкладываешь в еду частичку души.

Дракон недоумённо покачал головой.

— Не понимаю, как это поможет с проблемой бессмертия.

— Поможет научиться ценить простые радости, — объяснил Крид. — Процесс создания чего-то красивого и вкусного из простых ингредиентов — это магия более мощная, чем любые заклинания.

— И что ты предлагаешь готовить?

— Блюда моей родины. Северной кухни, которая согревает душу даже в самые холодные зимы.

Лун Хэй задумался. За три тысячи лет существования он попробовал кухню всех известных народов, но скандинавские блюда были ему незнакомы.

— Хорошо, — согласился он. — Но где мы будем готовить? Повара не допустят нас на императорскую кухню.

— А кто сказал, что нам нужна императорская кухня? — улыбнулся Крид. — Лучшая еда готовится не в роскошных залах, а в простых местах, где можно сосредоточиться на процессе.

Через час они стояли в небольшой кухне при садовом павильоне, который Лун Хэй использовал для уединённых размышлений. Помещение было скромным, но хорошо оборудованным — печь из глины и железа, деревянные столы для разделки, набор ножей и посуды.

— Сначала нужны правильные продукты, — объяснял Крид, раскладывая принесённые ингредиенты. — Северная кухня основана на том, что даёт суровая природа — рыба, мясо, корнеплоды, ягоды, травы.

Он достал из корзины куски рыбы, мясо оленя, картофель, лук, морковь, капусту, ягоды можжевельника, укроп и другие травы.