Ипполит. Значит, вы, дяденька, и сами обманываете и желаете, чтоб вас обманывали? Жаль, поздно сказали. Но я был совсем на других правилах и по тому самому считаю за вами, по крайности, тысяч пятнадцать.
Ахов. Считай больше, считай больше, уж все одно. Двух грошей медных я тебе, милый, не дам. Что я за дурак!
Ипполит. За всю мою службу мне от вас такой результат?
Ахов. Это что еще за слово дурацкое! Ты меня словами не удивишь!
Ипполит. Я не словами, я вам делом докажу, сколь много я против вас благороднее. (Подает Ахову деньги.)
Ахов. Ты это по векселям получил?
Ипполит. По векселям-с.
Ахов. Какое же тут твое благородство, коли это твоя обязанность?
Ипполит. Ваша обязанность мне за службу заплатить, а вы не платите, все одно и я на тех же правах. Деньги под сокрытие, а вам доложить, что потерял их, пьяный…
Ахов. Об двух ты головах, что ли?
Ипполит. Дело обмозговано, страшного нет-с. Даже, может, с адвокатами совет был. Действуй, говорят, оправим. Но не беспокойтесь, я сейчас рассудил, что не ко времени мне деньги. Потому, все тлен. Мне уж теперь от вас ничего не нужно; будете силой навязывать, так не возьму. Во мне теперь одна отчаянность действует. Был человек, и вдруг стала земля… значит, на что же деньги? Их с собой туда не возьмешь.
Ахов. Это правда, что не возьмешь. Только, ежели тебя связать теперь, так я полагаю, что дело будет вернее.
Ипполит. Теперича уж поздно меня вязать.
Ахов. Нет, я думаю, самое время.
Ипполит. Ошибетесь.
Ахов. Неужели? А что же ты сделаешь?
Ипполит(вынимает из кармана нож). А вот сейчас – раз! (Показывает на свою шею.) Чик – и земля.
Ахов(в испуге). Что ты делаешь, мошенник! Что ты, что ты! (Топает на одном месте ногами.)
Ипполит. Глаза закроются навек, и сердце биться перестанет.
Ахов. Вот я тебя! Вот я тебя! (Топает.)
Ипполит. Чем вы меня, дяденька, испугать можете, коли я сам своей жизни не рад. Умерла моя надежда, и скончалася любовь – значит, всему конец. Ха-ха-ха! Я теперича жизнь свою жертвую, чтобы только люди знали, сколь вы тиран для своих родных.
Ахов. А вот я людей кликну, да за полицией пошлю.
Ипполит. Невозможно. Потому, ежели вы с места тронетесь или хоть одно слово, я сейчас – чик, и конец.
Ахов. Что же ты со мной делаешь, разбойник? Ипполит, послушай! Послушай ты меня: поди разгуляйся, авось тебя ветром обдует. (Про себя.) С двора-то его сбыть, а там режься, сколько душе угодно!
Ипполит. Нет, дяденька, эти шутки надо вам оставить; у нас с вами всурьез пошло.
Ахов. Всурьез?
Ипполит. Всурьез.
Ахов. Ну, а коли всурьез, так давай и говорить сурьезно. А я думал, ты шутишь.
Ипполит. Стало быть, мне не до шуток, когда булат дрожит в моей руке.
Ахов. Что ж тебе от меня нужно?
Ипполит. Разочтите, как следует.
Ахов. Как следует? Мало ли, что тебе следует? Ты говори толком.
Ипполит. Вот и весь будет толк! (Вынимает из кармана бумагу.) Подпишите!
Ахов. Что ж это за бумага? К чему это?
Ипполит. Аттестат.
Ахов. Какой такой аттестат?
Ипполит. А вот: что, живши я у вас в приказчиках, дело знал в точности, вел себя честно и благородно даже сверх границ.
Ахов. Все это тут и прописано?
Ипполит. Все и прописано. Жалованья получал две тысячи в год.
Ахов. Это когда же?
Ипполит. Так только, для видимости. Ежели я к другому месту…
Ахов. Да? Людей обманывать? Ну, пущай. Ничего – можно.
Ипполит. И по окончании, за свое усердие, выше меры, награждение получил пятнадцать тысяч…
Ахов. Тоже для видимости?
Ипполит. Нет, уж это в подлинности.
Ахов. Да что в подлинности-то? Рублев пятьсот, чай, за глаза?
Ипполит. Все полным числом-с.
Ахов. Нет, уж это, брат, шалишь!
Ипполит. Ежели вы опять за свою политику, так ведь вот он! (Показывает нож.) Сейчас – чик, и конец!
Ахов. Да что ты все – чик да чик! Наладил!
Ипполит. Отчаянность!
Ахов. Тысячу рублей – и шабаш! Давай подпишу.
Ипполит. Ежели мне моя жизнь не мила, так разве от тысячи рублей она мне приятней станет? Мне жить тошно, я вам докладывал: мне теперь, чтоб опять в настоящие чувства прийти, меньше пятнадцати тысяч взять никак невозможно; потому мне надо будет себя всяческими манерами веселить.
Ахов. Ну, грех пополам! Давай руку!
Ипполит. Давайте пятнадцать тысяч без гривенника, и то не возьму.
Ахов. Этакую силу денег? За что?
Ипполит. За десять лет. Чужому бы больше заплатили.
