Превратившаяся в фарш кобыла бежала за ган-кэрроджем налегке: Тим не стал загружать седельные сумки упаковками вакцины и сейчас мысленно поблагодарил себя за это.
Лошадь было жаль, но у Книжника были заботы поважнее – самому уцелеть в этой передряге.
Если сани не попадут на дорогу из листов пластика, если следующий взрыв разбросает их импровизированный мост, если осколками покалечит лошадей или они упадут, запутавшись в постромках, то реку не пересечь. Конечно же, можно придумать другой план и найти путь попроще, только для этого надо выжить. А пока – другого плана у Книжника не было.
Слева мелькнула тень, и Тим увидел, как что-то врезалось в лед рядом с упряжкой, но взрыва, как ни странно, не последовало. Зато справа и сзади рвануло сильно, и по спине Книжника забарабанило ледяной крошкой.
И в этот момент сани выскочили на пластиковый «мост». Копыта ударили в листы, прикрывавшие хрупкий тонкий лед, повозка осадила упряжку назад: пластик по пластику скользил хуже, чем по льду. Хоть тонкий слой инея, выпавший за ночь, и помогал, но скорость сразу же упала, а именно скорость должна была сыграть немаловажную роль в осуществлении плана Книжника.
Он хлестнул лошадей – раз и еще раз! Упряжка рванула вперед. Под широкой лыжей ган-кэрроджа что-то треснуло, но они успели проскочить опасное место. Из-под листов, которые только что миновала повозка, плеснуло водой, но лошади уже неслись дальше. Книжник натянул вожжи, направляя кэрродж вправо, и тут же, без колебаний, заложил дугу влево, едва не опрокинувшись во время маневра.
Он все-таки вписался в зигзаг между едва заросшими ледяной кашей полыньями!
Взрыв! Еще один! И еще один!
Разрывы приближались к ган-кэрроджу справа, ложились в линию, которая неизбежно пересекалась с траекторией повозки.
Затормозить – означало через миг попасть в полынью, пробитую минами. Продолжать двигаться – получить прямое попадание.
Времени на выбор у Книжника не оставалось. Он привстал и хлестнул лошадей поперек мокрых спин, оставив на конских крупах кровавый след от удара. Одна из лошадей заржала от боли, запрокидывая голову. Тим увидел косящий на него глаз, безумный, окруженный кровавой склерой, оскаленные крупные зубы, и снова взмахнул вожжами. Казалось, что лошади бегут на пределе, но боль заставила их пойти еще быстрее.
Взрыв – и ледяной фонтан взметнулся вверх, заставив Книжника втянуть голову в плечи. Он увидел, как под копытами упряжки проседает один из последних листов пластика, как вода накрывает его, как начинает проседать зад повозки… Сзади заорал неожиданным басом Бегун. Такой изощренной ругани Тим еще не слышал, хотя за свою жизнь наслышался всякого. Поднимая расходящуюся в сторону волну, сани проскочили пролом вслед за лошадьми, и очень вовремя! Следующий разрыв угодил в открывшуюся полынью. Водяной столб накрыл ган-кэрродж на излете, но и этого хватило, чтобы Бегун и жрица вымокли до нитки.
Повозка летела к противоположному берегу. Тут Книжник дорогу не разведывал и полагался исключительно на удачу. Знакомые ему места располагались едва ли не в двух шагах, и ему удалось невозможное: спасти упряжку, груз, себя и двоих попутчиков, будь они неладны!
Тим радостно заулюлюкал, направляя повозку между двумя ржавыми остовами речных пароходов, вросших в лед в нескольких десятках ярдов от берега…
И в этот момент очередная мина глухо лопнула слева, лед рядом с разрывом пошел трещинами, и эти трещины бросились упряжке наперерез со стремительностью атакующих змей и с треском, напоминающим хруст ломающихся веток.
В этой части Харбора вода была глубока – Книжник мог определить глубину по мертвым, затонувшим возле полуразрушенного пирса кораблям. Насколько глубока? Не сотня футов, но вполне достаточно, чтобы утопить кэрродж с его содержимым.
И лошадей, без которых дальнейший путь становился жестоким испытанием. И упаковки с вакциной, в которой каждая шприц-туба означала спасенную жизнь… И его самого вместе с врагами-союзниками. Лед трещал. До спасительного берега оставалось пару шагов, но трещина уже разверзлась на пути повозки слюнявой пастью голодного вольфодога.
Книжник едва поборол искушение зажмурить глаза и не видеть происходящего.
Упряжка проскочила провал, но импровизированные сани все же зацепили лыжей о задравшийся край льдины, и слепленная на живую нитку конструкция полозьев лопнула, словно скорлупа яйца, брошенного на камни.
Кэрродж подскочил в воздух, едва не выбросив пассажиров и возницу. Завизжала жрица – не испуганно, а яростно зарычала, пытаясь испугать самого Беспощадного. Но лошади уже стучали копытами по твердой подмерзшей земле, и кэрродж катился, вихляя, на чудом уцелевших колесах.
Книжник трясущимися руками направил упряжку вдоль берега, свернул на неширокую тропу, уходившую вглубь порта, между облезлыми скелетами огромных верхаузов. Царившее вокруг запустение обнадеживало, но, несмотря на отсутствие следов жизни, здесь было небезопасно. Отсюда до Стейшена – рукой подать!
