Он позвонил еще, чтобы сказать, что отправляет в Нижний Новгород начальника охраны пансионата. Тот живо меня найдет, нарочито бодро заверил Григорий маму.
Я представил себе Пифа Валерича, этого «Джеймса Бонда в отставке», как я его про себя назвал, после просторного гостиничного холла в маленькой маминой квартире, и квартира показалась мне совсем тесной. «Пускай едет! – тем не менее обрадовался я. – С ним будет гораздо спокойнее, когда выйду из подполья».
Прошел еще день, на душе сделалось теплее. Ждать подмогу из Одессы было куда веселее, чем ждать неизвестно чего, как прежде. Я попросил маму позвонить теще. Сама та вряд ли теперь позвонит. Некрасиво было подслушивать разговор двух бабушек по параллельному аппарату – мало ли куда бывшую тещу понесет? Но приходилось. Мама одернет ее, если что… Даже не представлял себе, насколько мне с первых же слов их разговора станет интересно!
– Ты представляешь, Вера, – затараторила маманя Зинаиды, будто бы забыв о том, что у моей мамы сын пропал, – нашли, кто убил Галину!
– Правда? Кто? – спросила мама печальным голосом, продолжая изображать отрешенность. Фаина Раневская просто – мама моя!
– Соседка, Пелагея. Пепе Длинный Чулок! Так называла ее Галя.
– Как Пелагея? Они же были подруги!
– Такая вот оказалась подруга!.. Нет, она не сама. Сынок ее, бандит. Он в девяностых в братках ходил, а сейчас в каком-то охранном агентстве ошивается. По мне, так это те же бандиты!.. – кипятилась теща. – Вика хватилась, нет кольца Галины. У нее такое кольцо дорогое было, из платины, в стенке хранилось. Ты, может, и видела его. По праздникам Галя его надевала… Вика написала заявление в полицию. Нашли – в ломбарде! Близко, там, у них. И сдала кольцо в ломбард Пелагея! Соседку послала со своим паспортом. Та, правда, все отрицает теперь. У нее ребенок грудной. Ясно, испугалась, затаскают. Посадят еще. А чего бояться? Она же не знала, что кольцо ворованное!.. А у сынка-то Пелагеиного пистолет нашли! Он из пистолета этого пацанов пострелял. Те видели, как он Галину-то столкнул…
Когда мама положила трубку, мы с ней долго смотрели друг на друга. «Это что же, правда, что теща сказала? – гадал я. – Вот так все оказалось просто? Галю Биржу убили из-за какого-то кольца? А мое наследство ни при чем?..»
Сынка Пелагеи я видел несколько раз. Рожа протокольная, ничего не скажешь. Как он узнал мой распорядок дня? Кафе? Спорт? Гараж?.. Слежка? ЧОП свой задействовал?.. Захотелось срочно поговорить с Банниковым. Пора воскресать, решил. Но лучше сначала дождаться Пифа. Будучи выпускником института железнодорожного транспорта, я знал, что не стоит бежать впереди паровоза. Как говорится, береженого бог бережет. Если Пиф Валерич, этот отставной сорвиголова, будет рядом, мне, подумал я, станет спокойнее.
Когда Пиф Валерич, высадившись в Нижнем Новгороде, позвонил из аэропорта моей матери, то просил разрешения побывать у нее и получил согласие. Мама захлопотала с пирогами на кухне, а я уселся в кресло и принялся тупо ждать «Джеймса Бонда в отставке».
– Здравствуйте, Вера Ивановна! – услышал я наконец в прихожей голос, который сразу узнал. – Я и есть Епифан Валерьевич. Будем знакомы.
– Проходите, пожалуйста, – засуетилась мама.
Пиф Валерич появился следом за хозяйкой на пороге гостиной и замер на полуслове, увидев меня. Он улыбнулся и, опустив голову, посмотрел на свои ноги. Будто обнаружил, что ему выдали разные тапочки. Поднял глаза на меня и воскликнул:
– Ну, слава богу! Значит, все не так плохо, как я боялся.
– Бояться есть чего, Епифан Валерьевич! – горячо заговорила моя мама. – Есть, есть! – Она испугалась, что я кинусь возражать. – Тут он мне такие страхи рассказывает! Нет, сам-то все шутит, но мне не до смеха. Кто-то за ним гоняется, подстерегает… Будто на войне.
– Эх, – вздохнул Пиф Валерич, – на войне я бывал, Вера Ивановна. Там страшно, однако ясно, где враг. А в мирной жизни порой не сразу разберешься. Но ничего. Случалось, что и разбирались. Так что и теперь постараемся… Что же, Василий Сергеевич. Будьте добры, доложите обстановку. Гришенька мне кое-что порассказал, но лучше, как говорится, из первых уст. С кем драться будем?
– Вы, наверное, приемчики знаете? – спросил я с улыбкой.
– Два универсальных могу назвать с ходу. – Он тоже улыбнулся, но не мне, а моей маме. – Первый – быстро и далеко убежать. Второй – хорошенько спрятаться.
– Я не сразу понял, что пришло время применить первый прием, – признался я, – поэтому меня несколько раз пытались подкараулить и едва не достали. Не знаю, почему так везло. Надо вот у мамы спросить, быть может, я в рубашке родился или с двумя макушками?.. Второй прием вроде бы удался, раз пока не нашли.
– Расскажите, как вы всех провели?
Я поведал ему про рыбалку.
