– Для меня – основное, – согласился Мариус. – Ты можешь выбрать и что-то другое.
Он отложил приглашение, которое не выпускал из рук, будто боялся, что оно исчезнет, и совсем другим тоном заметил:
– Тебе в любом случае придется выходить замуж. Так почему бы и не здесь, когда это может принести нам состояние? Да и Терезе будет не так скучно, если ты останешься в Марголине.
– Я не собираюсь здесь оставаться, – отчеканила я.
– Ты можешь и передумать, – усмехнулся Мариус и потребовал: – Присмотрись к виеру. Лучшей партии для тебя все равно пока нет. Дядя одобрит – я все ему объясню.
– Ты все так хорошо придумал, – зло усмехнулась я. – А самого виера ты не забыл спросить? Вдруг он не разделяет твоих взглядов на свое будущее?
– Он не будет против, – заверил кузен, будто знал что-то, неизвестное мне.
И я первый раз в жизни хлопнула дверью. С размаху. Так, что стены дрогнули, а с верхней полки в коридоре упала ваза. Разбилась вдребезги, как и мои глупые мечты о праве на собственный выбор судьбы.
На следующий день я сказалась больной и отказалась покидать свою комнату. Сидела, кусая губы и глядя на улицу, где уже вовсю резвились бабочки. Чтобы хоть немного отвлечься, написала письмо Ринталь. Пусть у меня и не было хороших новостей, решила дать подруге понять, что помню и работаю над ее проблемой. Перечитала, зачеркнула половину и, скомкав бумагу, бросила в ящик стола.
А в наш дом приносили цветы. Крупные, дорогие букеты, которые стоили целое состояние. Но у меня не было ни сил, ни желания продолжать свое некогда успешное цветочное дело. Кузина, чувствуя свою вину, тоже не заикалась, лишь молча приходила, ставила очередной подарок в вазу и уходила. А я… терпела пару минут, чтобы в следующий миг обнаружить себя с карточкой в руках.
Виер сожалел о моем недомогании, извинялся за недостаточно плотный купол и надеялся на скорую встречу. Будто не знал, что кузен уже внес ее в расписание, и даже окажись я при смерти – не поскупился бы на целителя, лишь бы мы пришли в требуемом составе на личную аудиенцию.
И это злило. Так сильно, что от переживаний разболелась голова. И недомогание из повода остаться в комнате превратилось в непреложную истину. А еще – меня потянуло наружу. На улицу, под палящее солнце, навстречу доставщику букетов и… их отправителю. Почему-то я знала, что виер где-то рядом. И желание увидеть его становилось тем сильнее, чем больше времени я оставалась в комнате.
– Мне нужно на воздух, – огорошила я Лираен, поднимавшуюся ко мне с подносом. Девушка отступила к стенке, не делая и попытки меня остановить, но потом, поставив ношу на пол, бросилась со всех ног к виере Джалиет.
Компаньонка перехватила меня уже у ограды. Ей хватило одного взгляда на меня, чтобы посторониться и открыть калитку.
– Идемте, – заявила она и, поджав губы, за руку потащила меня куда-то. И ни слова про перчатки или неподобающий внешний вид.
Далеко идти не пришлось. Из невысокого дома в конце улицы выскочил очередной доставщик с букетом. Мелькнула знакомая уже карточка с золотым вензелем на обратной стороне. Я отвлеклась, с тоской поняв, что не смогу тут же прочитать новое послание, а виера Джалиет уже ввинчивалась в дом, игнорируя недовольную охрану. Последней было столько, будто в здании временно обосновался минимум советник лиера, а не наш сосед.
– Виер нас примет, – ни секунды не сомневаясь, заявила моя компаньонка, переходя на марголинский, а мне вдруг стало стыдно за неуместный визит. – Ларин, тебе легче? – с тревогой спросила она, заметив, что я отступила на шаг в тщетной попытке спрятаться за нее.
Сейчас, стоя на крыльце чужого дома, я осознала, что так и не сменила домашнее платье на парадное, да и вообще вышла на улицу в тапочках.
– Давайте вернемся, – проговорила я, скользя взглядом по окрестностям и мучительно краснея от количества людей, увидевших меня в неподобающем виде. А их хватало. На одном только крыльце, скрестив на груди руки, стояло трое стражей, одному из которых не посчастливилось стать собеседником моей компаньонки.
– Мы должны увидеть виера, – строго сказала она стражу и, не найдя в его глазах понимания, вздохнула: – Ауру ее посмотри, дубина.
Страж замер, прикрыв глаза, и отступил в сторону. Его спутники тоже отдалились, синхронно повторив за начальником.
– Приношу извинения…
Дослушать мне не удалось. То ли виеру АльТерни надоел шум, то ли он просто решил прогуляться, но мужчина оказался на крыльце ровно в тот момент, когда страж начал извиняться. Последний, увидев начальника, поменялся в лице, побледнел и чуть не упал на колени, перехватив острый взгляд патрона.
Даже мне, которой достался лишь отголосок раздражения виера, стало не по себе.
– Мы пойдем, – пробормотала я поспешно, но виера Джалиет продолжала крепко удерживать мое запястье.
– Ларин было плохо, – обвиняюще заявила компаньонка и сердито покосилась на стража. – А он не хотел нас пускать.