Ахов. Само собой, что больше, да не вдруг. А вдруг-то жалко. Пойми! Пойми!
Ипполит. Извините, дяденька! Я теперь не в себе, понимать ничего не могу.
Ахов. Ну, возьми половину, а остальные завтра. Жаль мне вдруг-то. Понял?
Ипполит. Я вам говорю, что понимать ничего я не в состоянии, значит, пожалуйте все сейчас!
Ахов. Ну, что с тобой делать! Давай бумагу!
Ипполит подает бумагу. Ахов подписывает.
Бери деньги! Да только ты чувствуй это! (Отсчитывает из денег, принесенных Ипполитом.)
Ипполит(берет деньги и бумагу). Покорно вас благодарю.
Ахов. Благодари хорошенько!
Ипполит. Чувствительнейше вам благодарен.
Ахов. Поклонись в ноги, братец!
Ипполит. Это уж зачем же-с?
Ахов. Сделай милость поклонись, потешь старика! Ведь ты мне какую обиду, какую болезнь-то сделал! А поклонишься, все мне легче будет.
Ипполит. За свое кланяться, где же это видано.
Ахов. Ну, я тебя прошу, сделай ты мне это почтение! Авось у тебя спина-то не переломится?
Ипполит. Нет, право, дяденька, что-то стал чувствовать; к погоде, что ли, лом стоит, никак не согнешься.
Ахов. Разбойник ты, разбойник! Врешь ведь ты! Тебе ж хуже; не кланяйся родным-то, так и счастья не будет ни в чем.
Ипполит. Ну, уж мой грех, на себя и плакаться буду.
Ахов. Будешь, будешь. Мне твоя эта непокорность тяжелей, чем эти самые пятнадцать тысяч.
Ипполит. Что ж делать, дяденька, я и сам не рад, да не могу-с, потому к погоде, что ли…
Ахов. Ну, скажи ты мне теперь, на что тебе эти деньги. Ведь прахом пойдут, промотаешь.
Ипполит. Оченно много ошиблись, я жениться хочу.
Ахов. Дело недурное; только ведь хорошую за тебя не отдадут. Разве по мне? Что дядя у тебя знаменит везде…
Ипполит. Надо думать, что по вас.
Ахов. Где же ты присвататься думаешь?
Ипполит. Чтоб далеко не ходить, тут, по соседству-с.
Ахов. Да тут, по соседству, нет.
Ипполит. Ежели поискать хорошенько, так найдется. Вот Круглова Агничка… Но сколь мила девушка!
Ахов. Ах ты, обезьяна! Ты у кого спросился-то?
Ипполит. Что мне спрашивать, коли я сам по себе.
Ахов. Да она-то не сама по себе. Ах ты, обезьяна.
Входит Феона.
Явление четвертое
Ахов, Ипполит, Феона.
Ахов. Ну, что?
Феона. Приняли, благодарить приказали.
Ахов. Рады, небось?
Феона. Еще бы! Ведь денег стоит. Придешь, так, гляди-ка, как благодарить станут. Агничка так и скачет, как коза.
Ипполит(Феоне). Зачем же это они такой моцион делают-с?
Феона. Запрыгаешь, как Ермил Зотыч подарок ей тысяч в пять отвалил.
Ипполит. Ежели только они пошли на деньги, нет слов, я убит.
Ахов(Феоне). Подай шляпу!
Феона(подавая шляпу). Ты не убит, а поврежденный в уме.
Ахов(Ипполиту). Бери шапку, пойдем! Я тебе всю твою глупость, какова она есть, как на ладони покажу.
Ипполит. Дяденька! Но куда вы меня ведете?
Ахов. К Кругловой.
Ипполит. Это значит, на лютую казню. Лучше расказните меня здесь; но не страмите.
Ахов(берет его за руку). Нет, пойдем, пойдем!
Все уходят.
Сцена четвертая
Лица
Круглова.
Агния.
Ахов.
Ипполит.
Маланья.
Декорация первой сцены.
Явление первое
Круглова, Агния (выходят из другой комнаты).
Круглова. Однако дело-то до большого дошло. Вот он какими кушами бросает; тут уж не шуткой пахнет.
Агния. Думать долго некогда, надо решать сейчас.
Круглова. Легко сказать: решать! Ведь это на всю жизнь. А ну, мы этот случай пропустим, а вперед тебе счастья не выйдет; ведь мне тогда терзаться-то, мне от людей покоры-то слышать. Говорят, не в деньгах счастье. Ох, да правда ли? Что-то и без денег-то мало счастливых видно. А и то подумаешь: как мне тебя на муку-то отдать? Другая бы, может, еще и поусумнилась: «может, дескать, ей за ним и хорошо будет, – может, он с молодой женой и переменится». А у меня уж такого сумнения нет, уж я наперед буду знать, что на верную тебя муку отдаю. Как же нам быть-то, Агничка?
Агния. Почем я знаю! Что я на свете видела!
Круглова. Да ведь твое дело-то. Что тебе сердчишко-то говорит?
Агния. Что наше сердчишко-то! На что оно годится? На шалости. А тут дело вековое, тут либо счастье, либо горе на всю жизнь. У меня, как перед бедой перед какой, я не знаю, куда сердце-то и спряталось, где его и искать-то теперь. Нет, маменька! Ви