– Хм, годится, – согласился Пиф Валерич. – Даже если и есть сомнения у кого-то, как их разрешить? Вас нигде нет. Обычно такие вот неожиданные, кажущиеся совсем нелепыми, чтобы кто-то мог срежиссировать, вещи в жизни и случаются. Как говорится, нарочно не придумаешь… Давайте, Василий Сергеевич, посидим, покалякаем, раз уж я к вам приехал. Григория я пожурил за то, что так долго молчал о возникших проблемах. Мне бы раньше подключиться! Ваши проблемы, согласитесь, меня по должности касаются… Пока я ее занимаю, – на всякий случай оговорился он.
Мама приготовила чай, подала только что испеченные пироги. Валерич, попробовав, очень похвалил. Я принялся рассказывать, начав с падения Гали Биржи. Имея в виду, конечно, не ее моральный облик – падения в прямом смысле, с лоджии. Хотя склонности к стяжательству покойной речь тоже коснулась, в меру необходимости.
Поведав все, что мог, я признался Пифу, на что рассчитывал, инсценируя собственную гибель. Если это все-таки Элеонора, она должна проявить себя.
– Каким образом? Объявить свои претензии она смогла бы лишь по истечении срока, после которого вас, пропавшего, признали бы сами знаете кем. Не хочется даже произносить это слово при матери. Умершим!
– Претензии на вступление в наследство – да, – согласился я. – Но разве человек, который готовится это сделать, оставит без внимания хозяйство, каковое в мыслях уже считает своим? Да ни за что! Он немедленно установит за этим хозяйством неусыпный контроль, дабы временные управленцы дров не наломали! Разве не так?
– Значит, вы все-таки подозреваете Элеонору?
– Я пытался выяснить, кто может, так сказать, стоять в очереди за ней. Она ведь нездорова. Просил Гришу…
– Дальше можете не продолжать. Для Гришеньки эту информацию собирал я. Там действительно – никого… Нет, отыскать каких-нибудь наследников, условно говоря, восьмой очереди, можно, но для этого их действительно надо искать. Мы же пытаемся выявить тех, кто мог бы начать свою игру, так?.. Василий Сергеевич, я хорошо знаю дочь Александра Богдановича, она не способна. И, вы ведь сказали, полиция уже поймала того, кто сгубил вашу родственницу? Похоже, это никак не связано с нашим пансионатом, как вы и сами допускали прежде?
– Якобы да. Но, честно скажу, я не поверю в то, что пойманы настоящие преступники, пока лично не поговорю с капитаном Банниковым, который ведет дело. Разве что он меня убедит.
– А почему вы так категорично настроены?
– Тот ночной стрелок, что проник ко мне в квартиру… Конечно, я видел его при слабом освещении от окна, но… Я помню подозреваемого, сына Пепе Длинный Чулок. Фигура похожа, но, как бы выразиться… тяжеловата. Киллер же двигался легко.
– Ну, наверняка вы этого знать не можете, – возразил Пиф Валерич. В критическую минуту и толстяк способен проявить куда больше энергии, нежели обычно.
– Да. Наверное, вы правы, – вынужден был согласиться я. – И все же очень хочу поговорить со следователем.
– Ну, что же. Я пока побуду в Нижнем Новгороде. Если вы не против, я готов сопровождать вас в поездках, – предложил он. – По правде сказать, в Нижнем Новгороде мне делать нечего, кроме как навестить старых друзей, чтобы хлопнуть с ними по стаканчику.
– У вас здесь есть друзья?
– А то как же! – Он хитро подмигнул мне. – Причем не только в моей бывшей конторе, но и, так сказать, у смежников. Так что есть к кому обратиться, в случае чего. Иначе, как бы я зарабатывал себе на хлеб?
– Конечно, я не откажусь от вашей компании, Епифан Валерьевич.
Банников поперхнулся, услышав мой голос в телефонной трубке. Значит, спектакль удался. Он согласился принять меня немедленно, пообещав выписать пропуск. Оставив своего одесского гостя в машине, я вошел в полицейское управление. Здание как здание. В коридорах – люди как люди. «Никому нет до тебя дела, – думал я, ища нужный кабинет. – Даже и не скажешь, что дело тут же появится, дай только повод. Суд да дело».
Осмотрев меня с головы до ног, Банников хмыкнул:
– Я видел утопленников, которые выглядели гораздо хуже, чем вы… Ну и что это был за розыгрыш, Василий Сергеевич?
– О чем вы, Игорь Вениаминович? Не понимаю, отчего поднялся такой переполох вокруг моей скромной персоны. Все искать бросились… Был на рыбалке, захотел попить чайку, пошел за термосом к машине, потерял фонарь. Без него возвращаться ночью на лед не решился. Думал съездить за новым – машина не завелась. Я на нее обиделся и ушел пешком.
– Правда? – Банников прищурился. По моему тону он прекрасно видел, что я и не рассчитываю, что мне поверят. – И где вы были все это время?
– Ушел в загул, – доверительно сообщил я, понизив голос. – Как холостяк холостяку.
– Перестаньте, Василий Сергеевич, – добродушно пожурил меня следователь. – Это была ваша индивидуальная программа по защите свидетеля, то есть себя, как я сейчас понимаю, не так ли?
– Вы ведь меня не защищали… Но теперь, как я слышал, бояться больше нечего? Преступники пойманы?
Банников тяжело вздохнул:
– Пойманы, пойманы.
– Так и думал! – воскликнул я.
– Что?
– У вас нет уверенности, что это сделали Пелагея и ее сынок, правда?