– Леди Ларин следует пускать в любое время, когда бы и куда она ни пришла, – распорядился виер, бросив холодный взгляд на бледного подчиненного. Моргнул, избавляясь от раздражения, и уже спокойнее предложил, глядя только на меня:
– Ларин, вы присоединитесь ко мне за, – виер взглянул на часы, – ужином.
И я хотела было отказаться, но виера Джалиет опередила:
– С огромным удовольствием составим вам компанию.
И она каким-то неуловимым движением оказалась у меня за спиной, подталкивая к ожидавшему и протянувшему мне руку виеру.
– Но… – Я предприняла последнюю попытку достучаться и до виера, и до его неожиданной союзницы: оглядела себя и чуть задрала подол, чтобы тапочки не ускользнули от чужого внимания.
Вот только виер и бровью не повел.
– Вы выглядите чудесно, – заметил он. И в его голосе не было ни следа фальши или неодобрения.
– Ларин? – Компаньонка настойчиво подтолкнула меня вперед, но я стояла на месте. Потому она наклонилась и шепнула на ухо: – Так нужно, девочка. Поверь.
И я вложила свои пальцы в ладонь виеру, заторможенно кивнула компаньонке и побрела туда, куда ведут.
Сознание было в каком-то тумане. С губ сорвался вздох облегчения, хотя ничего подобного я испытывать не могла. Но… присутствие рядом виера, его пальцы, не отпускавшие мои, дарили спокойствие. Напряжение, сковывавшее меня, жар, чуть не лишивший разума, сошли на нет. Мне просто было хорошо. И, когда он разжал пальцы, отстраняясь, чтобы отодвинуть для меня стул, все внутри запротестовало, а сердце жалобно сжалось, будто от предательства. Пропустило удар и… вновь зашлось в радостном беге, стоило мужчине сесть рядом и накрыть мою ладонь своей.
И виера Джалиет молчала, будто это не было нарушением всех возможных приличий. Будто ничего предосудительного в таком тесном соседстве незамужней вьеры и мужчины не было.
– Майлис, – позвал виер, не делая и попытки подняться, – распорядись об ужине. И сообщи господину Загресси, что его кузина с компаньонкой оказали нам честь.
– Будет исполнено, – шепнул ветер, и больше ничто не выдало пребывание в столовой невидимого стража.
– Вам понравились цветы? – ласково уточнил виер, сжимая мою ладошку. Ту, что не была сжата в кулак.
– Очень, – прошептала я в ответ, чувствуя, как по телу прокатывает волна тепла и становится жарко. Не как от лихорадки, но жарко. И внизу живота начало тянуть, хотя до «тех» дней было еще далеко.
– Я пришлю еще, – пообещал виер. – Назовите свои любимые – и утром их вам доставят.
– Васильки… – помедлив, все же призналась я. По сравнению с теми букетами, что заполонили мою комнату, васильки были галькой среди алмазов. И мне даже стало стыдно за свое признание, за то, что отдаю предпочтение невзрачным цветам, которые любой мог собрать в поле, когда виер столько потратил на пышные гортензии, пионы, розы и лилии. – Они красивые. И полезные, – попыталась я вступиться за любимые цветы.
– Они вам нравятся. Этого достаточно, чтобы и я посчитал их достойнейшими цветами, – заверил он.
Я взглянула на него с осуждением, ожидая увидеть в глазах насмешку, но собеседник был предельно серьезен. Будто мысленно оформлял заказ и подсчитывал количество позиций. По крайней мере, такое же выражение на лице мне доводилось видеть у нашего управляющего после разговора с моим отцом.
– Спасибо, – тихо поблагодарила я и шепотом, чтобы виера Джалиет не услышала, призналась: – Я хотела вас увидеть.
– Я готов отдать вам все свое время, – заметил собеседник и, подавшись вперед, так, что я чувствовала его дыхание на своей коже, спросил: – Почему вы отказались от прогулки?
Я замялась. Врать ему в глаза было выше моих сил, признаться, что подозреваю его в алчности – значило обидеть… И я отвела взгляд, выбирая самый простой и глупый вариант: промолчать.
– Всему виной мое приглашение? – предположил он, поняв, что я давать подсказок не стану. Но, кажется, на моем лице что-то промелькнуло, потому что, нащупав твердую почву для своих гипотез, он продолжил: – Опротиветь я вам не успел, значит… дело в ваших спутниках?
Я нахмурилась и с осуждением взглянула на собеседника.
– В моих спутниках?
Я обреченно вздохнула.
– Все-таки во мне?
– Не совсем. – Я старалась на него не смотреть. Я не хотела ему признаваться. Только не ему.
Но виер вынуждал. Целенаправленно, четко, как-то привычно загоняя меня в угол, когда промолчать – значит обидеть сильнее, чем сказать постыдную правду.
– Я боюсь ошибиться. Боюсь, что всему виной моя наивная глупость, что все это – придуманная мной сказка, красивые декорации, туманящие взгляд. А вы – актер, от которого невозможно отвести взгляд, не влюбиться в которого не под силу! – выпалила я и закрыла глаза, не зная, как пережить реакцию на свое унизительное откровение.
– Я счастлив, – казалось, спустя вечность произнес собеседник. – И буду еще счастливее, если вы не станете закрывать глаза. Поверьте, в моих вы не увидите ничего, что может ранить вашу гордость.