И Книжник гнал, гнал, гнал обессилевших лошадей прочь, правил наугад, ориентируясь только по тусклому солнечному диску, поднявшемуся над горизонтом. Он не знал дороги, но с направлением ошибиться не мог.
Миновав несколько кварталов, он наконец-то позволил себе оглянуться.
– Все целы?
– Целы, – отозвался Бегун сквозь зубы. – Почти. Плечо поцарапало только. Я такого никогда не видел… Что это за херь?
– Не знаю, – пожал плечами Книжник. – Кто-то дал им старое оружие… Или нашли… Живы – и ладно! Потом разберемся. Я не буду останавливаться, Бегун. Нам надо отсюда выбираться. Сибилла, ты как?
Жрица махнула рукой – мол, все нормально. Лицо у нее было бледное, как у покойницы, под глазами легла синева. Ей нужен был отдых после пережитого вчера, после бессонной ночи, после этого сумасшедшего утра… Всем нужен был отдых. Даже лошадям.
Книжник сбавил ход, глянул вниз.
Заднее левое колесо могло слететь в любую минуту. Правое переднее тоже не радовало. Вся повозка ходила ходуном и не разваливалась только ввиду природной прочности конструкции.
– Дотянем? – спросил вождь с сомнением в голосе.
Уж в чем в чем Книжник не был уверен, так это в том, что через пару колдобин повозка под ними не рассыплется на составные части, но кто-то должен быть оптимистом!
– Должны, – ответил он как мог уверенно и при этом незаметно покосился на вихляющее колесо. – Но быстро ехать не получится. Сибилла?
Она молча глянула на него из-под челки.
Может, Книжнику и показалось, но она стала еще бледнее, чем минуту назад. Это была даже не бледность – кожа стала землистой, а синева под глазами стремительно превращалась в черные пятна.
– Что с тобой? – Книжник понимал – что-то нехорошее уже случилось, но все еще не догадывался, что именно. – Если будет плохо – скажи. Сразу скажи.
– Мне плохо, – сказала она неожиданно хриплым дрожащим голосом. – Мне очень плохо.
Она попыталась опереться на станину пулемета, но промахнулась и завалилась на бок. Бегун едва успел подставить руку, чтобы жрица не рассадила себе висок об основание турели.
– И-щи-те мес-то, – Сибилла едва выдавила из себя эти слова. – Мес-то! Агрррррх!
Она снова зарычала и сползла с сиденья на пол повозки, опираясь спиной на сумки. Между ее ног появилось мокрое пятно, растущее с каждой секундой.
Бегун выругался, глянул на Книжника свирепо.
– Она рожает, – сообщил Тим.
– Спасибо, что просветил! – рявкнул Бегун. – Нам нужно укрытие!
Он привстал, крутя во все стороны своей облезлой плешивой головой.
– Вот тот верхауз!
Бегун ткнул пальцем в сторону стоящего в глубине квартала здания с частично сохранившейся крышей.
– Глазами не лупай, Червяк, гони! Гони!
Сибилла застонала, запрокидывая голову. У нее была тонкая шея, грязная, исцарапанная, с засохшими сбоку потеками крови.
Гнать – это было смело сказано. Ган-кэрродж едва преодолел двести ярдов, отделяющих его от развалин, в которых они пытались найти убежище, но все-таки преодолел. Повозка въехала в огромное помещение бывших припортовых складов.
Верхауз был построен давно, но добротно. На толстых стенах из красного кирпича до сих пор сохранились стальные конструкции, поддерживающие некое подобие крыши, хоть и прогнившей до дыр, но все-таки защищавшей внутреннее пространство от ветра и осадков.
Здесь царил вечный полумрак.
Лошади заартачились, принялись испуганно перебирать ногами, но Книжник дал им остановиться, только когда повозку стало не видно с улицы. Сибилла стонала, кусала губы, шарила вокруг руками, словно слепая, но больше не кричала. Бегун помог Тиму вытащить ее из повозки, но при этом шипел и ругался не переставая.
– Что будешь делать теперь, Червь? – таким взглядом можно было поджечь кучу хвороста или вскипятить воду, но Книжнику было глубоко плевать на возмущение пленника. – А я говорил тебе, что это проблема! Проблема, понимаешь? Надо было оставить ее в Сити!
– Так… – сказал Книжник, не обращая внимания на злобное шипение бывшего вождя. – Потом поговорим. Сейчас нам нужна вода. Горячая вода.
Он замолчал.
Внутри у него все сжалось от ужаса – он не знал, что делать дальше, только изображал решимость. Понятия не имел, что предпримет, но сохранял лицо перед Бегуном: Книжник всегда все знает!
Он никогда не принимал роды. Он никогда даже не присутствовал при родах. В племени все – от зачатия до деторождения – делалось на виду, но герлы помогали герлам, а тинам и челам нечего было вмешиваться в женские дела.
Книжник что-то слышал, что-то видел, что-то где-то читал, но никогда не наблюдал за тем, что делают герлы с роженицами. При трудностях, если что-то шло не так, звали шамана. Он камлал, бил в бубны, выл и прыгал вокруг, но если что-то шло действительно не так, то роженицу забирал Беспощадный. А еще, наплевав на шаманьи пляски, прихватывал на закуску и бэбика.
Можно надеяться, что у Сибиллы все случится, как надо. Можно только надеяться…